Творческое наследие Э.Т.А. Гофмана

 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

     Творческое  наследие Э.Т.А. Гофмана.

     Биография Гофмана.

     Эрнст Теодор Вингельм Гофман, в последствии  сменивший третье из данных ему при крещении имен на Амадей – в честь своего любимого композитора Моцарта, родился 24 января 1776 года в Кенигсберге (Восточная Пруссия), в семье адвоката. Родители разошлись, когда мальчику было два года, мать вернулась в дом своих родных, и отныне Гофман воспитывался в семье дяди, педантичного, сухого, законопослушного чиновника.

     Отзвуки гнетущей атмосферы, в которой проходили  детские годы будущего писателя, явственно  слышались в его позднем романе «Житейские воззрения кота Мура»  и некоторых новеллах. Именно здесь юный Гофман впервые ощутил скованность и ограниченный практицизм бюргерского сознания и на всю жизнь проникся ненавистью к его носителям – немецким филистерам. Единственной отдушиной в этом замкнутом, безрадостном мире, лишенном ласки и внимания к душевной жизни ребенка, были занятия музыкой у местного органиста и уроки рисования. Они дали толчок развитию разносторонних дарований подростка. В дальнейшем Гофман самостоятельно достиг высокого профессионального уровня в музыке и рисовании, которым он мечтал посвятить себя, еще не помышляя о литературе.

     По  окончании школы, в 1792 году, Гофман поступил на юридический факультет университета – выбор был предопределен  семейной традицией: все его родственники были юристами. Кенигсбергский университет находился в ту пору в зените своей славы – там уже более трех десятилетий читал лекции Иммануил Кант, оказавший решающее влияние на философскую мысль эпохи. Однако Гофман пренебрег возможностью посещать лекции знаменитого профессора и впоследствии не раз иронизировал над его благоговейными почитателями. Его гораздо больше влекло искусство; позднее, когда в нем пробудился интерес к философии, это была уже совсем другая философия – романтическая, во многом противостоявшая кантовской.

     После короткого пребывания в г. Глогау в Силезии Гофман получил назначение в Берлинский апелляционный суд. Службу и подготовку к сдаче последнего университетского экзамена он ухитрился совмещать с музыкальным творчеством и занятиями живописью. В 1800 году, после сдачи экзаменов Гофман был назначен асессором верховного суда в Познань. И здесь раздвоение между занятиями любимым искусством и томительными формальными служебными обязанностями – оно стало уделом всей жизни Гофмана и темой многих его произведений.

     Музыкальные его сочинения имели успех, исполнялись в концертах и на сцене. Но занятия рисованием обернулись серьезными служебными неприятностями. Его карикатуры на окружающих мещан без промаха разили в цель, не щадя никого, от убийственной насмешки не защищали ни важный чин, ни большая звезда на груди. Порой ему приходилось горько расплачиваться за эти злые шаржи. Однажды его угораздило распространять на бале-маскараде в 1802 году остросатирические карикатуры на высоких должностных лиц. В наказание непочтительный рисовальщик вместо ожидаемого повышения по службе был переведен в захолустный городишко Плоцк, где атмосфера и уклад жизни были еще более замкнутыми и провинциальными, чем в Познани. В Плоцк Гофман уехал семейным человеком – незадолго до того он неожиданно женился на дочери отставного писаря Михалине Тцщиньской, которая до конца дней оставалась верной и непритязательной спутницей его жизни, делила с ним нужду, лишения и разочарования, терпеливо сносила его причуды, странности, психические изломы, романтические любовные увлечения.

     В 1804 году судьба, казалось бы, улыбнулась Гофману – он был переведен  в чине государственного советника  в Варшаву – крупный культурный центр, где перед ним открылись  широкие возможности театральной  и музыкальной деятельности. Он пишет  зингшпили, симфоническую и камерную музыку, становится одним из основателей «Музыкального общества», дирижирует в концертах произведениями Моцарта, Глюка, Гайдна. Появилась и среда общения, отвечающая его духовным запросам, - профессиональные музыканты и самоотверженные любители, поначалу совмещавшие, подобно Гофману, искусство со службой, потом целиком посвятившие себя музыке. Именно в эту пору Гофман впервые знакомится, благодаря своему другу и будущему первому биографу Эдуарду Хитцигу, с творчеством ранних немецких романтиков – Новалиса, Тика, Шпегеля, Шеллинга. Интерес к их философии и художественным принципам многое определил в его последующем литературном творчестве.

     Осенью 1806 года, после разгрома прусской армии  в сражениях под Йеной и  Ауэрштедтом, войска Наполеона вступили в Варшаву. У Гофмана был выбор – присягнуть Наполеону или немедленно покинуть Варшаву. Он выбрал второе и отправился в Берлин.

     Положение деклассированного художника, изгоя  в «порядочном обществе», предельно  обострило его критическую оценку духовной атмосферы Берлина. Мнимый, показной интерес к искусству, низведенному до уровня примитивного «десерта» к светскому чаепитию, унижение подлинной музыки и музыканта, превращенного не то в шута, не то в лакея, проходит красной нитью во многих его произведениях, особенно в романе «Житейские воззрения кота Мурра» и в «Крейслериане». Автобиографический характер этих страниц не вызывает сомнений. Гофман мечется в поисках работы, помещает объявления в газетах и наконец весной 1808 года получает приглашение на должность капельмейстера в Бамберг.

     Старинный южно-немецкий город, бывшая епископская  резиденция, сохранившая множество  памятников средневекового зодчества, издавна был очагом и музыкальной культуры. Для ранних романтиков Бамберг стал воплощением романтического идеала искусства и своеобразным местом паломничества. Гофман обрел здесь столь необходимую ему известность целиком отдаться искусству.

     Здесь же началась литературная деятельность Гофмана: в 1809 году была напечатана его  первая новелла «Кавалер Глюк», за ней последовал ряд статей и эссе. Бамбергские годы ознаменовались еще одним переживанием, оставившим глубокий след в жизни и творчестве Гофмана, - любовью к его ученице Юлии Марк. Юная девушка, бравшая у него уроки музыки и пения, стала для него воплощением идеальной романтической «любви художника», прекрасной и недосягаемой мечты. Эту тему и сам образ Юлии он запечатлел во многих произведениях. Финал этой любви, заранее обреченной на неудачу, был вполне тривиальным – семья выдала Юлию замуж за состоятельного гамбургского коммерсанта, ничтожного, грубого и отталкивающего человека. Гофман снова, на этот раз с болезненной остротой, ощутил трагическую несовместимость романтического идеала и реальной жизни с ее низменным и циничным прагматизмом. Весной 1813 года Гофман принял решение покинуть Бамберг и занять должность директора оперной труппы в Лейпциге и Дрездене. Тогда же он заключил договор с издателем Кунцем на свою первую книгу «Фантазии в манере Калло».

     В 1814 году он вынужден вернуться в  Берлин. В столицу он привез партитуру своей оперы «Ундина» на текст романтической сказки Фридриха де ла Мот Фуке (она была с большим успехом поставлена в 1816 году в Берлинской опере). Здесь в этот последний, короткий отрезок его жизни и развернулось интенсивное литературное творчество Гофмана. Одна за другой выходят книги «Фантазии в манере Калло» (1814), роман «Эликсиры сатаны» (1815 – 1816), «Ночные рассказы» (1817), «Серапиновы братья» (1819 – 1821), сатирическая сказка «Крошка Цахес по прозванию Циккобер» (1819), роман «Житейские воззрения кота Мурра» (1821), сказка «Повелитель блох» (1822).

     Все предшествующие годы непринятие окружающего общества выливалось у Гофмана в форме сатирического, гротескного изображения филистеров, чиновников, карикатурных карликовых княжеских дворов. В 1819 году произошло его прямое столкновение с машиной прусского полицейского государства. Его смелая и непримиримая борьба с шефом полиции фон Катпцем получила отражение в один из эпизодов сказки «Повелитель блох». Отпечатанные листы этой книги были конфискованы по распоряжению правительства, а против автора возбуждено судебное преследование. Гофман, в ту пору уже тяжело больной, был подвергнут допросу. От неминуемого строгого наказания его избавила смерть. Он умер 25 июня 1822 года.

     Романтизм Гофмана.

     В литературном процессе своего времени  Гофман выступил как наследник немецкого  романтизма.

     Мир представлялся романтикам бесконечным и неисчерпаемым во времени и пространстве, текучим и свободным от временных границ, отделяющих живое от неживого. Идея бесконечного отождествлялась с представлением о божественном начале, разлитом в мире и присущем человеку. В отличие от гейдельбергских романтиков высокое и низкое, идеальное и земное не противостоят у Гофмана друг другу как бесконечно далекие полюса, а тесно сплетаются в реальной жизни, порою – в личности одного и того же человека. Герои живут в разных измерениях пространства и времени, незаметно переходя из одного в другое, принадлежат сегодняшнему повседневному быту и легенде. И весь мир вокруг представлен как противоречие добра и зла, и в центре этой борьбы оказывается главный гофмановский герой – не защищенный внешним благополучием, тянущийся к духовному началу, к искусству, к романтической мечте. Действительность предстает в фантастическом обличье, которое может украшать, облагораживать её – и тут же искажать до отвращения, оборачиваться обманчивой иллюзией и разочарованием. Фантастика, пронизывающая почти все новеллы Гофмана, выполняет разные функции – она гротеск заостряет картину действительной жизни, не гримасы и диссонансы, но она же создает и утопический идеальный сказочный мир, последнее прибежище романтического мечтателя.

     Устами  многих своих персонажей Гофмана  на разные годы варьирует мысль: нет  ничего более невероятного, фантастичного, чем то, что ежедневно совершается в реальной жизни. Самая необузданная фантазия не в силах угнаться за действительными событиями, отношениями и причудливыми характерами окружающих нас людей. В его новеллах перед нами проходит вереница чудаков-безобидных и зловещих, исполненных юмора и осененных мрачной тайной. Причудливость, необычность, странности поведения гофмановских героев особенно ясно выступают на фоне унылой заурядности благонадежных и исполнительных чиновников, профессорских и купеческих дочек, всей этой стихии торжествующего и преуспевающего филистерства, ежеминутно готовой захлестнуть романтического героя, соблазнить его обманчивой видимостью примитивного благополучия.

     Германия  и Италия в новеллах Гофмана.

     Берлин  как место действия многих новелл Гофмана неизбежно нас приводит к более общему вопросу о художественном пространстве, в котором развертываются судьбы его персонажей. Оно очень различно по масштабам, по смысловому и художественному наполнению: от тесной почтовой кареты, на короткое время сблизившей героев, до величественной панорамы с холма приморского города, от светского салона или филистерского клуба с заранее запрограммированным поведением его посетителей до мрачных сводов католического храма, от винного погребка с его причудливыми завсегдатаями до сурового северного ландшафта в окрестностях горного рудника.

     Нередко это пространство предстает в  виде двух контрастных планов, графически удаленных друг от друга, двух культурно-психологических  зон – Германии и Италии.

     Как и у других немецких романтиков, прозаически будничной, замкнутой атмосфере немецкого захолустья противостоит у Гофмана Италия – обетованная земля художников и музыкантов, театральной буффонады и карнавальных масок. Но при ближайшем рассмотрении оказывается, что далеко не всегда эта страна и ее обитатели оправдывают привычные романтические иллюзии. Италия у Гофмана – это не только родина Рафаэля и Веронезе, Сальватора Розы и столь любимого им венецианца Карло Гоцци с его фантастическими комедиями-сказками. Она же и родина графа Калиостро, чьё имя не раз всплывает на страницах гофмановских рассказов с неизменной неприязнью или иронией. Это совсем другая Италия, она таит в себе тревожное, зловещее начало, губительное для наивных немецких чудаков, вроде недотепы Эразма Спикера («Приключения в Новогоднюю ночь»), или мятущегося художника Бертольда («Церковь иезуитов в Г.»), или экзальтированного мечтателя Натанаэля («Песочный человек»).

     Эти два культурных пространства – Германия и Италия – обычно выступают в  новеллах, где центральной темой  является искусство и художник. Для  гофмановских живописцев Италия – неизбывная мечта, надежда пройти высокую школу, достичь подлинного мастерства.

     Если  судьба живописца так или иначе  связывается с Италией, то истинной страной музыки выступает у Гофмана  Германия. Музыкант – любимый герой, пронизанный автобиографическими  чертами, окутан немецкой действительностью, связан с ней нерасторжимыми трагическими узами. Но полностью эта тема раскрывается в самом значительном, итоговом произведении Гофмана – романе «Житейские воззрения кота Мурра». Здесь тесно сплетаются главные темы гофмановского творчества: музыка как священное таинство, как воплощение бесконечности духа и трагический диссонанс романтической мечты и реальной действительности.

     Тема  двойника

     Одним из преломлений гофмановского двоемирия  является тема двойника. Она вспыхивает как мимолетный этюд ночной фантасмагории  в «Выборе невесты», проходит как устойчивый (биологически обоснованный) сюжетно-композиционный мотив в романе «Эликсиры сатаны». Порою Гофман играет мотивом иллюзорного «двойничества», которое оборачивается крушением романтической мечты. Так, в новелле «Артуров двор» перед нами проходит целая цепочка двойников: старик и юный паж на картине и та же пара в реальной жизни; паж как предполагаемый двойник прекрасной Фелициты (на картине и в жизни); молодая итальянка как двойник Фелициты, в конце концов действительно занимающая ее место в душе героя.