Истоки художественного творения М. Хайдеггера

 Но важно  отметить, что сохранение зрителя  и искусствоведа принципиально  отличны. «Как только тот самый прорыв в небывалую огромность улавливается и гасится привычным восприятием и разборчивым вкусом, вокруг творения уже скапливаются суета и предприимчивость художественной жизни. И тогда даже самая тщательная забота о сохранности творений и научные попытки заново освоить их и овладеть ими уже не достигают самого бытия творения творением, но достигают лишь воспоминания о нем.» Объект творения снова превращается в объект анализа, в вещь. И мы снова приходим к дихотомии, которую мы освещали выше, разрывая тем самым ткань смысла и восприятия. То есть можно сказать, что наивный, но готовый воспринимать зритель для художественного творения лучше, чем человек посвятивший себя изучению искусства. Когда искусство становится наукой, оно теряет свое главное предназначение. «В силу того, что вовнутрь творения полагается набросок несокрытости сущего, бросающейся нам в глаза, все обычное и бывалое становится, через посредство творения, не-сущим. Все же не-сущее утрачивает тем самым способность даровать и хранить бытие как мера. […] Действенность творения не состоит в каком-либо воздействии. Она покоится в совершающемся изнутри самого творения преобразовании несокрытости сущего, а это значит — в преобразовании несокрытости бытия». Когда несокрытость заканчивается, а в случае с искусствоведом именно это и происходит, потому как любой этап воздействия на него объекта художественного творчества он может ОБЪЯСНИТЬ, объект умирает в зрителе.

 Заключение.

 Известный исследователь  творчества М. Хайдеггера Р. Сафрански пишет о том, что данная работа является последовательно утверждающей основные постулаты метафизики М. Хайдеггера на объекты действительности. В качестве примера воспользуемся следующей цитатой: «… он описывает на  примере  картины Ван  Гога, изображающей  стоптанные  башмаки […], как искусству удается  представлять  вещи  таким образом,  что  они перестают  быть чем-то "привычным и безразличным"». Далее он продолжает свою мысль следующим образом: «Искусство не  отображает,  а делает видимым. Все  то, что присутствует в конкретном творении, соединяется в собственный мир, который остается прозрачным для мира в целом, но так, что при  этом  сохраняет  свою  доступность  для  восприятия и миротворящий  акт искусства как таковой».

 Сам М. Хайдеггер говорил в лекционном курсе "Введение в метафизику" в 1935  году: «каждая  вещь  -  дерево, гора,  дом, птичий крик - совершенно  утратит свою  нейтральность и привычность».

 По окончании  анализа работы М. Хайдеггера автор получил новый толчок к развитию собственных мыслей о природе искусства. Можно сказать, что сама по себе интерпретация философского текста есть попытка сделать его вещью и тем самым отдалить от себя на уровне рационального. В этом теряется глубина прозрения и яркость непосредственного восприятия, то есть иными словами текст становится для нас изделием, а не актом творчества.

 Завершить это  эссе и каким-то образом резюмировать последнюю мысль я хотела бы словами самого М. Хайдеггера о воздействии на зрителя уже упомянутой в тексте картины Ван Гога: «Мы обрели дельность изделия. Но как мы обрели ее? Не в описании и объяснении наличного изделия, не в отчете о процессе его изготовления и не в наблюдении над тем, как тут и там действительно применяют это изделие, башмаки, — нет, мы обрели эту дельность изделия, оказавшись перед картиной Ван Гога.»