Истоки художественного творения М. Хайдеггера

Санкт-Петербургский  Государственный Университет

Факультет Психологии 
 
 
 
 
 

Эссе

по предмету «Эстетика» 
 

Тема:

«Истоки художественного  творения»

М. Хайдеггера 
 
 

Выполнил:

Студентка III курса вечернего отделения

. 
 
 
 
 
 
 

Санкт-Петербург

2007

 

 О сложных  вещах можно писать двумя способами: сложно и просто. М. Хайдеггер писал сложно. Интерпретация текста М. Хайдеггера, которую проведу сейчас я, это попытка сказать о том же самом – но проще.

 Еще на первом курсе преподаватель, читавший нам курс философии, сказал, что любой пересказ философского текста искажает мысль иногда до неузнаваемости. Диалоги Платона – это только отражение мысли Сократа, домысленная и переформатированная идея.

 Это значит, что эта работа отражает только ту кроху мысли, которую уловила  я из сложнейших построений М. Хайдеггера – да и ту искажает самим фактом пересказа.

 Мартин Хайдеггер  несомненно один из величайших философов 20 в. Его прозрения в различных  областях философии придали импульс  всему дальнейшему развитию современной  философии. В какой-то мере все современные течения, от феноменологии до герменевтики, от постмодернизма Лиотара до экзистенциализма Бодрияра берут свой исток в работах именно этого философа. Одной из основных сложностей при описании и интерпретации М. Хайдеггера является то, что его практически невозможно ввести ни в один из известных философских дискурсов. 

 Исток художественного  творения – как кажется мне  – сам по себе не только философский текст, но художественное творение. Его смысл не только и не столько в содержании. Каждое использованное слово стоит на своем месте, живет и светится. И общий смысл этого произведения не только в том содержании, которое можно попытаться пересказать.

 Для начала надо разъяснить, что такое Sein (Бытийствование), Seiende (Сущее) и Dasein (Пребывание) и как они соотносятся – это центр философской системы М. Хайдеггера от понимания этих объектов и интерпретации их зависит и понимание всех его текстов в целом. 

  Изначально, до становления христианства, не было дихотомическая пара «душа  – тело» представляло собой более сложное образование, в виде треугольника: 

       душа     тело 
 
 
 
 
 
 

             дух  

 По мнению М. Хайдеггера, в самом западном мышлении, базирующемся на уже указанной дихотомии, была утрачена «Вещность» мира и сам объект искусства потерял нечто присущее ему изначально.

  «Привычно считать, что определение вещности вещи как субстанции с акциденциями соответствует нашему естественному взгляду на вещи. Неудивительно, что к такой привычной точке зрения на вещь примерилось и обычное отношение к вещам, а именно обращение к вещам и говорение о вещах.»

 С этого момента  за «называнием» вещи перестает стоять отношение к ней. «И однако, возможно, все то, что мы сейчас и в подобных случаях именуем чувством или настроением, гораздо разумнее, то есть внятливее, и притом более открыто бытию, чем всякий разум, который, превратившись меж тем в ratio, претерпел свое лжеистолкование.»

 М. Хайдеггер приводит три способа определения вещности: как носитель признаков, как единство известного многообразия ощущений  и как сформированное вещество. Эти три понимания ложатся в его схему обозначенную выше, как Sein, Seiende и Dasein. «Если первое истолкование совершенно отстраняет вещь от нас, отставляет слишком далеко в сторону, то второе истолкование слишком близко придвигает ее к нам. В обоих случаях вещь исчезает.»

 По всем трем способам понимания М. Хайдеггер показывает различие между изделием и художественным творением. Хотя последнее и несет в себе некоторую «дельность» творения, но вместе с тем в его исток глубже. «У дельности изделия более глубокое происхождение. У вещества и формы и у различия и того и другого более глубокий исток».

 М. Хайдеггер говорит об изделии как о более тяготеющем к «земному», в противовес «мирнОму». К обсуждению этого противопоставления мы обратимся ниже.

 «В художественном творении истина сущего полагает себя в творение». И далее в тексте: «…в творении речь идет не о воспроизведении какого-либо отдельного наличного сущего, а о воспроизведении всеобщей сущности вещей.» А значит, что за воссозданием в художественном творении воссоздаются не сами вещи как объекты, как изделие, а то что стоит за этими вещами, то что мы обозначили в треугольнике как «дух».

 Под истиной  М. Хайдеггер понимает иррациональность стоящую за вещами. При чем под иррациональностью он имеет ввиду не «не-рациональность», как отказ от логоса, постоянное кивание в сторону ир-рационального, этого уродливого порождения неосмысленной рациональности». Рациональность, то есть анализ и синтез мира, на основе наших о нем представлений есть способ научного понимания мира, в то время как искусство в философской системе М. Хайдеггера противопоставляется науке. «Обыденное понятие о вещи подходит всегда и подходит ко всякой вещи. И однако, схватывая вещь, оно не постигает ее в ее бытийственности, а застигает ее врасплох.» Далее по тексту: «Наука же, напротив, не есть изначальное совершение истины, но каждый раз есть разрабатывание уже разверстой области истины, а именно разрабатывание ее путем постижения и обоснования всего правильного как правильного возможного и правильного необходимого, что появляется в округе истины.» 

 На понимании  вещи как сформированного вещества необходимо остановиться подробнее. В какой-то мере создание из формы и вещества творения означает отказ от вещности изделия и отказ от проявления в нем изначальной иррациональности, стоящей за вещью. Но при этом в отличие от воссоздания конкретного изделия объект получившийся в итоге не подавляет свой материал, свои исток, но использует его для того, чтобы обнаружить просвет в вещной ткани мира.

 В изделии  главное его полезность, его применимость. Материал, использованный для изделия, должен максимально соответствовать  служебным задачам изделия: «вещество тем лучше и тем более пригодно, чем беспрепятственнее исчезает оно в дельности изделия». Главным для изделия остается «служебность». Материя и форма должны быть незаметны. «Изделие, будучи определено служебностью и пригодностью, само принимает в услужение вещество, из которого состоит.»

 Материал, используемый для создания изделия тратится. Он него ожидаюсь, что он будет хорошо и качественно служить, сделает ведь более полезной, применимой и долговременной. Материал использованный для художественного творения напротив, подчеркивается творением и подчеркивает творение. Важно, что использована именно эта материя, в ней реализуется ее возможность, potencia.

 Снова обращаемся к греческому языку: творение и ремесло  обозначается одним словом «τέχνη». Но греческое «τέχνη» не обозначает ремесла, и тем более не имеет отношения к «техническому» в нашем понимании. Наиболее близкий перевод – «ведЕние», то есть «про-изведение на свет некоего сущего в том смысле, что нечто пребывающее как таковое выносится из закрытости в несокрытость его вида, выгляда».

 В художественном творении – наоборот: «вещество не исчезает, но как раз впервые входит в разверстые просторы мира этого творения».

 Об истине

 Что такое  истина? Сейчас это слово используется в смысле «подлинное, настоящее». В  переводе с греческого истина означает несокрытость сущего. Сокрытость сущего есть притворство знания. «У нас никогда нет уверенности, показывает ли себя сущее или притворяет. Напротив, просветление и совершается как некое двоякое сокрытие и сотворение… несокрытость сущего есть совершение». Здесь философия М. Хайдеггера делает качественный скачек от рационального понимания действительности к внерациональному, ибо истина существует только в просветах между известными нам пластами Бытия. Мы привыкли воспринимать в разнице понятий «истина – не-истина» обоснование для рационализации мира. Разгадывая загадку мира, мы все более отделяем ее от разгадки. Противопоставляя эти два понятия, как чисто механический субъект и объект противостоят друг другу. В то время как в метафизике М. Хайдеггера истина – это не свойство сущего или суждений.

 Человек живет  в мире, который он не может познать  в целом. Любое полученное знание не прочно, приблизительно. Сущность мира скрыта от понимания человека. «Однако совершается и нечто иное — над сущим и поверх сущего, но не в сторону от него, а предшествуя ему. Посреди сущего в целом бытийствует открытое место. Это просвет.»

 И только в  нем происходит для человека познание сущего.

 «Мир бытийствует, и в своем бытийствовании он бытийнее всего того осязаемого и внятного, что мы принимаем за родное себе. Мир никогда не бывает предметом, который стоит перед нами, который мы можем созерцать. Мир есть то непредметное, чему мы подвластны, доколе круговращения рождения и смерти, благословения и проклятия отторгают нас вовнутрь бытия.»

 Мир – это  не то, что мы можем знать, или  чувствовать. Мы – не зрители, а участники. И все в мире оказывает на нас  влияние, даже если мы не в состоянии  отследить это влияние. «Мир — это и не воображаемая рамка, добавляемая к сумме всего наличествующего». Мир существует помимо нас и помимо нашей воли. Sein мира лишь в какой-то мере может быть понято и принято наукой. В то время как искусство и объект искусства, хотя Sein в нем присутствует из-за его вещности, обращает и блюдет Dasein – пребывание в мире смыслов и идей большего, чем логика.

 У автора эссе возникает такое впечатление, что человечество, раз за разом создает себе кумиров – идеалы, и обязательно недостижимые. Когда главным в понимании человека был дух – человечество создало себе богов. Когда во главу поставили логику, новым кумиром стал компьютер – как совершенная логическая машина. Этими переходами меняется полюс, с которого мир оценивается и познается.

 В диалектике мира и земли рождается спор. «Творение, восставляя мир и составляя землю, учреждает этот спор». Подобно Гегелю, М. Хайдеггер основывает свою систему на противостоянии: «Мир и земля сущностно отличны друг от друга и, однако, никогда не разделены. Мир основывает себя на земле, а земля пронизывает мир своим воздыманием в нем. Но сопряженность мира и земли отнюдь не прозябает в пустом единстве противоположностей, которым нет дела друг до друга.» В существовании этого спора в его процессе и Бытии находятся те самые просветы, которые М. Хайдеггер считал необходимым для появления и проявлении искусства.

 Истина в  споре, как доказано еще Сократом, состоит в неверии в правоту  ни одной из сторон.

 Есть две  точки зрения: что истина существует изначально, в Платоновском смысле. Но нам не дано ее понять в мире вещей  и объектов. Вторая заключается в  том, что истина существует только в противоборстве мнений, в их борьбе и противоположности. Это опять же приводит нас к мысли, что истина недостижима. Достижимо лишь приближение к ней, всегда не окончательное. Сам М. Хайдеггер говорит: «Истина бытийствует только как спор между просветлением и затворением».

 Если мы допустим правильность мнения М. Хайдеггера и остановимся на второй точке зрения, уйдя от идеализма Платона, то мы никак не можем избежать разговора о воспринимающем произведение искусства, о зрителе.

 Само по себе художественное творение является лишь одним из объектов действительности и его Sein ничем не отличает его от других объектов. Только его содержание, игра его смыслов и его приближение к зрителю и его «открытость – закрытость» ему позволяет существовать ему как объекту искусства. «Чем более одиноко творение, стоящее в себе самом и упроченное в своем облике, чем полнее это творение разрешает, кажется, все свои связи с людьми, тем проще выступает в разверстость непременное побуждение к бытию такого творения, тем существеннее раздвигается этим побуждением небывалая громадность и тем существеннее опрокидывается толчком этого побуждения все казавшееся до сих пор привычно-«бывалым»». Его эстетическая ценность определяется тем, на сколько явно оно приводит зрителя к разрыву между миром и землей, посвящая его в сущность спора.

 Творение  отстоит от мира, пребывает в своем  одиночестве до появления зрителя. И в этой его непричастности миру и рождается эстетика. Именно эту  точку зрения высказывал Л.С. Выготский, который с М. Хайдеггером не был знаком и стоял на совершенно противоположных философских и эстетических позициях.

 Художественному творению необходим зритель –  человек, чья картина мира отстоит  так или иначе от той, что представлена созидающим художественный акт. Только в этом случае может быть порожден спор. «И если творение вообще не может быть, не будучи созданным, и если оно существенно нуждается в своих создателях, то созданное равным образом не может стать сущим, если не будет охраняющих его».

 Зритель, какой бы оценки он не придерживался при наблюдении художественного творения, участвует в этом акте не менее его автора. Он как бы воссоздает свою картину мира, пользуясь при этом наблюдаемым им актом другого человека и находясь с ним в диалоге. «… В своем экзистировании человек не выходит изнутри наружу — уже сама сущность экзистирования есть открытое наружу, обнаруживающееся, стояние внутри сущностного расторжения всего, как это присуще просветлению сущего».

 В наблюдении художественного произведения мы видим разрыв, который возникает на месте несовпадения картин мира зрителя и творения. «… Чем чище само творение отрешено вовнутрь разверзаемой им самим разверстости сущего, тем с большей простотой вдвигает оно нас в эту разверстость, исторгая нас из обычного. И только затаенность неторопливого пребывания позволяет созданному впервые стать творением, таким, каково оно». Изменение картины мира наблюдателя в психологии, и в какой-то мере в психоанализе, называется инсайтом. Инсайт ведет к осознанию, осознание к выбору, выбор к изменению. «И тронуться, тронуться с места, будучи послушным этому выдвиганию и исторжению, значит преобразовать все обычные связи и отношения к миру и земле и впредь оставлять про себя все свои привычные дела и оценки, чтобы спокойно пребывать внутри истины, совершающейся в творении.»