Искусство и любовь

Искусство и любовь

    Любовь  всегда была и есть главная тема искусства. И это вполне понятно. Здесь сходятся все нити человеческой жизни, все эмоции; через любовь человек соприкасается с будущим, с вечностью, с расой, к которой он принадлежит, со всем прошлым человечества и со всей его грядущей судьбой. В соприкосновении полов, в их влечении друг к другу лежит великая тайна жизни, тайна творчества. Отношение скрытой стороны жизни к явной, то есть проявление реальной жизни в нашей, кажущейся, особенно ярко вырисовывается в этой вечно трактуемой, вечно разбираемой и обсуждаемой — и вечно непонимаемой области, именно в отношениях полов. Обыкновенно отношения мужчин и женщин рассматривают как необходимость, вытекающую из необходимости продолжения человеческого рода на земле. Рождение — вот raison d’etre любви с религиозной, моральной и научной точки зрения. Но в действительности творчество заключается не в одном только продолжении жизни, а прежде всего и больше всего в творчестве идей. Любовь является огромной силой, производящей идеи, будящей творческую способность человека.

    Когда сольются две силы, заключающиеся  в любви — сила жизни и сила идеи,— человечество сознательно  пойдет «к своим высшим судьбам».

    Пока  только искусство чувствует это.

    Все, что говорится о любви «реалистически», всегда грубо и плоско.

    Ни  в чем так резко не проявляется  различие глубокого «оккультного»  понимания жизни и поверхностного «позитивного», как в вопросе  о любви. В ряду других вопросов современности  у нас есть ужасный «половой вопрос». Это вопрос целиком из быта двухмерных существ, живущих на плоскости и  движущихся по двум направлениям —  производства и потребления. Для  людей существует вопрос о любви.

    Любовь  — это индивидуализированное чувство, направленное на определенный объект, на одну женщину или на одного мужчину. Другая или другой не могут заменить любимого.

    «Половое  чувство» — это не индивидуализированное  чувство, тут годится всякий более  или менее подходящий мужчина, всякая более или менее молодая женщина. Любовь — орудие познания, она сближает людей, открывает перед одним  человеком душу другого, дает возможность  заглянуть в душу природы, почувствовать  действие космических сил.

    Любовь  — это признак породы.

    Она проявляется уже у животных в  тех породах, где действует отбор, у диких хищных животных, у кровных  лошадей, у породистых собак. У людей  любовь — это орудие совершенствования  расы. Когда из поколения в поколение  люди любят, то есть ищут красоты, чувства, взаимности, то они вырабатывают тип, ищущий любви и способный на любовь, тип эволюционирующий, восходящий.

    Когда из поколения в поколение люди сходятся, как попало, без любви, без красоты, без чувства, без  взаимности— или по соображениям, посторонним любви, из расчета, из экономических выгод, в интересах «дела» или «хозяйства», то они теряют инстинкт любви, инстинкт отбора. Вместо «любви» у них вырабатывается «половое чувство», безразличное и не служащее отбору, не только не сохраняющее и не улучшающее породу, но, наоборот, теряющее ее. Тип мельчает, физически и нравственно вырождается. Любовь — орудие отбора.

    «Половое  чувство» — орудие вырождения.

    Различие  «вопроса о любви», как его берет искусство, и «полового вопроса», как его берет современная реалистическая литература, показывает различие двух пониманий жизни. Одно идет по поверхности, по видимому миру и видит только человеческую жизнь, другое проникает вглубь, в тайники чувства, и ощущает биение пульса какой-то другой, большой жизни.

    Ни  в чем так ярко не проявляется  различие разных миропонимании и  их отношения к миру скрытого, как  именно в отношении к «любви». Для позитивизма, для материализма любовь— это «половое чувство», «факт» и его прямые последствия. Любовь— это физическое явление, которое описывается в учебниках физиологии.

    Для дуалистического спиритуализма  любовь — это власть тела над  духом. Поэтому религии и моральные  системы, основанные на дуалистическом противопоставлении материи и духа как двух враждебных элементов, считают  любовь как созидательницу материи  врагом духа и ее гонят и стараются, насколько можно, низвести и унизить.

    Для монистического идеализма любовь —  именно то, чем она рисуется искусству, т. е. психологическое явление, в  котором приходят в действие и  звучат все самые тонкие струны души, в котором, как в фокусе, собираются и проявляются все высшие силы человеческой души. Это их испытание, их экзамен и орудие их эволюции. В то же время именно этой стороной жизни человек соприкасается  с чем-то большим, часть чего он составляет.

    Мы  ясно видим тут три противоположные  тенденции.— Возвеличение любви, возведение ее на пьедестал, обожествление, превращение  в культ; эту тенденцию мы видим  в светлых, «языческих» религиях древности и в искусстве всех эпох.— И затем другую, которая видит в любви предмет для статического изучения, «род производства и потребления», «физическую потребность», которая должна «удовлетворяться».— И третью, которая видит в любви грех, «похоть», нечто такое, на что нужно стараться не смотреть, о чем нужно стараться не думать— и если допускать по человеческой слабости, то в силу необходимости и из снисхождения к человеческому несовершенству.

    Странным  образом самый материалистический взгляд на любовь, видящий в любви  только «факт», «сношение» и его  прямые последствия, в сущности, сходится со взглядами нравственных реформаторов и моралистов, видящих в любви один только грех и соблазн, которого чем меньше, тем лучше. Это вполне понятно. Истинно монистические религии, как, например, греческие мифы, не были враждебны любви.

    Вся разница вытекает из дуалистического  или монистического миропонимания. Искусство всегда было монистическим, и поэтому оно всегда было язычеством в глазах дуалистических религий, видящих  в жизни борьбу духа с материей, и фантастикой в глазах материализма, видящего в жизни только физическое явление и не видящего — психического.

    Если  мы возьмем вопрос даже строго научно, в обычном смысле этого слова, только без предвзятых ограничений, мы увидим в нем много нового, того, чего обыкновенно мы не замечаем.

    Для науки, изучающей жизнь со стороны, цель любви заключается вся в  продолжении человеческого рода на земле. В интересах этого продолжения рода в человечество вложена сила, влекущая два пола друг к другу. Но, говоря это, наука хорошо знает, что этой силы больше, чем нужно. Здесь именно лежит ключ к пониманию истинной сущности любви даже для позитивного взгляда.

    Этой  силы больше, чем нужно. Бесконечно больше. В действительности для целей  продолжения рода утилизируется  только малая дробь процента силы любви, вложенной в человечество. Куда же идет главное количество силы? — Мы знаем, что ничто не может  исчезнуть. Если энергия есть, она  должна во что-нибудь перейти. И если только ничтожная дробь энергии  идет на созидание будущего путем  рождения, то остальная часть должна тоже идти на созидание будущего, но другим путем. Мы знаем в физическом мире много примеров, когда прямая функция вещи выполняется ничтожной  частью затрачиваемой энергии, а  большая часть энергии тратится как будто напрасно.— Возьмем  обыкновенную свечу. Она должна давать свет. Но, в сущности, она дает гораздо  больше тепла, чем света. Это печка, приспособленная для освещения. Но для того чтобы давать свет, она  должна гореть. Горение- -необходимое условие получения света от свечки. Нельзя горение откинуть. На первый взгляд кажется, что тепло от свечки тратится непроизводительно, но, когда мы подумаем о том, что именно благодаря развитию тепла получается свет, мы начинаем видеть необходимость горения, необходимость траты большей части энергии. То же самое в любви. Мы говорим, что только ничтожная часть энергии любви идет в потомство; большая часть как будто тратится в настоящем самими отцами и матерями на их личное наслаждение. Но это иллюзия. Во-первых, без этой личной траты не могло бы быть главного. Только благодаря этим, на первый взгляд, побочным результатам любви, благодаря всему этому вихрю эмоций, чувств, волнений, желаний, идей — благодаря красоте, которую она создает, любовь может выполнять свою прямую функцию. А во-вторых, эта энергия совсем не тратится, а переходит в другие виды энергии, служащие тому же потомству, переходит в «инстинкты» и в «идеи».

    Мы  видим во всей живой природе, что  любовь является огромной силой, возбуждающей творческую деятельность по всем направлениям.

    Весной, с первым пробуждением любовных эмоций, птицы начинают вить гнезда. Птенцов  еще нет. И намека на них еще  нет. А для них уже готовятся  «дома». Любовь возбудила жажду действия. «Инстинкт» управляет этой жаждой —  поэтому она целесообразна. При  первом пробуждении любви началась работа. И одно и то же желание  создает новое поколение и  те условия, в которых родится  новое поколение. Одно и то же желание  будит творчество по всем направлениям, сводит пары для рождения нового поколения  и пробуждает личное творчество в  тех единицах, через которых оно  действует для первой цели.

    То  же самое мы видим в людях. Любовь — это творческая сила. Все творчество человечества вытекает из любви. Всякое творчество непременно является делом  двух полов, сознательным или бессознательным. Одна сторона этого факта нам  хорошо известна. Мы знаем, что женщина  одна не может иметь детей. Нужна  творческая сила мужчины. Нужно оплодотворение. Это мы знаем. Но мы не знаем, что  вся творческая деятельность мужчины  идет от женщины. Как с внешней, физической стороны —- для целей рождения детей— мужчина оплодотворяет женщину, прививает к ней зачаток новой жизни, так с внутренней, духовной стороны женщина оплодотворяет мужчину, прививает к нему зачаток новых идей.

    В одной книжке по «половому вопросу», которая обратила на себя внимание в Германии и скоро должна выйти  в русском переводе, одна немецкая писательница признает область деятельности женщины совсем другой, чем область  деятельности мужчины, признает, что  «женщина не осушила ни одного болота, не написала ни одной картины, о которой  стоило бы говорить»,—и требует для женщины «права иметь детей», отнятого цивилизацией. Это довольно обычный взгляд.

    Но  что, если женщина осушила все  болота, которые когда-либо были осушены, написала все картины, о которых  стоит говорить? Конечно, никто не будет отнимать у женщины права  иметь детей. Но зачем отнимать у  нее роль в творчестве мужчины? Ведь мужчина работает для женщины, ради женщины и под влиянием женщины. И женщина проявляет себя в  его творчестве.

    Все идейное, все интуитивное творчество человечества является результатом  энергии, возникающей из эмоций любви. Идейное творчество мужчины идет от женщины. Идейное творчество женщины  идет от мужчины. Без этого обмена эмоций творчество невозможно. Возможно только «воспитание чужих детей». Под «идейным творчеством» я подразумеваю всякое творчество, в котором создается  или осуществляется идея. Творчество палеолитического человека, делающего  себе каменный топор, было идейным творчеством, и за этим творчеством непременно стояла женщина. Chercher la femme! Этот принцип нужно применять не только к раскрытию преступлений, а ко всей нашей культуре, созданной мужчиной — следовательно, женщиной. В творчестве каждой эпохи можно найти след влияния женщины данной эпохи. История культуры — это «история любви».

    Мужчина и женщина должны дополнять друг друга и взаимно возбуждать друг друга идейно, образуя вместе «гармонического» человека, могущего творить жизнь. Поэтому  с психологической точки зрения гармонический брак будет только такой, где обе стороны будут  действовать одна на другую оплодотворяющим  образом, повторяя в масштабе личной жизни действие одной на другую двух половин человеческого рода. И  очень может быть, что этот гармонический  брак и существует только между полами, взятыми в целом, прикрывая и  оправдывая своей гармонией дисгармонию, вероятно неизбежную между людьми или  возможную только в отдельные  моменты.

    Мужчина стремится к женщине, не думая  о детях, он ищет наслаждения или  бежит от одиночества. Во всяком случае, он ищет чего-то для себя. И женщина  тоже ищет «счастья» для себя. Дети являются как бы сами по себе. Точно  так же идеи, которые возбуждает женщина. Она рождает в мужчине  идеи, но это совсем не значит, что  она что-нибудь сознательно дает или хочет дать. Она тоже может  искать только личного наслаждения, брать мужчину для себя, для  своего желания, для своего ощущения и этим самым давать жизнь новым  идеям. И может совсем ничего не искать, даже не знать, не видеть мужчины, пройти мимо него, и не заметить его, и одним  своим существованием оплодотворить  его фантазию на всю жизнь. Бесконечно разнообразны здесь способы оплодотворения духа. Иногда для этого нужно наслаждение, вся красота любви. Иногда нужно  страдание, острое и глубокое, проникающее до самых глубин души. Иногда нужно преступление, иногда — отречение, жертва.

    Иногда  достаточно силуэта в окне. Одной  линии фигуры или одного случайного взгляда, которым обмениваются незнакомые встречные. Поэзия знает это. Она  знает ценность и того, что было, и того, чего не было в любви.

    Если  рождение детей есть свет, идущий от любви, то этот свет идет от большого огня. И в этом непрестанном огне, в  котором горит все человечество и весь мир, вырабатываются, утончаются все силы человеческого духа и  гения.

    Аскетические  тенденции наложили очень тяжелый  отпечаток на наше отношение к  любви и к морали. Мы не можем  представить себе неаскетической морали.—  Или полное отсутствие всякой морали, или мораль, враждебно относящаяся  к жизни. В действительности, конечно, эта самая скверная ложь, какой  обманывали человечество. Мораль, враждебная жизни, видит в любви один дым. Но мы даже из физики знаем, что дым  есть результат неполного сгорания. Огонь, в котором горит человечество,—  это огонь жизни, огонь вечного  обновления. Моралисты же с удовольствием загасили бы этот огонь, с которым они не знают, что делать, который нарушает порядок в их вселенной и которого они боятся, чувствуя его силу и власть. И они дуют на него, не понимая, что это начало всего. Божество, которому поклонялись древние народы в лице Солнца и его лучей и в лице Огня, Поэтому только искусство может говорить о любви