Автор: Пользователь скрыл имя, 12 Декабря 2012 в 20:48, творческая работа
Картина «Обійми» австрійського живописця і графіка Егона Шіле є яскравим представником епохи експресіонізму. Саме експресіонізм став реакцією на катаклізми світового масштабу початку ХХ ст., передаючи переживання та емоції, дегуманізацію суспільства, знеособлення в ньому людини.
Картина «Обійми» австрійського живописця і графіка Егона Шіле є яскравим представником епохи експресіонізму. Саме експресіонізм став реакцією на катаклізми світового масштабу початку ХХ ст., передаючи переживання та емоції, дегуманізацію суспільства, знеособлення в ньому людини. Стиль експресіонізму – це відображення загостреного суб'єктивного світобачення через гіпертрофоване авторське «Я».
Шіле створює свій власний стиль, зосереджуючись майже виключно на контурі. Особливо виразні були декоративні обриси тіл в його численних «ню». Надзвичайна нервовість кожного мазка його картин викликала сильні емоції у глядача, і дивитися їх завжди досить складно.
Шіле створив і свій ідеал краси – краса потворного. Він зображував людей вивернутими, відкритими для болю і страждань, скрученими всередині, зламаними зовні. Він вважав що найвища краса проявляється на межі життя та смерті. А хвороби, дистрофія, бідність і страждання загострюють відчуття цінності життя і краси.
Проте, зовсім іншою постає його робота 1917 р. (написана за рік перед смертю) «Обійми» або «Коханці ІІ». Шіле зобразив оголених чоловіка і жінку в момент обіймів. Тіла, з’єднуючись, ніби перетворюються один в одне, зливаються в єдине. За цю роботу Шіле звинувачували в порнографії, проте тут помітна лише трепетна ніжність, на відміну від його попередніх робіт.
Шіле, малюючи тіла, звертав погляд перш за все не на фізичні, а на фізіологічні, духовні і емоційні аспекти. Тіла на картині використовуються з метою передати емоції. Дуже виразні, зокрема, руки: вони передають глибокі почуття героїв, психологічний стан.
Тіла в «Обіймах» коряві, що складаються суцільно з кісток і сухожиль. Шіле представляє їх на білому пом’ятому простирадлі, що надає цій картині особливого вираження – відокремлення від решти світу. В «Коханцях ІІ» художника не хвилює зовнішність тіл, – йому цікава лише глибина їх взаємин, що знаходиться на межі життя і смерті.
Хоча перед нами неприкрашена реальність з двох деформованих тіл, стає очевидним, що це картина не про секс, а про любов, про два нещасних втрачених створіння, що знайшли укриття в обіймах один одного.
Темна маса волосся дівчини зливається з волоссям її коханця, і це перетворюється в дуже зворушливий символ їх союзу.
Міністерство освіти і науки, молоді та спорту України
Національний університет “Острозька академія”
Гуманітарний факультет
Кафедра культурології та філософії
«Обійми (Коханці ІІ)» Егона Шіле
Острог, 2012
Психология. – 2003. – №1(43). – С.15-18.
Окружающий
мир постоянно являет нам события,
которые с упорством
С такой точки зрения сюжет фильма «Бойцовский клуб» («Fight club») является аллюзией на события, произошедшие в Нью-Йорке в памятный сентябрьский день 2001 года. Только аллюзия предвосхитила события. Падающие небоскрёбы в кадрах телевизионного репортажа и художественного фильма поражают своей синхронностью и одной сюжетной линией постановки.
Совсем не хочется уподобиться кинокритику и с цейсовской точностью рассматривать художественные достоинства и недостатки работы режиссёра, сценаристов, актёров и прочих причастных к появлению этого шедевра. Будем анализировать увиденное как своеобразный этнографический отчёт о жизни современного американца, да и западного человека вообще.
Первый вопрос, который начинает вас мучить где-то после первой трети фильма – как это Голливуд снял ТАКОЙ фильм. Фильм, в котором клерк автомобильной компании, одинокий, страдающий человек, превращается в руководителя террористического подполья, действующего на всей территории США. Непонятно, как нужно относиться к антисоциальным (именно таковым, а не антиправительственным или антигосударственным) действиям участников проекта «Разгром», начиная от мелкого хулиганства («а что он вытворял с грибным соусом!»), разгрома кафе, и заканчивая взрывами небоскрёбов. Непонятно, почему нагнетается впечатление, что любые революционные или радикальные действия вообще неизбежно должны иметь профашистский облик1. То ли чтобы запугать обывателя (по принципу «лекарство хуже болезни») и отвратить его даже от молчаливого одобрения того или иного радикализма, то ли чтобы спровоцировать (в реальности) такие антисоциальные действия, которые без труда могут быть пресечены карательными органами государства. То ли и то, и другое вместе.
Итак, начнём с начала, то есть с Рассказчика. Против чего протестует этот человек? Против тупой бюрократии, против одиночества, против утраты себя. Протест этот протекает не на рафинированном уровне психоаналитического триллера. Отнюдь. Именно разум выступает разъединяющим элементом, который пытаются перебороть западные люди. Это не «бунт против разума», которым пугают футурологи. Это, скорее, уход, избегание рационально-утилитаристской и потребительской зацикленности, зависимости от имущества.
Главный герой лишается своего дома, вещей и документов из-за взрыва. Этот взрыв – осознание очень тонких проблем и тенденций. Это, во-первых, психофизиологическая проблема – бессонница; во-вторых, психологическая – очень острая потребность в признании; в-третьих, патопсихологическая – раздвоение личности; в-четвёртых, социальная – атомизм, тяга к общности, проблема идентификации себя как мужчины.
Казалось бы, в схеме голливудского боевика нет места столь глобальным и академическим проблемам. Но, оказывается-таки, есть, если только этот боевик отражает реальность. Давайте присмотримся к каждой из затронутых проблем.
Итак, бессонница. Она, в конце-концов, приводит к раздвоению личности Рассказчика – появляется ещё одна персона – Тайлер Дёрден (его очень хорошо сыграл Бред Питт). Эта личность есть полная противоположность нашему клерку, он (его мечты, стремления, его идеал) самоуверенный, не знающий отбоя у женщин2, привлекательный и решительный. Именно этот образ становится виртуальной реальностью, доступной и данной в ощущениях только нашему клерку. Ему кажется, что он спит, но на самом деле он работает за того «другого».
Немного отойдём от «Бойцовского клуба». Сама идея бессонных маньяков получила в последние годы определённое распространение. В 1994 году писатель Коул Перримен создал свои «Смертельные игры» (Cole Perriman, «Terminal Games»), в которых ключевую роль играет некий мистер Огги (Mr. Oggy). Этого человека нет в реальности. Он – результат деятельности участников игры «Бессономания». В ней каждый игрок имеет своего электронного двойника – «другого». Но виртуальный мир оказывается не таким уж и пассивным. Подкрепляясь бессознательными устремлениями игроков, игра формирует мистера Огги, а он, в свою очередь, контролирует поведение реальных людей по эту сторону экрана.
Коул Перриман в своей книге приводит одну интересную мысль (её, видимо, позаимствовали авторы фильма). Это идея учёного-психиатра Даниела Деннета (Daniel Dennet), которая заключается в том, что когда шизофреники слышат голоса, то на самом деле они слышат собственную субвокальную речь. Получается, что слуховые галлюцинации шизофреников (а ведь главный герой «Бойцовского клуба» что-то, засыпая, шепчет!) – это шёпот их тела.
Вторая, немаловажная проблема – потребность в признании и самоутверждении. Не зря эти характеристики занимали главное положение в мотивационной иерархии А.Маслоу (A.Maslow). Недостаток этих чувств приводит главного героя в различные группы взаимопомощи соматических больных, среди которых он чувствует себя уверенно, ибо ничем серьёзно не болен, а всего лишь симулирует (тенденция не воспринимать проблемы тела всерьёз3) . Кроме того, посещение групп решает проблему его одиночества и бесцельно-виртуального существования.
Примечательно, что наш герой оказывается на группах встреч мужчин, подвергшихся частичной кастрации (удалению одного из яичек). Повторяя вместе с ними девиз: «Я такой как все мужчины», клерк, видимо, пытается избавиться от чувства своей мужской неполноценности, некой социальной кастрации. Иначе, авторы фильма подсовывают нам (возможно непредумышленно) вариант развития эдипового комплекса, когда главный страх мальчика (страх, что отец, защищая свои сексуальные права на мать, оскопит его) сбылся.
Откуда же берётся эта отчуждённость и пустота индивидуального существования? Если обратится к работам Эриха Фромма (E.Fromm), очень тонко и подробно анализировавшего кризисные являения западного (американского в т.ч.) общества, то можно видеть, что корень проблемы лежит в капиталистической экономике4. Человек очень сильно отчуждён от результатов своего труда: рабочий, который производит продукт, ему не принадлежащий, и менеджер, который этот продукт перераспределяет. На это накладывается чрезвычайно сильная ориентированность жизни современного американца на потребление. Капитализм, как извествно, превращает всё и вся (людей, в том числе) в товар, который оценивают и продают на глобальном рынке.
А товар, понятное дело, должен быть стандартизирован, удобен в пользовании, красиво упакован и снабжён этикеткой. Следовательно, на рынке труда не место индивидуальному разнообразию, поведение человека должно быть предказуемо (управляемо, причём так, чтобы создавалось ощущение полной свободы5), и каждому должна быть выдана строгая и функциональная форма: менеджеры – в белых сорочках и чёрных галстуках, рабочие – в синих комбинезонах, вояки – в хаки, а террористы – в безликих масках. При таком подходе разрушение личности неизбежно.
Но ведь индивидуальные отличия никуда не деваются, их лишь прикрывает упаковка, видимость, маска6. Беда в том, что эту маску мы принимаем за лицо. Виртуализация бытия, как побочный продукт капиталистического производства, неизбежна. Особенно ярко это проявляется у менеджеров, которые по определению далеки от производства. Наш герой именно таков.
Отчуждение, о котором идёт речь в фильме, лежит очень глубоко. Оно разделяет организм на рационально-виртуализированную сущность (маску) и тело, которого как бы нет. Но тело не исчезло. Оно пытается докричаться и достучаться (пусть даже кулаком) до «воспарившего сознания», но тщетны попытки осуществить это днём, когда человек бодрствует. И тогда тело начинает шептать ночью…
Появляется очередная проблема – раздвоение. Н. Кетрин Хейлз (N. Katherine Hayles) пишет: «Можно представить, что пользователи(программы «Бессономания» – прим. наше) особенно, когда они утомлены (не забываем, что они страдают бессонницей), переходят на субвокализацию, слышат свои голоса с экрана, когда проецируют на своих «других» тревоги, желания и даже другую личность»7.
Субвокализацию можно рассматривать как механизм оживления другой личности, и он может сработать без помощи компьютера. Главный герой формирует «другого» (Тайлера Дёрдена), слушает его, советуется с ним, ревнует, работает и убивает, обретая при этом свою целостность. Причина возникновения этой второй личности как раз и состоит в отсутствии контакта с телом, а виртуальное существование человека позволяет проделывать с ним вещи пострашнее всяких взрывов.
Итак, тело заявляет о себе через боль (очень важный сигнализатор угрозы существованию), драку и борьбу, драку с самим собой. Может показаться, что сам подход к обретению целостности самого себя банален или физиологичен, т.к. базируется на активизации подсознательных реакций и архаичных форм социализации, однако именно с этими явлениями связана, в частности, ситуация постмодерна 8,9 .
Подойдём к проблеме более
грубо – с позиций
Известный французский социолог Эдгар Морен (E.Moren) в 70-е гг. ХХ века описывал подобное «окультуривание» в своей книге «Утраченная парадигма: природа человека». Он говорил: «Действительно, всякий ребёнок мужского пола формируется в ходе цикла, заставляющего интегрироваться в культуру общества путём прохождения сначала через женскую культуру <…>, а затем – через молодёжную культуру…»10.
По мнению этого учёного, мужчина гуманизируется за счёт активизации в нём генетической (на эндокринном уровне) и культурной женственности, а также за счёт развития юношеских черт. Исходя из подобных теоретических умозаключений и из отношения нашего сомнамбулы к современному миру (брошенная им фраза в автобусе «Разве настоящие мужики так одеваются?»), можно сделать вывод, что ныне западная культура в значительной степени утратила единый и непротиворечивый образец того, что значит быть мужчиной.