Биография Ильи Репина

 В бытность  его уже академиком я пользовалась  его мастерской в Академии  художеств на Васильевском острове  как явкой, то есть квартирой,  куда в определенный день и час могли прийти ко мне по своим делам товарищи, нуждающиеся в чем-либо по части Петербургского комитета партии. Ключ от мастерской Репина предоставлял мне Илья Яковлевич Гинцбург - известный скульптор, имевший мастерскую там же, в Академии.

 И.Я.Гинцбург жил в своей академической мастерской, и поэтому его легко было застать дома. Репин жил за городом, на своей даче в Куоккала (ныне Репино). На этой даче мне не раз пришлось побывать в то время, когда там гостили В.В.Стасов, А.М.Горький и Ф.И.Шаляпин. Пересказать интересные беседы, которые они вели, не представляется возможным. Я не имела права делать какие-либо записи в своей записной книжке - этого не позволяла конспирация тех времен. Поэтому мои воспоминания основываются только на том, что сохранилось в моей памяти.

 Елена Дмитриевна  Стасова (1873-1966) - старейший деятель  революционного движения, член Коммунистической  партии с 1898 года. Дочь известного  юриста, общественного и музыкального  деятеля Д.В.Стасова, племянница  выдающегося художественного критика В.В.Стасова.

А. Н. БЕНУА 

 Умер большой  русский человек, но сейчас  трудно осознать эту потерю  во всем ее объеме - настолько  Репин принадлежит к прошлому, настолько он уже давно «выбыл  из строя», пребывая последние  годы, подобно старому воину, в  стороне от людских боев и «призывов крикливых». И сегодня перед свежей могилой его мне не хочется говорить о значении Репина вообще, а хочется сказать, чем когда-то был Репин для нас. При этом я не могу не пожалеть, что теперешняя молодежь не имеет «своего Репина», что никто сейчас не занимает и подобия того места, какое Репин занимал в продолжение многих лет расцвета своего творчества.

 Основное  чувство, которое осталось у  меня к Репину, несмотря на  все наши расхождения (расхождения  более кажущиеся, нежели действительные), основное это чувство я бы назвал благодарностью - глубокой и умиленной. Чтобы понять это, достаточно только вспомнить, каким Ersatz-ем в области искусства питалось русское общество в дни моего детства и отрочества, когда академическая дисциплина - «наследство Брюлловых и Бруни» - дошла до полного окостенения. И вот в тогдашней атмосфере духоты и скуки, которую не способно было рассеять сухое, чересчур трезвое и рассудочное творчество Перовых, Крамских и Шишкиных или внешне блестящие «гастроли» Семирадских и Маковских, появление картин Репина действовало как приток свежего воздуха. Оно напоминало о подлинной стихии художества, о том самом, что «оправдывает» существование искусства, о том, для чего искусству «стоит существовать».

 Я рос в  семье академического закала, и хотя все мои ближайшие родные были архитекторами, но о живописи у нас было много толков, а среди знакомых насчитывалось немало живописцев, пользовавшихся большим или меньшим успехом. С самых детских лет меня таскали на выставки - и когда я говорю таскали, то это неверно, ибо я сам не давал покоя старшим и требовал, чтобы меня брали с собой. Но от ранних посещений выставок у меня осталось самое смутное воспоминание, и, в частности, мне кажется, что, бывая на академических выставках, я больше впивался глазами в огромные копии с рафаэлевских Станц, оставшиеся незавешанными и величаво выглядывавшие из-за щитов, по которым были размещены новейшие живописные изделия. Все же эти пейзажи, жанрики и портреты хотя и забавляли подчас меня какими-то удачными подробностями или тем или иным сюжетом, но в общем сливались в одну безразличную массу.