Биография Ильи Репина

 Выдь на  Волгу; чей стон раздается

 Над великою  русской рекой? 

 Этот стон  у нас песней зовется —

 То бурлаки  идут бечевой...  

 Репинские  бурлаки не поют, в угрюмом  и сосредоточенном молчании налегли они на свои лямки, но вся картина, как стон, как протяжная русская песня, песня народа ограбленного и обездоленного. По своему сюжету «Бурлаки на Волге» — это жанровая картина, написанная тщательно, со многими деталями и подробностями. Но этот бытовой мотив молодой художник решает в плане большого идейного и образного обобщения. Репин намеренно опускает точку зрения: низкая линия горизонта, четкая по силуэту, компактная масса бурлацкой ватаги, рисующаяся на фоне неба и песков, придают картине монументальность и значительность. Люди и природа сливаются в пластический образ возвеличенного и даже героизированного труда. Богатство и психологическая достоверность характеристик каждого из бурлаков и всей группы в целом, простая, но выразительная и немногословная композиция, материальность письма, передающего и цвет, и саму фактуру бурлацких рубищ, и знойное небо, и песок, в котором вязнут ноги, — все это придает картине конкретность и жизненность. Этапы творчества: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7.

 Перед нами  не случайное сборище людей, не серая безликая масса, а галерея ярких личностей. Именно личностей, ибо каждый из них не повторяет другого, каждый наделен своей индивидуальностью, характером, биографией, внешними чертами и внутренним миром, психологией, наконец, отношением к жизни и той треклятой бечеве, что связала их с ней. Впереди — «коренники» (название-то лошадиное!), самые опытные и сильные бурлаки, возглавляющие ватагу. Вот Канин, поп-расстрига, все повидавший на своем веку, все переживший; рядом с ним кудлатый, нечесаный, весь заросший бородой добродушный бурлак. Слева и чуть сзади от Канина — Илька-моряк. Голова повязана тряпкой, широкие штаны, он круто подался вперед, налегая на лямку, и смотрит прямо на зрителя острыми, внимательными глазами с бешено сверкающими белками. За Илькой — высокий худой бурлак в соломенной шляпе с трубкой в зубах, недобрый, озлобленный... Во второй группе останавливает внимание Ларька — высокий парнишка в лохмотьях выцветшей, бывшей когда-то красной рубахи и с крестом на груди. Поправляя лямку, он замедлил шаг, выпрямился, и теперь его высокая стройная фигура словно встала поперек движения бурлацкой ватаги. Ларька молод, он не привык еще к лямке и не хочет с ней смиряться, он поправляет свой хомут и в то же время будто сбрасывает его. Справа от него — худой, изможденный, вконец обессиленный бурлак, утирающий рукавом взмокший лоб; слева — старик, видно, не раз исходивший Волгу с низовья до верха, опустив глаза, он привычным движением развязывает кисет, набивает трубку. Замыкают ватагу трое — отставной солдат в низко надвинутом на глаза картузе, высокий смуглый бурлак, повернутый к зрителю в профиль, и мужичонка, буквально повисший на лямке, с трудом передвигающий ноги.

 Какие сильные  и цельные характеры, сколько  в них жизни и своеобразия!  Таких не выдумаешь, их надо  было найти, узнать, понять и  только потом написать. Вот, к  примеру, как рассказывает Репин  в своих воспоминаниях о любимом герое картины — Канине: «Вот этот, с которым поравнялся и иду в ногу — вот история, вот роман! Да что все романы и все истории перед этой фигурой!.. Какая глубина взгляда, приподнятого к бровям, тоже стремящимся на лоб. А лоб — большой, умный, интеллигентный лоб, это не простак... Я иду рядом с Каниным, не спуская с него глаз. И все больше и больше нравится он мне: я до страсти влюбляюсь во всякую черту его характера и во всякий оттенок его кожи и посконной рубахи. И вот я добрался до вершины сей моей бурлацкой эпопеи: я писал, наконец, этюд с Канина! Это было большим моим праздником. Передо мной мой возлюбленный предмет — Канин. Прицепив лямку к барке и влезши в нее грудью, он повис, опустив руки... Здесь, у самого берега, я свободно отводил душу, созерцая и копируя свой совершеннейший тип желанного бурлака. Канин, с тряпицей на голове, с заплатками, шитыми его собственными руками и протертыми снова, был человек, внушающий большое к себе уважение. Много лет спустя я вспоминал Канина, когда передо мной в посконной, пропотелой насквозь рубахе проходил по борозде с сохой за лошадью Лев Толстой. Белый когда-то картузишко, посеревший и порыжевший от пыли и пота, с козырьком, полуоторванным от порыжелого околышка. Казалось бы, что могло быть смешнее и ничтожнее этого бородатого чудака. А в этом ничтожном облачении грозно, с глубокой серьезностью светились из-под густых бровей и проницательно властвовали над всеми живые глаза великого гения не только искусства, но и жизни. севолод Воинов. Анализ графических произведений Репина 

 За свою  долгую деятельность Репин рисовал  неустанно. Карандаш - неразлучный  его спутник и товарищ. По  свидетельству близко его знающих  лиц, он пользуется всяким случаем,  чтобы рисовать: сидит ли он  на каком-нибудь заседании, беседует ли с приятелем или знакомым на улице - всюду он зарисовывает в альбом или на лист бумаги. Работая над картиной или портретом, он опять попутно рисует; ищет на бумаге карандашом наиболее совершенного выражения своей идеи.

 В юные  годы, еще до школы Общества Поощрения Художеств и Академии, Репин начал с рисунка, но именно в Академии он углубил свою работу в этой области. В его рисунках с гипсовых фигур и с натурщиков мы видим строжайше выисканные линейные соотношения и тщательно проштудированные и оттушеванные формы. Уже в этих рисунках сказывается колоссальный подрастающий талант, который в рамках, казалось бы, сухой академической учебы умеет быть оригинальным, свежим. Тщательность и законченность рисунков не заслоняет его чувства жизни и материала. Даже в рисунках с гипса Репин сумел выявить «жизнь» этих статуй, материальную их сущность. Уже в эти годы творческой деятельности намечаются и другие элементы его мастерства. В ранних портретах Репина чувствуется определенное влияние его учителя - Крамского. Его портрет старика 1870 года, исполненный соусом, очень близок по манере к таким же работам Крамского; но если присмотреться - разница огромная. В обезличивающую, нивелирующую фактуру Репин привнес что-то новое, свое, он, кроме соуса, пользуется здесь углем, тушью и белилами - несколькими штрихами и мазками придал этому портрету такую трепетную жизненность, которой мы никогда не встретим у И.Н.Крамского. В портрете Е.Д.Шевцовой близость к портретам Крамского не идет дальше лепки освещенного лица, выделяющегося на темном фоне. В приемах же работы кисти чувствуется уже большая самостоятельность. В этих портретах налицо главное достоинство Репина-портретиста: его проникновение в психологическое содержание модели, в ее характер и чувствования. В карандашных штудиях бурлаков сказалась еще академическая закваска, в смысле тщательного прощупывания всех мелких и частных форм; при поисках общего, при стремлении к передаче внутреннего содержания человеческого лица Репин еще не оставляет без внимания деталей, и какие-нибудь морщины так же для него важны и характерны, как пристальный взгляд глаз, выражающий то или иное душевное состояние модели.  

 Среди ранних, академических рисунков И.Е.Репина  чрезвычайно любопытную группу  составляют его эскизы и подготовительные  рисунки к картинам. Этих рисунков сохранилось, к счастью, настолько много, что они вполне вводят нас в лабораторию художника и знакомят с тем сложным процессом работы, который сопровождает создание ранних его картин. Так, например, в Русском музее хранится серия из 14 подготовительных рисунков для программной картины «Воскрешение дочери Иаира». Эти рисунки показывают, как внимательно и упорно Репин искал наилучшего выражения для каждой фигуры его картины, как первоначально ставил фигуру обнаженной, затем различно комбинировал драпировки, зарисовывал детали (например, руки и ноги), одним словом, проделывал всю ту премудрость, которая была освящена старой, дореформенной Академией как высший метод живописи. Так же многообразны были его поиски общей композиции. Имеется, например, большой и достаточно выработанный эскиз этой картины, где вся композиция построена в правую сторону, шесть набросков различных вариантов композиции и перспективный чертеж для нее. По этим вариантам видно, как Репин доискивался наиболее ясного и цельного впечатления для всей картины. Разработав до конца один вариант и не будучи удовлетворен им, он принимался за другой; прорисовывал детально каждую фигуру по несколько раз. Затем то же самое проделывал и над группами. Эти рисунки Репина великолепны по своей простоте, по умению выделить самое важное и характерное и по необычайной свежести исполнения, несмотря на внимательное штудирование деталей. В этих штудиях нет ни малейшей «замученности». Любопытно отметить, что на первоначальном эскизе картины, о котором я упомянул выше, имеется резолюция Академического совета: «Допустить», и тем не менее после этого Репин перевернул всю композицию в левую сторону. Еще одна очень характерная для Репина черта выступает с очевидностью в этом первоначальном эскизе «Воскрешения дочери Иаира». Это - бьющая «натуралистичность» молодого художника. Как в типах лиц, так и в выражении их Репин слишком далек от канонов «классической красоты», не только от желания, но даже от старания сколько-нибудь идеализировать свои персонажи. В этом отношении он доходит почти до шаржа; так, например, изумление на лицах Иаира и его жены, самих по себе слишком простоватых, передано совсем юмористически, подчеркнутыми жестами и вытаращенными глазами; апостолы изображены в виде грубоватых и простодушных крестьян. Попытка живописать чуждые ему по духу темы привела только к тому, что вырвалась наружу подлинная его стихия, то есть живая связь с окружающей действительностью и зоркостью художника, реалиста и психолога.  

 Уже в «Бурлаках» - теме, столь близкой художнику и столь захватившей его за живое, Репин впервые смог выявить себя, а в последующих картинах и рисунках он уже окончательно утверждает свою линию глубочайшего реалиста и художника-гражданина, отзывающегося на все волнующие вопросы и события современности. Мало-помалу, с ростом самосознания, Репин растет и как мастер, как техник. Новые идеи, новое содержание требуют новых форм и средств выражения - и вот мы видим, как он ищет и находит эти новые приемы рисунка, вместе с углублением изучения внутренней жизни человека и стремлением к передаче сложнейших душевных переживаний. Но академическая учеба оказала на Репина большое и, несомненно, положительное влияние. Она дала ему ту твердость и уверенность рисунка, без которой его поиски более близких и свойственных ему приемов оказались бы бесплодными, лишенными прочной формальной базы. Изумительная меткость репинского рисунка, работа без «осечки», корнями своими - в строгой и старательной выучке, пройденной им в Академии. Как часто в позднейших рисунках Репина мы ясно видим элементы этой выучки - и не она ли дает ему такую свободу и такой изумительный блеск?  

 Внимательное  исследование технических приемов  репинского рисунка приводит  нас к выводу, что приемы эти  можно свести к двум значительным  группам или манерам, проявляющимся иногда в чистом виде, а иногда в различных сочетаниях друг с другом. Первую группу рисовальных приемов Репина можно охарактеризовать следующим образом. Основным ее элементом является штрих, который одинаково служит для выяснения общих и частных форм. Штрихом Репин пользуется в особо ответственных случаях, когда ему желательно возможно тоньше передать формы: например, выражение лица в малом масштабе, какие-нибудь детали одежд, предметов и тому подобное. Некоторые рисунки целиком исполнены линией, причем иногда эта проработанная, четкая линия сама по себе, без мелкой штриховки, изумительно выявляет как целую форму, так и светотень и все тонкости психологического содержания лица. Иногда же прорисованная, протяженная линия сопутствуется сложной комбинацией мелких штрихов, имеющих целью вылепить форму, дать ей большой рельеф. Происхождение этой манеры, несомненно, следует отнести за счет академической выучки, и Репин за всю свою деятельность не только не утратил способности изумительно тонко владеть линией и штрихом, но еще обострил эту способность до степени гениальной виртуозности.

Илью Ефимовича  Репина я узнала, когда была еще  ребенком, вероятно, лет семи, в то время, как он писал портрет моей матери, Поликсены Степановны Стасовой. Этот портрет висел у нас в квартире в Петербурге сначала на Малой Морской улице, а потом на Фурштадской, в кабинете отца над диваном. Направо от него, под углом, висел портрет дяди - Владимира Васильевича Стасова, писанный И. Е. Репиным в 1883 году, в течение трех дней в Дрездене. Кроме этих работ Репина, у моих родителей был еще один из первоначальных набросков к «Бурлакам».

 Всегда вспоминаю  я встречи с Ильей Ефимовичем: у В.В.Стасова в день его  рождения 2 января и в день именин 15 июля - это уже в Старожиловке, на даче, где каждое лето жила семья Стасовых (старших), состоявшая из старшего брата Владимира Васильевича - Александра Васильевича, жены Николая Васильевича - Маргариты Матвеевны и ее дочери Марии Николаевны, воспитательницы Эрнестины Ивановны Киль, проживавшей у них всю жизнь и ставшей членом семьи, и племянницы Натальи Федоровны Пивоваровой. Ни один из этих торжественных дней не проходил без Ильи Ефимовича. И всегда за обедом он произносил приветственную речь Владимиру Васильевичу.

 Вспоминаю письма В.В.Стасова моим родителям в те месяцы, когда Илья Ефимович и Владимир Васильевич совершали совместную поездку по Италии, Испании и Бельгии. Насколько мне не изменяет память, не то в Брюсселе, а может быть, в Амстердаме, у Ильи Ефимовича с В. В. Стасовым произошел крупный спор по поводу какой-то картины Рембрандта. Были у них споры по поводу изобразительного искусства средних веков, но передать в точности суть спора не могу, так как я слышала о нем только при чтении писем Владимира Васильевича моему отцу.

 Хорошо помню,  как тяжело переживал В.В.Стасов  согласие И.Е.Репина стать профессором  Академии художеств, против которой  он всегда вел борьбу. Но это  больше относится к воспоминаниям  о Стасове, чем о Репине.

 Илья Ефимович  бывал у нас в так называемые «четверги», когда каждую неделю в моем родительском доме собирались родные, друзья и знакомые. Но чаще он бывал по воскресеньям (день, аналогичный нашим «четвергам») у В.В.Стасова, где они всегда затевали интересные беседы и споры. Репин, как известно, написал портрет Надежды Васильевны Стасовой и сделал несколько зарисовок в связи с ее чествованием в качестве директора первых Высших женских курсов в Петербурге (так называемых Бестужевских курсов).

 Помню еще  нарисованный Ильей Ефимовичем  адрес В.В.Стасову в 1886 году, по случаю юбилейной даты Стасова.

 А потом  в памяти воскресают встречи  с Репиным у дяди, когда Илья  Ефимович работал над своей  знаменитой картиной «Запорожцы».  Для одной из фигур этой  картины он писал этюды с  сына Варвары Ивановны Икскуль-Гильденбандт. Этот юноша изображен в левой части картины, в виде молодого запорожца, с улыбкой смотрящего на то, как писарь пишет письмо. О «Запорожцах» было бесконечно много разговоров и у нас дома и у дяди.

 Личные мои  отношения с Ильей Ефимовичем  были дружеские. Работая заведующей техникой Петербургского комитета партии, я не раз обращалась к Репину за материальной помощью. В число моих обязанностей входили и финансы. Деньги были нужны для так называемого политического Красного Креста, то есть для оказания помощи политическим заключенным или ссыльным. Никогда Илья Ефимович не отказывал мне.