Исламский фундаментализм и революция

 

Вследствие этого осталась нереализованной потенциальная  возможность творческого восприятия и учета восточной (в том числе  исламской) реальности. А значение наследия Султан-Галиева, нацеленного на синтез этой реальности с идеями революции  и социализма, полностью раскрылось лишь во второй половине XX века. Игнорирование  идей Султан-Галиева привело к  отходу от социализма и переходу к  национализму таких лидеров, как  Заки Валидов, Мобенд Нат Рой, Тан  Малака. В 60–70-е годы его идеями, особенно – гибким учетом психологии и образа жизни восточного крестьянства и определением роли ислама в процессе революционного обновления общества, увлекались такие деятели, как Гамаль Абдель Насер в Египте, Ахмед Бен  Белла в Алжире, Муаммар Каддафи  в Ливии и Али Шариати в  Иране. В 80–90-е годы работы Султан-Галиева  получили широкое признание (в Казани создан общественный фонд его имени, печатаются его политические и литературные произведения). О нем пишут крупнейшие востоковеды Англии, Франции, США, Японии. И можно лишь согласиться с  Шамилем Мухаммедъяровым: «Анализ  Султан-Галиева оказался... настолько  глубоким и точным, что его значимость в подлинном масштабе раскрывается только в наши дни».

 

Возможно, реализация его  идей способствовала бы уже в первые десятилетия XX века умелой концентрации и ориентации революционной энергии  мира ислама на созидательных задачах, на поисках социальной справедливости мирными средствами. И кто знает, может быть, мир был бы избавлен от многих бед фанатизма, экстремизма, терроризма, милитаризма и других видов насилия, которые имели  или имеют место от Индонезии  и Бангладеш до Алжира и Боснии, не говоря уже об Афганистане и  Чечне.

 

Все эти беды – вовсе  не порождение исламского социализма, национализма или фундаментализма, как думают многие на Западе (да и  в России). Они – следствие  нерешенности, загнанности внутрь и  подспудного тления таких взрывоопасных  проблем мира ислама, как отсталость, нищета, вопиющее социальное неравенство  и социальная несправедливость, оскорбление  национального и религиозного сознания экономическим засильем иностранцев, культурно-идеологическим неоколониализмом и военными акциями великих держав. Возможно, всего этого (или многого  из этого) не было бы, если бы идеи Султан-Галиева  были не временным (в 1917–1921 гг.), а постоянным теоретическим и практическим оружием  революции в России, если бы, основываясь  на них, действительно не на словах, а на деле удалось бы создать синтез европейского интернационализма, передовых  достижений науки и цивилизации  Европы с уважением культуры и  религии мусульман, особенностей их общественного уклада и образа жизни, с модернизацией их нравов и обычаев  при учете лучших традиций.

 

Однако был избран иной путь, частью которого стала цепь репрессий, уничтожившая миллионы мусульман, в  том числе – большинство сторонников  модернизации исламского общества. Это  фактически зачеркнуло многие достижения СССР в области национальной политики, осложнив и без того непростые  русско-мусульманские отношения, затруднив  и затормозив русско-мусульманское  сближение. Политика Сталина привела  на позиции борьбы с Советской  Россией многих ранее пророссийски настроенных мусульман. Фактически они вынуждены были забыть о своей  былой включенности в российскую политику и культуру, невольно противопоставляя всероссийскому «централизаторству»  большевиков автономизм и даже сепаратизм своих соотечественников и единоверцев.

 

Вместе с тем положение  ислама в СССР было достаточно противоречиво. Как бы то ни было, но «советизация»  мусульманских регионов сопровождалась модернизацией общества, ростом экономики, сферы просвещения и социальных гарантий, расцветом национальной культуры и началом формирования гражданского самосознания мусульман, чему способствовало их сближение с другими народами СССР, особенно с русскими, в том  числе – в правовом, социокультурном  и личном плане. Эту сторону жизни  мусульман в СССР нельзя забывать. Фактически ими был образован  совместно с другими народами СССР «социум общей судьбы», державшийся  до 1991 г.

 

Значительный ущерб авторитету и образу СССР, а также его влиянию  среди мусульман всего мира нанесла  эмиграция за рубеж таких видных политических и общественных деятелей, как А.-З.Валидов (Заки Валиди Тоган), Гаяз Исхаки, Мустафа Чокаев (Чокай-оглы) и другие. От Японии и Германии до Польши и Скандинавии, но особенно в Турции они продолжали политическую деятельность, объединяли вокруг себя мусульман-эмигрантов Поволжья, Крыма и Центральной Азии, а также Сибири и Кавказа, вели очень действенную агитацию против СССР, способствуя проводившейся Западом политике изоляции СССР. Лишь много позже, в 50–60-е годы, когда СССР взял курс на поддержку освободительных движений в зарубежной Азии и Африке, Москвой была проявлена «удивительная терпимость по отношению к исламу».

 

Таким образом, события 1917 г., взорвав старое общество России, решающим образом изменили отношение ислама к революции. Мусульмане России оказались  втянуты в политическую и социальную борьбу на бескрайних просторах рухнувшего государства, где они должны были заново определять свое место, свою позицию  и отношение к ожесточенной схватке  «красных» и «белых». Участие  в этой схватке революционизировало  мусульманское общество, мобилизовало его внутренние резервы, ускорило его  социальное и политическое развитие, стимулировало различные классы и группы мусульман к отстаиванию  своих интересов методами революционного противоборства вплоть до вооруженного насилия. В чрезвычайных условиях гражданской  войны быстро возникали, созревали  и укреплялись политические группы, партии и общественные организации  мусульман, нарождалась идеология  мусульманского национализма и мусульманской  революционности, базировавшаяся, с  одной стороны, на этноконфессиональной и культурно-исторической самобытности мусульман России, а с другой, – на усвоении огромного, многообразного и неоднозначного опыта революции  и революционной борьбы всех народов  России. Былое противостояние обновленцев-джадидов и традиционалистов-кадимистов отошло в основном в прошлое, сменившись новым – между мусульманскими союзниками большевиков и мусульманскими националистами. Но и те, и другие по своим методам организации  и борьбы, психологии и целям были революционерами, ибо одинаково  революционным было и помогать новой  власти разрушать старое российское общество и его порядки, и бороться за самоопределение и отделение  от этой новой власти. Жизнь не оставила возможности иного выбора. Любой  его вариант лишь способствовал  революционизированию мусульман, так  как болезненно ломал их цивилизационные  связи с Россией, ослабляя или  разрывая их в случае отделения от нее, ставя их на совершенно иную основу – в случае союза с новой  Россией. Султан-Галиев пытался смягчить болезненность этой ломки, но не смог.

 

Революционный опыт мусульман  России в дальнейшем, несмотря на относительную  изоляцию СССР от остального мира в 20–30-е  годы, распространился практически  на все страны ислама либо через  механизм Коминтерна, либо через эмиграцию  мусульман из СССР, либо через басмачество, действовавшее в Центральной  Азии, но имевшее базы и поддержку  в Турции, Иране, Афганистане и  Кашгарии (Синьцзяне). Этот опыт привнес  в мусульманскую среду зарубежного  Востока высокую степень идеологизации  и политизации социальной борьбы и социальных движений, возросший  уровень организованности и политической культуры, увеличение склонности к  революционному насилию и массовым движениям общественного протеста, сочетающим традиционные формы сплочения (мечеть, суфийское братство) и новейшие способы объединения верующих (партии, профсоюзы, различные ассоциации). Все  это явилось основой революционизирования общества в странах ислама последующих  десятилетий.

 

Прямым следствием такого положения вещей и явилась  последовательная и все более  нараставшая политизация ислама от возникновения в 1929 г. Ассоциации братьев-мусульман в Египте, постепенно распространившей свою деятельность на весь арабский мир, до образования в 70–80-е годы международных исламских  организаций, таких как Организация  Исламская конференция, Лига исламского мира, Всемирный исламский конгресс и другие, открыто ставящие вопрос об исламизации всех сфер жизни –  от банков и образования до военного дела и внешней политики. Причем после событий 1978–1979 гг. в Иране, названных «исламской революцией», нет никаких сомнений по поводу того, что исламизация, как и прочие перемены в обществе, может быть осуществлена не только традиционно  мирным, но и насильственным путем. Иными словами, в сознании мусульман  понятия «ислам» и «революция»  окончательно соединились. А это  обстоятельство, взаимно усиливая радикализм исламистов и фанатизм революционеров, способствует слиянию воедино в  мире ислама всех форм социального, политического, национального и религиозного протеста, многократно умножая силу их проявления от Алжира до Филиппин. Это подтверждается, в частности, быстрой исламизацией почти всех движений такого рода за последние десятилетия, особенно –  в Египте, Палестине, Судане, Йемене и Чечне.

 

ислам революция национализм  радикализм

 

 

Список источников и литературы

 

1.  Мухаметшин Ф.М. Взгляд  на исламский фундаментализм. –  M., 1998, с. 72–73.

 

2.  Тайны национальной  политики ЦК РКП. – М., 1992, с. 12–223, 267–268, 280–281; Berque J.Dépossession du monde. –  P., 1964, с. 141.

 

3.  Исламский вестник, 1992, № 10, с.21;

 

4.  Сагадеев А.В. Султан-Галиев  и идеология национально-освободительного  движения. – М., 1990;

 

5.  Заки Валиди Тоган.  Указ.соч., с. 430–502;

 

6.  Яна Суз (Новое  слово). М., 1994, сентябрь, с. 2.

 

7.  Левин З. И. Фундаментализм. М., Ин-т востоковед. РАН, Крафт+, 2003, 264 с

 

8.  Жильбер Ашкар. 11 тезисов  о возрождении исламского фундаментализма.  Свободное Марксистское издательство, 2008 г.

 

9.  Поляков. Арабский  восток и Россия: проблемы Исламского  фундаментализма. Едиториал УРСС, 2003