Класифікація готелів

Глава шестнадцатая. ОНА СОВЕТУЕТСЯ С ИЕЗУИТОМ

Как только прекрасная, удрученная горем Сент-Ив оказалась наедине с добрым духовником, она призналась ему, что некий могущественный сластолюбец предлагает выпустить из тюрьмы того, с кем она намерена сочетаться законным браком, но за эту услугу требует слишком дорогой платы, что ей отвратительна подобная измена и что, если бы речь шла о ее собственной жизни, она предпочла бы умереть.

- Что за омерзительный грешник! - сказал отец Тут-и-там. - Скажите мне имя этого негодяя: не сомневаюсь, что он - янсенист. Я донесу на него его преподобию, отцу де Ла Шез, и он отправит его в то обиталище, где томится сейчас ваш дорогой нареченный.

Несчастная  девушка сперва никак не могла решиться, но после долгих колебаний все же назвала имя Сен-Пуанжа.

- Господин  де Сен-Пуанж! - воскликнул иезуит. - Ах, дочь моя, это совсем другое дело! Он - родня величайшего из всех бывших и настоящих министров, он добродетельный человек, ревнитель нашего правого дела, хороший христианин; такая мысль ему и в голову не могла бы прийти. Вы, наверно, не поняли его.

- Ах, отец  мой, я слишком хорошо его  поняла. Как бы я ни поступила,  мне все равно пропадать; либо  горе, либо позор - другого выбора  у меня нет: или моему возлюбленному  быть погребенным заживо, или  мне стать недостойной жизни.  Я не могу допустить, чтобы  он погиб, но и спасти его  тоже не могу. Отец Тут-и-там  постарался успокоить ее кроткими речами.

- Во-первых, дочь моя, никогда не произносите  этих слов - "мой возлюбленный", - в них есть нечто светское  и богопротивное; говорите "мой  супруг", ибо хотя он еще  и не супруг ваш, однако вы  рассматриваете его как супруга,  и это как нельзя более справедливо.  Во-вторых, хотя и в мыслях ваших  и надеждах он ваш супруг, однако  в действительности он еще  не супруг; стало быть, вы не  можете впасть в прелюбодеяние,  в этот великий грех, которого  по мере возможности следует избегать.

В-третьих, человеческие поступки не греховны, когда  вызваны благими намерениями, а  нет ничего чище намерения вернуть свободу своему нареченному.

В-четвертых, святая древность дала примеры, которые  могут послужить вам чудесными  образцами поведения. Блаженный  Августин рассказывает, что при проконсуле Септимии Акиндине в год нашего спасения триста сороковой некий бедняк, не имевший возможности уплатить кесарево кесарю, был приговорен к смерти, невзирая на правило: "На нет и королевского суда нет". Дело шло о фунте золота. У осужденного была жена, которую бог наделил красотой и благоразумием. Старый богач обещал даме фунт золота, а то и больше, при условии, что она совершит с ним гнусный грех. Дама сочла, что, спасая мужа, не сотворит зла. Блаженный Августин весьма одобрительно отзывался о ее великодушной покорности обстоятельствам. Правда, старый богач обманул ее, возможно даже, что муж и не избежал виселицы; однако она сделала все, что могла, дабы спасти ему жизнь. Будьте уверены, дочь моя, что, если уж иезуит ссылается на блаженного Августина, стало быть, этот святой изрек непреложную истину. Я ничего вам не советую, вы девушка разумная: надо полагать, вы поможете вашему мужу. Монсеньер де Сен-Пуанж порядочный человек, он вас не обманет; вот и все, что я могу вам сказать. Я помолюсь за вас и надеюсь, что все устроится к вящей славе божьей.

Прекрасная Сент-Ив, которую речи иезуита испугали не меньше, чем предложения помощника министра, вернулась к приятельнице совсем растерянная. Ей хотелось умереть и таким образом избавиться от ужасной необходимости оставить в тяжелой неволе возлюбленного, которого она обожала, или от позорной возможности освободить его ценой того, что было ей всего дороже и что должно было принадлежать только этому злосчастному возлюбленному.

Глава семнадцатая. ДОБРОДЕТЕЛЬ ВЫНУЖДАЕТ ЕЕ ПАСТЬ

Она просила  приятельницу убить ее, но эта женщина, столь же снисходительная, как иезуит, высказалась еще откровеннее, чем он.

- Увы! - проговорила  она. - При этом дворе, столь  изысканном, любезном, прославленном,  чего-нибудь добиться можно лишь  таким способом. Должности, и самые  незаметные и самые важные, нередко  получают только за ту плату,  которую требуют от вас. Послушайте, вы внушили мне доверие и  приязнь: признаюсь вам, будь я так несговорчива, как вы, мой муж не занимал бы и того скромного места, которое дает ему возможность существовать. Он это знает и не только не сердится, но, напротив, видит во мне благодетельницу, а на себя смотрит как на моего ставленника. Неужели вы думаете, что люди, которые управляли провинциями или командовали армиями, обязаны почестями и богатством одним своим достоинствам. Среди них немало таких, которые в долгу за это перед своими супругами.

Высоких воинских званий домогались ценою любви, и  место доставалось тому, чья жена красивее.

Вы находитесь в положении гораздо более  выгодном: речь идет о том, чтобы  освободить из тюрьмы возлюбленного  и выйти за него замуж; это ваш  священный Долг, и вы обязаны его  выполнить. Тех прекрасных и знатных  дам, о которых я вам рассказываю, не осудил никто, ну, а вам будут  рукоплескать, скажут, что вы совершили  проступок от избытка добродетели.

- Какая уж  тут добродетель! - воскликнула прекрасная  Сент-Ив. - Что за лабиринты беззаконий! Что за страна и какую надо пройти налку, чтобы узнать людей! Какой-то отец де Ла Шез и какоь-то глупейший судья сажают моего возлюбленного в тюрьму, моя родня преследует меня, и в столь тяжкое время мне протягивают р"ку помощи лишь затем, чтобы меня обесчестить! Один иез"ит погубил благородного человека, другой хочет погубить меня; кругом одни только западни, и я близка к гибели. Надо либо покончить с собой, либо поговорить с королем: я кинусь ему в ноги на его пути к обедне или в театр.

- Вас к  нему не подпустят, - ответила  ей приятельница. - А если бы  вы, себе на горе, заговорили с ним.

господин  де Лувуа и преподобный отец де Ла Шез упрятали бы вас до скончания ваших дней в монастырь В то время, как эта почтенная особа усугубляла псдобным образом смущение отчаявшейся девушки и все глубже вонзала ей кинжал в сердце, от г-на де Сен-Пуанж явился нарочный с письмом и парой великолепных серег. Сент-Ив, рыдая, отшвырнула их, но ее приятеница подобрала серьги.

Едва лишь нарочный ушел, как наперсница вслух  прочла письмо, в котором Сен-Пуанж приглашал их обеих вечером к себе на ужин. Сент-Ив поклялась, что не пойдет. Богомолка попыталась примерить ей алма-- ные серьги, но она решительно отказалась от этого. Целый день бедняжка боролась с собой и наконец, помышляя только о возлюбленном, побежденная, влекомая силком, не понимая, куда ее ведут, отправилась на руковое свидание. Никакими уговорами нельзя было заставить ее надеть серьги. Наперсница принесла их с осбой и, перед тем как сесть за стол, насильно вдела их в "ши подруги. Сент-Ив была так смущена и взволнована, что не смогла воспротивиться назойливым приставаниям приятельницы, а хозяин дома усмотрел в этом доброе для себя предзнаменование. Под конец трапезы наперсница неприметно скрылась. Тогда Сен-Пуанж показах распоряжение об отмене ареста, указ о крупной денежной награде патент на капитанский чин и не поскупился на посулы.

- Ах, - сказала  ему Сент-Ив, - как я полюбила бы вас, если бы вы не требовахи моей любви!

После долгого  сопротивления, рыданий, воплей, слез, ослабевшая от борьбы, растерянная, истомленная, она принуждена была сдаться. Ей оставалось только одно утешение - пообещать себе, чю в то время, когда жестокосердный человек будет безжалостно пользоваться ее безвыходным положением, она все свои помыслы обратит к Простодушному.

Глава еосемнадцатая. ОНА ОСВОБОЖДАЕТ ВОЗЛЮБЛЕННОГО И ЯНСЕНИСТА

На рассвете, заручившись министерским приказом, она мчится в Париж. Трудно описать, что делается дорогой в ее сердце. Вообразите себе добродетельную душу, униженную позором, исполненную  нежностью, истерзанную укорами  совести из-за измены возлюбленному, проникнутую радостным сознанием, что освободит предмет своего обожания! Память о вкушенной горечи, о борьбе и достигнутом успехе примешивалась ко всем ее мыслям. Это  была уже не прежняя простенькая  девушка, чьи понятия были ограничены провинциальным воспитанием. Любовь и  несчастье образовали ее. Чувство  достигло в ней такого же развития, какого достиг разум в ее несчастном возлюбленном. Девушки легче научаются чувствовать, нежели мужчины - мыслить.

Ее приключения  оказались назидательнее четырех летней монастырской жизни.

Одета она  была до крайности просто. С отвращением  смотрела она на убор, в котором  предстала вчера перед своим  жестоким благодетелем: алмазные серьги она оставила приятельнице, даже не поглядев на них. Смущенная и обрадованная, боготворя Простодзшного и ненавидя себя, приближается она наконец к воротам.

Сей страшной крепости, твердыни злобной мести, Где  заточен порок с невинностию вместе.

Когда подъехали  к месту заточения, она совсем обессилела, и кто-то помог ей выйти  из кареты. Сердце ее трепетало, глаза  были влажны, лицо печально. Ее приводят к коменданту, она хочет заговорить с ним, но голос ей изменяет. Едва пролепетав несколько слов, она протягивает  грамоту. Коменданту был по душе узник, и он порадовался за него. Сердце у этого человека не ожесточилось, как у некоторых его собратьев, у тех почтенных тюремщиков, которые, помышляя только о жалованье, положенном за охрану заключенных, умножая свои доходы за счет несчастных жертв и  строя благоденствие на чужой  беде, втайне жестоко радуются слезам обездоленных. Он вызывает узника к  себе. Влюбленные встречаются, и оба  теряют сознание. Прекрасная Сент-Ив долго лежала неподвижная и бездыханная, Простодушный же вскоре пришел в себя.

- Это, видимо, ваша супруга, - сказал ему комендант. - Вы не говорили мне, что  женаты. Как мне передавали, своим  освобождением вы обязаны ее великодушным заботам.

- Ах, я недостойна быть его женой, - дрожащим голосом проговорила прекрасная Сент-Ив и снова потеряла сознание. Очнувшись, она, по-прежнему дрожа, показала указ о денежной награде и патент на капитанский чин. Простодушный, растроганный не менее, чем удивленный, словно пробудился от одного сна, чтобы впасть в другой.

- За что  меня здесь держали? Как удалось  вам вызволить меня? Где изверги,  из-за которых я сюда попал?  Вы - божество, сошедшее с небес, чтобы меня спасти.

Прекрасная Сент-Ив то потуплялась, то снова взглядывала на возлюбленного, но тотчас заливалась краской и отводила в сторону глаза, увлажненные слезами. Наконец она сообщила ему все ведомое ей и испытанное ею, за исключением лишь того, что желала бы скрыть и от самой себя и что всякому другому, лучше знающему свет и посвященному в придворные обычаи, чем Простодушный, сразу стало бы ясно.

- Как же  это может быть, чтобы какой-то  негодяй, вроде вашего судьи, мог лишить меня свободы? Я вижу, что люди подобны самым мерзким животным: всякий старается навредить ближнему. Но возможно ли все-таки, чтобы монах, иезуит, королевский духовник, содействовал моему несчастью в такой же мере, как и нижнебретонский судья, причем я даже представить себе не могу, под каким предлогом этот гнусный проходимец подверг меня гонениям? Но неужели вы все время помнили обо мне? Я этого не заслужил; в те времена я был настоящим дикарем. И вы решились, не получив ни от кого ни совета, ни помощи, совершить путешествие в Версаль? Вы появились там, и мои цепи разбиты!

Есть, стало  быть, в красоте и добродетели  непобедимое очарование, перед которым  распахиваются железные ворота и  смягчаются каменные сердца! При слове "добродетель" прекрасная Сент-Ив разрыдалась. Она не сознавала, какая добродетель была в том преступлении, за которое так себя корила.

- Ангел,  расторгнувший мои узы, - продолжал  ее возлюбленный, - если у вас  оказались столь сильные связи  (кстати, я о них и не подозревал), что вам удалось добиться моего  оправдания, то добейтесь того  же и для старца, который впервые  научил меня мыслить, подобно  тому как вы научили любить. Горе сблизило нас с ним;  он мне дорог, как родной  отец, и я не могу жить ни без вас, ни без него.

- Я? Чтобы  я обратилась с ходатайством к человеку, который...

- Да, я хочу  навеки и всем быть обязанным  вам и только вам: напишите  этому влиятельному человеку, осыпьте  меня благодеяниями, довершите  начатое, увенчайте и этим чудом уже содеянные чудеса. Она чувствовала, что должна исполнить все, чего требует возлюбленный: она села писать, но рука ей не повиновалась. Трижды принималась она за письмо и трижды его рвала, потом все же написала и вместе с Простодушным вышла из тюрьмы, обняв на прощание мученика искупительной благодати. Счастливая и полная отчаянья, Сент-Ив знала, в каком доме живет ее брат; она пошла туда; в том же доме снял помещение и ее возлюбленный. Не успели они прийти, как покровитель уже прислал ей приказ об освобождении из-под стражи почтенного старца Гордона и просьбу о свидании на завтра. Итак, ценою ее каждого справедливого и великодушного поступка было бесчестие. Обычай торговать людским счастьем и несчастьем казался ей омерзительным. Приказ об освобождении она передала Простодушному, а от свидания наотрез отказалась, ибо от одного вида своего благодетеля умерла бы от стыда и горя. Простодушный согласился на время расстаться с ней только зате.м, чтобы освободить друга: он немедленно отправился в тюрьму. Выполняя этот долг, он рззмышлял о том, какие удивительные события происходят в этом мире, и восхищался отважной добродетелью девушки, которой два несчастливца были обязаны больше, чем жизнью.

Глава дгвятнадиатая. ПРОСТОДУШНЫЙ, ПРЕКРАСНАЯ СЕНТ-ИВ И ИХ РОДСТВЕННИКИ ОКАЗЫВАЮТСЯ В СБОРЕ

Великодушная  и достойная уважения изменница  находилась в обществе своего брата, аббата де Сент-Ив, м-ль де Керкабон и приора храма Горной богоматери.

Все были в  одинаковой мере удивлены, но чувства  и положение у всех были разные. Аббат де Сент-Ив оплакивал свою вину у ног сестры, сразу его простившей. Приор и его добрая сестра плакали тоже, но от радости. Негодяй судья и его несносный сын не нарушали своим присутствием этой трогательной сцены: они поспешили уехать, едва разнесся слух об освобождении их врага, и укрыли в провинциальной глуши и свою глупость, и свои страхи. Всех четырех обуревало множество самых разнообразных тревог, пока они дожидались возвращения молодого человека и его друга, которого он должен был освободить. Аббат де Сент-Ив не смел взглянуть сестре в глаза. Добрая м-ль де Керкабон приговаривала: