Информационное общество

...Люди  “третьей волны” чувствуют себя  свободнее, именно сталкиваясь  с “блипами” - информационными сообщениями, отрывком из песни или стиха, заголовком, мультфильмом, коллажем и т.д.. Ненасытные читатели дешевых изданий и специализированных журналов, они короткими приемами поглощают огромное количесво информации. Но и они стремятся найти новые понятия и метафоры, которые позволили бы систематизировать или организовать “блипы” в более широкое целое. Однако вместо того, чтобы пытаться втиснуть новые данные в стандартные категории и рамки “второй волны”, они хотели бы все устроить на свой собственный лад... Словом, вместо того, чтобы просто заимствовать готовую идеальную модель реальности, мы теперь сами должны снова и снова изобретать ее. Значит ли – больше-лучше?

Это тяжкое бремя, но оно вместе с тем открывает большие возможности для развития индивидуальности, демассификации личности и культуры. Некоторые, правда, не выдерживают, ломаются или отходят в сторону. Другие превращаются в постоянно развивающихся, компетентных индивидов, способных подняться в своей деятелььности на новый, более высокий уровень. Но в любом случае человек перестает быть стандартным, легко управляемым роботом, каким его изображали писатели “второй волны”.

«Поскольку  удовлетворяется все больше и  больше основных нужд покупателей, —  отмечает исследователь, — можно  твердо предсказать, что экономика  будет еще энергичней идти навстречу  тонким, разнообразным и глубоко  персональным потребностям покупателя, потребностям в красивых, престижных, глубоко индивидуализированных и чувственно приятных для него продуктах». 

“Семья будущего. Сегодня мы постоянно слышим о распаде семьи... Однако, когда толкуют о семье, то обычно имеют в виду не все огромное многообразие ее возможный форм, а тот конрктеный тип семьи, который бул порожден “второй волной”: муж-кормилец, жена-домохозяйка и дети... И когда сегодня власти призывают нас “восстановить семью”, они имеют в виду именно эту нуклеарную семью “второй волны”... Но если бы мы действительно хотети восстановить нуклеарную семью, нам нужно было бы затормозить ход истории. Ибо мы являемся свидетелями не смерти семьи, как таковой, а разрушения семейной системы “второй волны” и возникновения множества новых форм семьи. Демассификация средств информации и производства сопровождается демассификацией семьи. (...)

Технические развитые страны становятся сегодня свиетелями возникновения множества форм семьи. Коммуны (общины), группы престарелых, объединяющихся для совместного ведения хозяйства, племенные группировки среди некоторых этнических меньшинств, контрактные (договорные) и сериальные (периодические) браки, семьи, в которых супруги живут и работают в разных городах, - вот далеко не полный перечень существующих семейных форм... Какие формы семьи исчезнут, а какие получат широкое распространение, будет зависеть не столько от проповедей о “святости семьи”, сколько от того, по какому руслу мы направим развитие техники и организацию труда".

Постсовременность Бодрийяра

Обзор теорий информационного  общества будет неполным, если мы не упомянем постмодернистские концепции, концепции «постсовременности». 
Суть постмодернизма можно выразить коротко: абсолютизация релятивизма. Так же коротко можно возразить постмодернизму: если все относительно, то относителен и тезис об относительности всего. С последним утверждением постмодернисты, конечно, не соглашаются. Относительность всего – это единственная абсолютная для них Истина.

Постмодернисты отрицают истину и ставят на ее место бесконечное  разнообразие «истин». Они отрицают какую-либо реальностью, стоящую за языком, какую-либо реальность, кроме  самого языка. Все суждения имеют  языковую форму. И человек может  оперировать символами в рамках этой формы. Действительность, которая  стоит за языком, не просто непознаваема, она вообще не существует. Современный  мир переполнен сбивающими с толку  и постоянно мелькающими перед  глазами знаками, в нем не осталось смыслов, поскольку однозначная  интерпретация знаков стала невозможной. Люди ошалели от знаков и превратились в одураченное «молчаливое большинство». Такова концепция постсовременности французского постмодерниста Бодрийяра.

Хабермас в поисках смысла

В связи с проблемой  упадка публичной сферы Хабермас задается вопросом о качестве распространяющейся сегодня в неимоверных количествах информации, он спрашивает: «Значит ли «больше» также и «лучше» или наоборот?». В связи с этим вопросом Хабермас рассматривает явления манипуляции информацией в социально значимых масштабах, осуществляемых «отделами по связям с общественностью» и маркетинговыми отделами корпораций, а также соответствующих подразделений государственных органов.

На широком эмпирическом материале Хабермас показывает кризис сферы публичной информации: превращение знания в товар, тиражирование информационного мусора, коммерциализация публичных институтов (библиотеки, музеи, галереи и т.д.), нападки на общественные институты со стороны корпораций и государства, упор в политике и рекламе на убеждение, а не обсуждение и т.д. Хабермас не утверждает, что эти изменения порождают новый тип общества (он считает «информационное общество» обществом капиталистическим). Однако, по его мнению, факт кризиса сферы публичной информации налицо. Даже несмотря на то, что сфера публичного – это лишь теоретическая конструкция, а не конкретный объект (тем не менее, это конструкция, имеющая довольно осязаемые корреляты в действительности) – тенденции, обозначенные Хабермасом, вносят важное дополнение в общую картину информационного общества. 
 
Выводы

В 50-70-е годы стало очевидно, что человечество вступает в новую эпоху, дорогу к которой проложило бурное развитие техники и, в первую очередь, компьютеров. Проблема существования и бытия человека в полностью “технизированном” и “информатизированном” мире не могла не занимать философов, что вызвало к жизни концепцию “информационного” общества. Ни один из философов, писавших о данной проблеме, не сомневался в радикальном обновлении всей жизни человечества в рамках этой новой формации, но большинство из них анализировали проблему односторонне, будь то с политической, экономической или социальной точки зрения. Это породили огромное количество разнообразных названий и определений, о которых говорит У.Дайзард. Любопытно заметить, что почти все предложенные названия имеют латинскую приставку “пост-”, т.е. “после-”, словно их создатели ожидают какого-то всемирного катаклизма, глобального переворота в технике и в сознании людей, после которого вдруг начнется новая эра, новая эпоха, возникнет новое общество. Именно поэтому было так важно найти приниципиально новое название, одновременно показывающее преемственность и принципиальную новизну грядущего общества. И таким названием стало придуманное Тоффлером “информационное общество”.

Так как сам автор концепции  “информационного общества” не дал четкого определения своему “детищу”, мы попытаемся это сделать за него.

Информационное  общество - это цивилизация, в основе развития и существования которой лежит особая нематериальная субстанция, условно именуемая “информацией”, обладающая свойством взаимодействия как с духовным, так и с материальным миром человека. Последнее свойство особенно важно для понимания сущности нового общества, ибо, с одной стороны, информация формирует материальную среду жизни человека, выступая в роли инновационных технологий, компьютерных программ, телекоммуникационных протоколов и т.п., а с другой, служит основным средством межличностных взаимоотношений, постоянно возникая,  видоизменяясь и трансформируясь в процессе перехода от одного человека к другому. Таким образом информация одновременно определяет и социо-культурную жизнь человека и его материальное бытие. В этом и состоит принципиальная новизна грядущего общества.