Свобода творчества художника

    В рамках диалектико-материалистического  подхода снимается антиномичность детерминизма и телеологизма. Более  того, преодолевается фатализм и теоретически обосновывается возможность свободы  индивида в творчестве. Собственно “принуждения к творчеству” не смогла добиться ещё ни одна тоталитарная власть.

    Человека  можно заставить рыть траншею, но невозможно заставить создавать  произведения искусства. Свобода по отношению к самому себе, к другим людям, к обществу, к исторической эпохе - это основные формы проявления человеком своей жизненной активности. В своей предметно-практической деятельности на протяжении всей человеческой истории происходил процесс реализации и осмысления свободы, необходимости и случайности преобразования, в соответствии с человеческими потребностями, целями и способностями в целесообразные и полезные для субъекта и общества различные формы проявления творческой деятельности. Творческая деятельность людей и результаты этой деятельности, выраженные в искусстве во всех его проявлениях и направленные на совершенствование человека, общества и форм их взаимодействия, расширяли меру человеческой  свободы  в  творчестве.  

    2.2. Проблема свободы  творчества и ответственности  художника.

    По  вопросу соотношения свободы и ответственности художника высказывали свое мнение различные деятели искусства. Однако эта проблема так осталось нерешенной и на сегодняшний день.

    С одной стороны, художник не может  творить без свободы действий и возможности выразить свой внутренний мир так, как он этого хочет. Но, с другой стороны, свобода человека заканчивается там, где начинается свобода другого человека, то есть свобода человека сопряжена с его обязанностями и ответственностью. Если художник творит, то он должен понимать, что может его творчество принести обществу - пользу или вред. Если искусство призвано развивать личность духовно, обогащая новыми образами, мыслями и ассоциациями. Именно эта цель должна достигаться в творческой деятельности художника. Художник должен быть ответственным за свои творения.

    Рассмотрим  понимание свободы творчества с  точки зрения русского советского писателя Брюсова В. Я.

    Понимание свободы художественного творчества у Брюсова далеко не однозначно, причем это понимание может меняться со временем либо с изучением сущности феномена, который анализирует художник. В программной статье “Об искусстве”, где поэт говорит о сходстве и различии некоторых своих взглядов на творчество с великим Л. Толстым, он отмечает: “Толстой желал бы и по внешности и по содержанию ограничить область художественного творчества. А я ищу свободы в искусстве. Кто дерзает быть художником, должен найти себя, стать самим собою. Не многие могут сказать не лживо: “это я” [12, 23 с.]. В общем употреблении есть ограниченное число личин, которыми и прикидываются люди, то из подражания, то из страха. Художнику необходимо осмелиться и снять с себя такую личину. Необходимо освободиться и от всего чужого, хотя бы то были заветы великих учителей”. То есть, по Брюсову, свобода художника есть освобождение от приобретенного из вне, выражение, в первую очередь, собственного “я”. И далее: “Кто дерзает быть художником, должен быть искренним - всегда без предела”. Итак, свобода есть искренность, и чем далее “в свою область вступает искусство, тем определеннее оно становится свободным излиянием чувства” [12, 25 с.]. Как мы наблюдаем, поэт выделяет в качестве основного элемента художественного творчества собственное “я” творца. Но подчеркнем: свободное излияние чувства, а отнюдь не утверждение собственного “я”, незыблемости моих постулатов. Возможно, данный тезис появился у поэта в связи с тем, что он в раннем творчестве не считал необходимым подчеркивать связь литературы с социально-исторической действительностью. Брюсов в то время утверждал, что у искусства есть своя область - тайны человеческого духа, а то, что проникает в искусство извне, долгое время казалось ему не заслуживающим внимания.

    У кинорежиссера Евгения Цымбал - свое мнение по поводу этой проблемы.

    Вопрос  о свободе и об ответственности художника, - отмечает он, - неизбежно возникал перед всеми, кто имел отношение к творчеству и художественному процессу. Особенно острым он стал с появлением документального кинематографа - искусства, основанного на фотографии, с невиданной прежде точностью запечатлевающей лица, нюансы поведения, переживания и действия реальных людей. Их мотивации стали как никогда очевидны. Бесстрастный объектив камеры чётко фиксировал правду и ложь, честные побуждения и меркантильные расчеты, искренний энтузиазм и корыстную демагогию. Хроника стала увековечивать человеческие поступки. Человеческие массы, участвовавшие в изменении истории, стали главным её объектом. Кинохроника стала мощнейшим средством “запечатления времени” говоря словами Андрея Тарковского. В данном случае ответственность художника в защите свободы. Свободы слова, свободы демонстраций, свободы творчества, свободы кинематографического высказывания [13].

    Для Германа Гессе же проблема ответственности  переросла из экзистенциалистской  в общечеловеческую Это писатель, который считал каждого человека ответственным за то, что происходит в мире. Сам он являлся непримиримым борцом за мир, за сохранение культурных ценностей и человеческого в человеке.

    Герману Гессе не были чужды и христианские ценности – библия являлась для него одной из самых мудрых книг, помогающей отыскать смысл жизни. Поиск смысла жизни является одним из ведущих мотивов в творчестве писателя. Свой путь в жизни ищут герои его произведений - бродяга Кнульп, творец и любитель прекрасного Гольдмунд, мыслитель Сиддхартха и многие другие.

    Любое произведение Гессе проникнуто напряженным  ожиданием открытия - открытия мира или открытия самого себя. Отсюда мотив  странничества, мотив одиночества  и отверженности. Романтик Гессе  не идеализирует средневековье, он создает свои собственные миры, в которых он сам и его герои находят убежище и призрачный покой. Это может быть монастырь или заброшенная хижина отшельника, замкнутая педагогическая провинция в “Игре в бисер” или магический театр в “Степном волке”. Гессе уводит нас в выдуманные миры, но его герои поражают своей жизненной силой, своей жаждой деятельности на пути познания истины. Они жизнелюбивы, но готовы пожертвовать собой во имя идеи – умирающий Кнульп заканчивает свой путь одиноким странником, магистр Кнехт своей смертью оставляет глубокий след в сердце своего ученика, Гольдмунд - в сердце своего друга Нарцисса [11, 78 с.]. В их смертях нет ничего бессмысленного, случайного. Все предопределено и конец их закономерен.

    Гессе много пишет о смерти – и  в стихах и в прозе дают себя знать его суицидальные наклонности. Смерть предстает перед нами то в образе друга, то в образе вечной матери, с которой все начинается и которой все кончается. Смерть приносит избавление от страданий, но, в то же время, разлучает нас с близкими и друзьями. Смерть закономерна, но преждевременный и добровольный уход из жизни кажется Гессе трусливым и безответственным поступком. Поэтому он выступает против войны, несущей смерть миллионам людей и разрушающей культуру. Романтик в душе и хранитель культуры по призванию, Гессе не мог смириться с тем, что несет любая война человечеству. Он пишет письма, эссе, стихи и, наконец, роман “Демиан”, произведение, всем своим естеством направленное против войны и призывающее к миру.

    Чувствуя  себя ответственным за сохранность культурных и общечеловеческих ценностей, за воспитание гармоничной и высокоразвитой личности, Гессе тем в большей степени испытывал озабоченность и даже некоторую растерянность, когда некоторые из его произведений толковались превратно и вызывали непредсказуемые реакции. Именно это и произошло с романом “Степной волк”, являющимся свидетельством глубокого проникновения писателем в сложный духовный мир человека, пристального внимания к личности, к душевным переживаниям. Как никогда остро в этом романе Гессе выражает свое субъективное, эмоционально-личностное отношение к окружающему миру. Сам же роман можно считать примером преломления в творчестве писателя ряда литературных направлений, как глубоко реалистических, в какой-то мере близких натурализму по степени отображения животного начала в человеке, так и романтических - навеянных стремлением к высоким идеалам, к бессмертию души. Бунтующая молодежь 60-х годов увидела в этом произведении призыв к свободе, в том числе и сексуальной и это глубоко обеспокоило писателя, не ожидавшего подобной трактовки своего произведения.

    В предисловии к последующим изданиям “Степного волка” Гессе пытался  объяснить феномен такого восприятия романа. Он писал, что эта книга, “написанная  о пятидесятилетнем человеке и о проблемах именно этого возраста”, часто попадает в руки совершенно юных людей, на которых она, хотя и производит определенное впечатление, но понимается ими едва лишь наполовину».

    По  словам Гессе, такие читатели находят  в его книге много общего с собой, со своими проблемами и нуждами. Они, следя за перипетиями основного героя - Гарри Галлера, к сожалению, не видят “второго, высшего и непреходящего мира, не видят того, что основная цель книги заключается в том, чтобы поведать об искусстве и высоте человеческого духа, о его бессмертии” [11, 99 с.]. Поэтому, как считает Гессе, “хотя в книге и говорится о страданиях и нуждах, она ни в коем случае не является книгой Отчаявшегося. Это книга Верующего”.

    Гессе хотел, чтобы его читатели поняли, что история степного волка хотя и повествует о болезни и кризисе, все же не ведет к смерти и падению, а, наоборот, к исцелению. На этом примере мы видим, что и после издания романа Гессе волнует правильность его восприятия читателями, хотя он и не стремится им объяснить, как надо читать его произведения.  

      Поднимая в своих произведениях  проблему ответственности за  сохранение мира и культуры, Гессе  не мог не остановиться на  проблеме ответственности художника  за свое творчество. По словам  литературоведа А.Г. Березиной, Гессе, выдвигая проблему ответственности перед людьми,   “вступает в полемику не только с экзистенциализмом, но и с философией Ницше”, считавшего, что творческая личность не должна нести пред остальными никакой ответственности. 

      Ответственность самого Гессе проявлялась в том, что он, наслаждаясь созданием сюрреалистических произведений, все же отказывается от “произведений подобного рода”, заявляя следующее: “Те понятия о морали и ответственности творчества, к которым я пришел с годами, не позволяют мне сегодня переносить подобные творческие методы из области частного и безответственного на мои задуманные всерьез произведения” [11, 112 с.]. 

      В этих, серьезных, произведениях  Гессе снова и снова поднимает  одну и ту же проблему - проблему  ответственности интеллигенции не только как хранительницы культуры, но и как активной движущей силы, препятствующей развязыванию новых войн, способствующей помимо технического, в первую очередь, духовному расцвету наций. 

      Большое внимание Гессе уделял  языку своих произведений, стремясь сохранить и культивировать тот прекрасный литературный немецкий язык, которым писали Гете и Шиллер, Новалис и Эйхендорф. В рассказе “Трагично…” он пишет, что современный ему письменный язык “становится чем-то вроде бедняцкого жаргона, жалчайшего и обовшивевшего”, что из него исчезли “все красивые, богатые, редкие и сложные языковые обороты”. Гессе отмечает, что “язык былого времени, язык изысканный и превосходно отточенный, который два-три десятилетия назад был еще хотя бы приблизительно известен многим авторам и употреблялся ими, этот язык погиб” [11, 134 с.]. Герой рассказа наборщик Иоганнес, бывший писатель, превосходно владевший этим языком, в глазах редактора газеты выглядит “постепенно отмирающим представителем старого мира”, не способным что-либо изменить и повернуть историю вспять. Он предлагает старику уйти на заслуженный отдых, но для Иоганнеса это равносильно смерти, потому что он давно уже считал себя “служителем храма языка” и на свой страх и риск занимался исправлением языковых огрехов и перестройкой “дурно построенных предложений” [11, 156 с.]. Неправильно сделанный перенос или неверно поставленная запятая казались ему издевательством над ни в чем неповинными словами, лишавшимися вследствие этого своего смысла и значения.  

      Наборщик Иоганнес и Гессе, по сути дела, одно и то же лицо и мы видим это из письма Гессе к корректору, в котором он писал следующее: “Если я откажусь прочесть корректуру и сам проверить каждую буковку, то наборщик и Вы сотворите текст, который при совсем поверхностном сравнении кажется прежним, а на самом деле отступает от первоначального в десятках, нет, сотнях местах” [11, 178 с.]. Гессе отстаивал каждое написанное им слово, каждую буковку и запятую, считая, что иначе изменятся ритм и мелодия фразы, ее музыка, которая, по словам Гессе, представляет собой нечто магическое и волшебное. 

      Труды Гессе не пропали даром,  и язык его произведений получает  самую высокую оценку со стороны  любителей его творчества и  литературоведов. Так, один из  переводчиков Гессе на русский язык - С. Аверинцев отмечает, что ему были присущи “безупречное чувство прозаического ритма, музыкальная прозрачность синтаксиса, ненавязчивость аллитераций и ассонансов, естественное благородство “словесного жеста”. Чистоту стиля, его изысканную простоту и неповторимую прозрачность, одинаково проявляющуюся и в прозе и в стихах, подчеркивает и литературовед А. В. Михайлов. Цитату другого литературоведа - В. Днепрова, хотелось бы привести полностью: “Фраза чистая и ясная, гибко улавливающая тончайшие оттенки смысла, покорная мастеру и нередко вызывающая чувство восхищения своей грациозной свободной точностью и красотой; повествование то степенно обстоятельное, то окрашенное иронией, то романтически воодушевленное или даже упоенно романтическое. Проза в рамках классической традиции. Плавности, отчетливости, внутренней связи с образцами немецкого слова конца XVIII - начала Х1Х века, высоко интеллигентная немецкая речь, где отстоялась до прозрачности культура, которую Т. Манн, имея ввиду ее достоинства, назвал “бюргерской” [11, 195 с.]. 

      Гессе со всей ответственностью  относился к тому, что выходило  из под его пера, будь то  это проза или стихи. И речь  касалась не только темы и  идеи произведения, но и каждой  отдельной буквы, каждого отдельного  слова. Гессе стремился к совершенству изложения и неоднократно перерабатывал свои лирические произведения, добиваясь той легкости восприятия, в результате которой стихи казались спонтанным и сиюминутным изложением мысли или наблюдения, тогда как этому предшествовала долгая и трудная работа. 

      Ж. Маритен считает, что при  всем том обсуждаемый принцип  остается истинным и не должен  забываться. Искусство держится  блага произведения - не блага  человека.