Россияне  не видят успехов  в борьбе с коррупцией

    Большинство россиян уверено в том, что коррупция в высших эшелонах власти процветает, несмотря на борьбу с ней. А антикоррупционные мероприятия, по мнению россиян, являются лишь замаскированной борьбой одних групп влияния с другими. Таковы данные, полученные социологами «Левада-центра» в ходе всероссийского опроса, проведенного 2--5 июля в 130 населенных пунктах РФ. Опрошено 1600 респондентов - стандартная выборка, репрезентативная для страны в целом. Статистическая погрешность не превышает 3,4%. 

Коррупционность связанных с участием органов государственной и муниципальной власти и их должностных лиц общественных отношений – наиболее модная для обсужде-ния на всех уровнях научных, политических и обывательских дискуссий и наименее ре-ально решаемая проблема современной российской действительности. О негативных по-следствиях коррупции написано множество материалов. И не случайно, по своей сути кор-рупция – мощнейший тормоз не только социально-экономического развития российского общества, но и весомый фактор собственно существования самого российского государст-ва. Потому в 2008г. российские законодатели, Президент, Правительство, правоохрани-тельные органы России приняли пакет нормативных правовых актов [см. 1] (далее по тек-сту – НПА), которые, на первый взгляд, можно рассматривать как целостную систему ан-тикоррупционных правовых мер, эффективность действия которых, по идее правотворцев, должна стать высокой, благодаря чему коррупция в стране значительно искоренится. 
С этих посылов попытаемся оценить действенность нового антикоррупционного за-конодательства России, и необходимость вообще подробно знакомить с основами и «глу-бинами» данного законодательства основную массу российского населения и особенно ту его часть, которую, по общему мнению многих политиков и обывателей, следовало бы от-нести к потенциальным и реальным субъектам коррупционных деяний. 
В ст. 6 Федерального закона «О противодействии коррупции» (далее по тексту – Фе-деральный закон) «Меры по профилактике коррупции» в качестве одной из них предпи-сано проведение «антикоррупционной экспертизы правовых актов и их проектов». Исходя из данного требования, проанализируем существо исследуемой проблемы с позиций эф-фективности реальной борьбы с коррупцией в России. Начнем с поиска «дыр в сетях» антикоррупционного законодательства, уводящих коррупционеров от юридической от-ветственности. Чтобы подтвердить обоснованность формулировки предыдущего предло-жения, анализ проблемы поведём с исследования специфических элементов составов кор-рупционных деяний, т.е., с выявления квалификационных признаков коррупции – объекта, объективной стороны, субъекта и субъективной стороны деяний. Но прежде проведем лингвистический анализ используемых в указанных НПА дефинитивных толкований ос-новных терминов, с помощью которых построено антикоррупционное законодательство. 
Как известно, дефиниция (лат. – definitio) – краткое определение какого-либо поня-тия, отражающее существенные признаки предмета или явления. С позиций лингвистики дефиниция – толкование слова. В НПА правовые дефиниции используются в виде норм-дефиниций. В отличие от «поведенческих» норм, сконструированных из гипотезы, диспо-зиции и санкции, нормы-дефиниции всегда «однозвенны», так как устанавливают норма-тивное правовое обозначение терминов и понятий, используемых законодателем для соз-дания «поведенческих» и иных норм права. И чем точнее значение дефинитивных норм в НПА, тем точнее и правомернее соблюдаются и исполняются предписания законодатель-ства, справедливее и обоснованнее выносятся судебные решения в случаях споров сторон правоотношений или при совершении субъектами права конкретных правонарушений. 
Конечно, нельзя каждому понятию, используемому в НПА, дать в этих актах норма-тивное правовое обозначение. Поэтому, по общему юридическому правилу, для понятий и терминов, не получивших в НПА нормативного толкования, таковыми могут быть их зна-чения, изложенные в толковых словарях издательства «Русский язык», научными учреж-дениями языковедческого профиля Российской Академии наук, которые вправе устанав-ливать на территории России общие нормы русского языка. 
Однако многим терминам в таких словарях часто дается неоднозначное смысловое толкование: отдельные из них по правилам лингвистики являются омонимами – термина-ми, обозначающими разные предметы или явления. Когда такой термин используется в правовом обороте, становится неоднозначным толкование осуществляемых субъектами действий в рамках правил норм, где термин использован. Возникают коллизии, вызванные неустранимыми сомнениями в квалификации конкретных правовых действий субъектов, осуществляющих отношения в соответствии с такими неконкретными нормами. 
В гражданском праве эти сомнения устраняются в соответствии с изложенными в ст. 6 ГК РФ принципами применения данного законодательства по аналогии (закона или права). В отраслях публичного права (уголовном, административном, налоговом, тамо-женном) эти принципы не применяются: здесь все неустранимые сомнения в действующем законодательстве, в том числе и дефинитивного характера, толкуются в пользу лица, обви-няемого в совершении правонарушения (в пользу обладателя презумпции невиновности). 
Поэтому исследование анализируемого явления начнем с изучения дефинитивного толкования понятия «коррупция». До принятия Федерального закона нормативного его толкования не было. Было множество доктринальных толкований, не лишенных образной и эмоциональной окраски. Поэтому коррупционерами в обыденном (неправовом) смысле слова считали тех, кто получал от кого-либо деньги, вещи и услуги за оказание каких-то дефицитных услуг, связанных с деятельностью государственных и муниципальных инсти-тутов. К ним относили: государственных и муниципальных служащих, армейских офице-ров, сотрудников правоохранительных, налоговых, таможенных и контролирующих орга-нов. К ним до сих пор относят учителей, врачей, преподавателей вузов, руководителей го-сударственных и муниципальных учреждений образования, здравоохранения, социального обслуживания населения и др. субъектов. 
Федеральный закон расставил в этом вопросе «точки над i»: ст. 1 нормативное толкование термина «коррупция» определяет как (здесь и далее выделено нами – Г.М.): 
«а) злоупотребление служебным положением, дача взятки, получение взятки, зло-употребление полномочиями, коммерческий подкуп либо иное незаконное использование физическим лицом своего должностного положения вопреки законным интересам общест-ва и государства в целях получения выгоды в виде денег, ценностей, иного имущества или услуг имущественного характера, иных имущественных прав для себя или для третьих лиц либо незаконное предоставление такой выгоды указанному лицу другими физическими лицами; 
б) совершение деяний, указанных в подпункте «а» настоящего пункта, от имени или в интересах юридического лица». 
В принципе, четкого толкования понятия «коррупция» в определении так и нет. По сути, в нем идет бессистемное перечисление ряда деяний имущественного характера без указания на то, кого следует относить к коррупционерам. По каким признакам коррупцию выделять как самостоятельный криминальный институт – в определении ответа нет. Исхо-дя из содержания определения, практически невозможно установить общие квалифици-рующие признаки состава коррупционного деяния как правонарушения. Если это осуще-ствить, то взамен традиционного в юридической науке определения состава правонаруше-ния, когда его квалификацию ведут с выявления объекта и объективной стороны, далее устанавливая субъекта и субъективную сторону, состав данных деяний целесообразнее на-чать с выявления субъектов, ответив на вопрос: кто есть «коррупционер в законе»? 
1. Субъекты коррупционных деяний. В ст. 1 Федерального закона данная норма отсылочная. Поэтому для установления субъектов конкретных деяний обратимся к соот-ветствующим нормам УК РФ и иным актам публично-правового характера, в которых описаны виды преступлений, перечисленные в определении понятия коррупция. 
1.1. Злоупотребление служебным положением. Схожее обозначение обнаружива-ется в двух статьях УК РФ: 
- ст. 201 «Злоупотребление полномочиями» главы 23 «Преступления против интере-сов службы в коммерческих и иных организациях», касающейся лица, выполняющего управленческие функции в коммерческой или иной организации, которое свои полномочия использует вопреки законным интересам этой организации (выделено автором); 
- ст. 285 «Злоупотребление должностными полномочиями» главы 30 «Преступления против государственной власти, интересов государственной службы и службы в органах местного самоуправления», где в Примечании 1 в качестве субъекта преступления указано должностное лицо (подробные его характеристики см. далее). 
Здесь обнаруживаются два специальных субъекта, но совершающих деяния в проти-воположных сферах деятельности: 1) в коммерческой (предпринимательской), законные интересы которой состоят в получении ее субъектом максимально возможной прибыли; 2) в сфере публичной – государственного или муниципального управления, воинской службы и службы в органах правопорядка, где целью деятельности данных служб является уста-новление правопорядка в стране, устранение ситуаций, в которых одни субъекты права нарушают реализацию законных прав и интересов других субъектов. 
1.2. Дача взятки. В соответствии с правилами ст. 20 ч.1 УК РФ – здесь общий субъ-ект преступления, дееспособный гражданин, достигший 16-летнего возраста, передав-ший должностному лицу взятку в виде денег, ценных бумаг, иное имущество или выгоды имущественного характера за законные или незаконные действия или бездействие в свою пользу или третьих лиц. Диспозиция деяния описана в ст. 291 «Дача взятки». 
1.3. Получение взятки. По правилам одноименной ст. 290 УК РФ здесь специальный субъект преступления – должностное лицо. Оно, в соответствии с Примечаниями к ст. 285 УК РФ, временно или по специальному полномочию осуществляет функции представите-ля власти либо выполняет организационно-распорядительные, административно-хозяйственные функции в государственных органах, органах местного самоуправления, государственных и муниципальных учреждениях, государственных корпорациях, а также в Вооруженных Силах, других войсках и воинских формированиях Российской Федерации. 
1.4. Злоупотребление полномочиями. Здесь налицо повтор ст. 201 и 285 УК РФ. Плюс также субъекты по ст. 202 «Злоупотребление полномочиями частными нотариусами и аудиторами». То есть, субъекты здесь как должностные лица в соответствии с Примеча-ниями к ст. 285, так и лица, выполняющие управленческие функции в коммерческой или иной организации и частные нотариусы и аудиторы, использующие свои полномочия во-преки задачам своей деятельности и в целях извлечения выгод и преимуществ для себя или других лиц либо нанесения вреда другим лицам. 
1.5. Коммерческий подкуп. По правилам ст. 204 УК РФ субъект преступления – лицо, выполняющее управленческие функции в коммерческой или иной организации, которому незаконно переданы деньги, ценные бумаги, иное имущество, а равно ему незаконно ока-заны услуги имущественного характера за совершение действий (бездействия) в интересах дающего в связи с занимаемым этим лицом служебным положением (выделено автором). 
Заметим, что законодатель использует в этой дефинитивной норме о коррупции и в последующих статьях закона термин «положение», относя его к трудовой функции кон-кретного коррупционера. Так как в НПА нет нормативного толкования данного термина, обратимся к «Толковому словарю» под ред. С.И.Ожегова, где термин в толковании его ав-торов является омонимом, имея 9 значений от «…местонахождения в пространстве» до «разговорного «находиться в интересном положении» – быть беременной [2]. При этом о термине «служебное положение» нет речи ни в одном НПА. Поскольку в коммерческой организации любое лицо в соответствии с правилами ст. 15 ТК РФ исполняет «трудовую функцию», работая либо в должности, либо по специальности или профессии, то речь здесь может идти о «должностном» или «профессиональном положении» субъекта трудо-вых отношений. «Служебное положение» можно отнести к субъектам отношений, регули-руемых законами о государственной, муниципальной, воинской и т.п. службе, но не субъ-ектам, работающим по трудовому договору в коммерческих организациях. 
Это – факт дефинитивной «неряшливости» законодателя, благодаря чему субъектов коммерческого подкупа по правилам квалификации правонарушений нельзя относить к коррупционерам. Притом, как и в случае с правилами Примечания 1 п. 2 ст. 201 уголовное дело по ст. 204 УК РФ о коммерческом подкупе может быть возбуждено только по заявле-нию руководящего органа коммерческой организации, если вред деянием был причинен только ей. Если вред был причинен интересам других организаций, гражданам или госу-дарству, уголовное дело возбуждается на общих основаниях. 
1.6. Иное незаконное использование физическим лицом своего должностного по-ложения вопреки законным интересам общества и государства. На первый взгляд, здесь к коррупционерам можно отнести любого гражданина, обладающего должностным положением, выполняющего по правилам ст. 15 ТК РФ трудовую функцию в виде опреде-ленной должности. Но если по правилам той же статьи он выполняет функцию в виде профессии, специальности с указанием квалификации (учитель 1-й категории, врач высшей категории и т.п.) либо конкретный вид поручаемой работнику работы – по ло-гике ст. 1 Федерального закона, его к субъектам коррупционных деяний относить нельзя. 
Во-вторых, ни в одном НПА нет дефинитивного толкования и понятия «законные интересы общества и государства». К тому же среди легитимных субъектов права в рос-сийской системе нет места такому субъекту, как «общество». А нет субъекта, нет и таких интересов из-за отсутствия их носителя. Притом, по логике, если у государства как у субъ-екта права есть законные интересы, предполагается, что у него могут быть и незаконные интересы. Тогда, если физическое лицо реализует незаконные интересы государства, оно не относятся к коррупционером? За это его нужно вознаграждать? 
Таким образом, на уровне нормативного толкования терминов «служебное положе-ние» и «должностное положение» возникла «дефинитивная ловушка» для органов суда и следствия: для привлечения к уголовной, административной и дисциплинарной ответст-венности требуется наличие в соответствующих законах четких толкований данных тер-минов. А их там нет. Потому незаконное использование физическим лицом должностно-го (служебного) положения обнаружено быть не может, раз нет указания на существо его законного использования. Аналогии, основанные на доктринальных толкованиях терми-нов или сущности юридически значимых фактов (кстати, этим сильно грешат авторы Комментариев УК РФ), в публичном праве не допустимы. 
Кто же реально попал под «пресс» антикоррупционного закона? В его ст. 6. «Меры по профилактике коррупции», и, следовательно, недопустимости ее в стране, перечислен-ные меры практически все относятся к гражданам, претендующим на замещение или за-мещающих государственные или муниципальные должности и должности государствен-ной или муниципальной службы. 
Помимо формирования в обществе нетерпимости к коррупционному поведению и проведения антикоррупционной экспертизы НПА и их проектов, к названной категории граждан предъявляется ряд жестких требований: 1) проверка сведений, представляемых ими при поступлении на службу; 2) установление в качестве основания для увольнения такого лица непредставления им сведений либо представление заведомо недостоверных или неполных сведений о своих доходах, имуществе и обязательствах имущественного ха-рактера, а также представление заведомо ложных сведений о доходах, об имуществе и обязательствах имущественного характера своих супруги (супруга) и несовершеннолетних детей [3]; 3) внедрение в практику кадровой работы органов государственной и муници-пальной власти правила, в соответствии с которым длительное, безупречное и эффектив-ное исполнение служащим своих должностных обязанностей должно учитываться при на-значении его на вышестоящую должность, присвоении ему воинского или специального звания, классного чина, дипломатического ранга или при его поощрении. 
Поэтому нельзя относить к коррупционным противоправные действия субъектов преступлений, совершаемые субъектами частного права по ст. 201, 203 и 204 УК РФ, хотя, конечно, социально-экономическая их опасность для общественного правопорядка и весо-ма. Однако данные правонарушения не связаны с деятельностью публичной власти стра-ны, главная функция которой – защита прав всех субъектов по единым правилам. И если эта функция умышленно исполняется ненадлежащим образом, скрыто от окружающих, а главное – за недопустимое вознаграждение, потерпевшим прямо и косвенно становится неопределенное число субъектов частного и публичного права, то есть, всё общество. 
Что касается субъектов предпринимательства (специальных субъектов частного пра-ва, которым наносится вред правонарушениями, сходными с описанными в главе 30 УК РФ), то здесь прямой и косвенный вред причиняется определенному кругу лиц, ограни-ченному интересами деятельности данного юридического лица (его собственникам, ак-ционерам или участникам ООО, трудовому коллективу, партнерам и т.п. заинтересован-ным лицам). Следовательно, относить правонарушения, связанные со злоупотреблениями полномочиями и коммерческим подкупом, к коррупционным деяниям юридически не кор-ректно. Поэтому в дальнейшем исследовании проблем применения антикоррупционного законодательства эти деяния в качестве коррупционных мы не рассматриваем. 
Так же, отметим, что под действие Федерального закона никак не подпадают педаго-гические, медицинские работники, работники воспитательных учреждений всех уровней, деятельность которых современные СМИ, результаты многочисленных социологических опросов, Верховный суд Российской Федерации относят к самым коррумпированным сфе-рам жизнедеятельности России [4]. В чем – огромный позитив данного закона! 
По итогам анализа характеристик субъектов коррупционных деяний, которые (харак-теристики) проистекают из существа норм Федерального закона, в целом можно констати-ровать следующее: российские коррупционеры «в законе» это: 1) должностные лица и служащие федеральных, региональных и муниципальных органов исполнительной вла-сти; 2) все те, кто дает им взятки. Но почему за рамками этого перечня потенци-альных и реальных деятелей коррупционных деяний остались депутаты всех уровней представительной власти России – по-видимому, вполне объяснимо: спасение себя на-ходится в руках самих спасителей. Однако от принятия ими законов и иных НПА корруп-ционной направленности («неправовых законов») часто в значительно большей мере нано-сит вред общественным отношениям, чем совокупные деяния всех крупных и мелких кор-рупционеров в исполнительных органах власти в стране и на местах. И почему-то в этот перечень не попали судьи всех уровней судебной власти? 
Логичен вопрос: зачем нужен отдельный закон, когда в УК РФ нормы главы 30 про-должают действовать? В принципе, нет острой необходимости принимать Федеральный закон именно такого содержания, так как в вопросах противодействия коррупции он еще больше запутал возможности привлечения к ответственности кого-либо за правонаруше-ния, достаточно понятно прописанные в действующем УК РФ? Ответ ниже. 
2. Субъективная сторона деяния (вина коррупционера). В принципе, здесь налицо исключительный прямой умысел: эти деяния по неосторожности (легкомыслию или не-брежности) либо с косвенным умыслом, а так же невиновно не совершаются. 
3. Объекты и объективная сторона деяния. В нашем анализе отступим от традици-онной схемы квалификации правонарушения, когда его объект (нарушенные обществен-ные отношения) и объективная сторона (способ осуществления деяния) исследуются раз-дельно. Речь о них поведем одновременно, так как объект большинства коррупционных деяний – нарушение установленных законом правил взаимоотношений органов публичной власти и иных субъектов права в процессе основанного на законе предоставления со сто-роны государства и муниципалитетов услуг публично-правового характера. 
В основе объективной стороны коррупционных деяний лежат противоправные дей-ствия (бездействие) субъектов публичной власти, осуществляемые ими скрытно за непре-дусмотренное законом вознаграждение имущественного характера. В результате публич-ные образования выполняет свои функции против правил, установленных законом о по-рядке осуществления ими полномочий. Как известно, субъекты права вступают во множе-ство общественных отношений для реализации своих личных, по сути, корыстных матери-альных и нематериальных интересов. Чтобы при этом не происходило нарушения баланса интересов и других субъектов, существует государство, которое: 
а) выявляет факты вредного действия осуществления конкретных отношений; 
б) устанавливает причинно-следственные связи между такими действиями и их нега-тивными последствиями; 
в) издает нормативные акты, устанавливающие конкретные правила поведения субъ-ектов при осуществлении определенных отношений; 
г) отслеживает факты неисполнения этих правил, принудительно прекращая такие действия и применяя к нарушителям установленные законом юридические санкции. 
В идеале, законы принимаются не по чьей-то прихоти, а лишь когда в стране возни-кают негативные явления (последствия) осуществления общественных отношений. Спе-циалисты в сфере данных отношений скрупулезно и достоверно (в идеале) оценивают сте-пень ущербности данных последствий, устанавливают причины их возникновения, форму-лируют правила противодействия такому осуществлению. Юристы оформляют эти прави-ла по специальным технологиям в конкретные НПА, которые затем вводят в действие за-конодатели в форме законов с указанием на принятие конкретных подзаконных актов. 
Естественно, такие правила для осуществления абсолютно всех отношений создать невозможно. Поэтому отношения, неурегулированные законом, субъекты гражданского права (граждане и юридические лица) осуществляют по принципу «всеобщих дозволений»: «Всё, что не запрещено или специально не урегулировано законом – разрешено, если это не нарушает законных прав и интересов других субъектов». Во взаимоотношениях данных лиц с органами государственной и муниципальной власти действует иной принцип: «Ор-ганам власти и их должностным лицам запрещено всё, что им не разрешено законом». 
Однако и само наличие закона не гарантирует реального упорядочения отношений. Так как субъекты права участвуют в отношениях с желанием по максимуму реализовывать свои материальные и иные интересы, они заинтересованы в максимально возможной такой реализации, даже если при этом ущемляются интересы других лиц. 
Поэтому в законах, которые всеми должны соблюдаться надлежащим образом, могут устанавливаться и правила, выгодные одним категориям населения, а потому и лоббируе-мые ими при принятии НПА, часто в ущерб другим субъектам. Такой закон называют не-правовым – нарушающим баланс реализации общественных интересов в пользу опреде-ленных социальных групп. В результате негативные последствия таких несправедливых и безнравственных отношений законодательно закрепляются. Если в стране действует не-правовой закон, негативные последствия его действия ощутимы и опасны для общества, чем отсутствие закона: право здесь нарушает принцип справедливости, давая возможность злоупотребления этим правом лицами, в пользу которых принят такой закон. Защититься от него практически нельзя без кардинального его изменения. Примеры такого рода зако-нов: российская приватизация 90-х гг., монетизация льгот последних лет. И многое другое. 
С этих позиций исследуем сущность общественных отношений, в результате осуще-ствления которых, в соответствии с духом и буквой Федерального закона, возникают кор-рупционные деяния. Снова обратимся к содержанию дефиниции «коррупция» в ст. 1. Методом «от противного» определим содержание отношений, которые должны осуществ-ляться правомерно, а в изложенной в данной статье дефиниции понятия «коррупция» опи-сана противоправность их осуществления. Специфическим признаком коррупционных деяний являются корыстный имущественный мотив: «…получение выгоды в виде денег, ценностей, иного имущества или услуг имущественного характера, иных имущественных прав для себя или для третьих лиц либо незаконное предоставление такой выгоды указан-ному лицу другими физическими лицами». 
3.1. «Злоупотребление служебным положением» – неправомерное действие субъек-та. Противоположное действие – «доброе» или просто «употребление служебного положе-ния». Здесь много благоприятной почвы для красочных рассуждений философа, социоло-га, психолога, политолога, педагога и т.п. Но для правоведа содержание данного общест-венного отношения – terra incognita по следующим причинам. 
Во-первых, как отмечалось, в НПА нет дефиниций терминов «служебное положение» и «должностное положение». А при использовании лингвистического обозначения терми-на «положение», как тоже отмечалось, обнаруживается многозначность толкования его содержания. Потому оценить криминальную сущность противоправно осуществляющего-ся отношения, исследуя лингвистические характеристики используемого термина «поло-жение» для привлечения субъекта к публично-правовой ответственности, нельзя: в п. 3 ст.14 УПК РФ и п. 4 ст.1.5 КоАП РФ указано, что любые неустранимые сомнения в ви-новности лица в силу презумпции невиновности толкуются в его пользу. 
Во-вторых, неоднозначно и правовое толкование используемого в этой юридической формуле термина «злоупотребление». В российской правовой системе речь о дефиниции «злоупотребление правом» идет в п. 1 ст. 10 ГК РФ: «Не допускаются действия граждан и юридических лиц, осуществляемые исключительно с намерениями (выделено автором) причинить вред другому лицу, а также злоупотребление правом в иных формах». Если со-держание нормы изложить по принципу «обратной логической связи», тогда под «зло-употреблением правом можно понимать действия граждан и юридических лиц, осуще-ствляемые с исключительными намерениями (прямым умыслом) с целью нанести вред (зло) другим лицам. По сути толкования предполагается, что в результате данного дейст-вия виновным лицом, использовавшим свое служебное положение, кому-то нанесен иму-щественный или моральный вред. Но поскольку коррупционные деяния причиняют в со-ответствии с содержанием ст. 1 Федерального закона вред исключительно имущественный [5], возникают вопросы: 
1) кому конкретно он нанесен или, иначе, кто потерпевший в результате деяния; 
2) по каким утвержденным государством методикам или таксам данный вред уста-новлен? Для этого необходимо применять правила ст. 15, 16, 393 и главы 59 ГК РФ. А имеются ли такие нормативные измерители вреда «в законе» и «в натуре»? Если их нет, то и не должно выноситься судебных решений по делам такого рода правонарушений. 
Причём, «злоупотребителем» вред (зло) может быть причинен в результате: 1) пря-мого; 2) или косвенного умысла; 3) легкомыслия; 4) небрежности. Как отмечалось, три по-следних формы вины к коррупционным деяниям не относятся. А прямой умысел в кор-рупционном деянии доказывать трудно без специально проводимых оперативных розыск-ных мероприятий. Притом, ни в одном НПА нет диспозиций норм права, устанавливаю-щих содержание нарушаемого правоотношения (субъективные права и юридические обя-занности его субъектов) и состав правонарушения, связанного с несоблюдением правил осуществления такого правоотношения. 
Тем самым, обозначенное в Федеральном законе коррупционное деяние не имеет за-конченной юридической формулы, и, следовательно, в реальности оно просто отсутствует. 
3.2-3.3. Дача взятки. Получение взятки. По логике действий, дача состоится лишь тогда, когда взятка реально передана получателю. В этом случае анализ деяния следовало бы вести по аналогии с нумерацией статей в УК РФ, где в ст. 290 речь идет о получении взятки, а ст. 291 – о её передаче. По ст. 290 взятка – получение должностным лицом лично или через посредника денег, ценных бумаг, иного имущества или выгод имущественного характера за действия (бездействие) в пользу взяткодателя или представляемых им лиц, если такие действия (бездействие) входят в служебные полномочия должностного лица либо оно в силу должностного положения может способствовать таким действиям (без-действию), а равно за общее покровительство или попустительство по службе. 
Однако здесь складывается анекдотичное положение с содержанием диспозиций данных статей. В Примечании ст. 290 УК РФ определен лишь «крупный размер взятки» – сумма денег, стоимость ценных бумаг, иного имущества, выгод имущественного характера свы-ше 150 тыс. рублей. За это предусмотрено наказание до лишения свободы на срок от 7 до 12 лет со штрафом до 1 млн. руб. Взятки на меньшую сумму – видимо, мелкие. 
Но если обратиться к новой редакции диспозиции ст. 575 ГК РФ «Запрещение даре-ния» [6], то в ней есть понятие «обычный подарок» и обнаруживается лицо, которому он может быть вручен на законном основании: «Не допускается дарение, за исключением обычных подарков, стоимость которых не превышает трех тысяч рублей (выделено автором) «… лицам, замещающим государственные должности Российской Федерации, государственные должности субъектов Российской Федерации, муниципальные должно-сти, государственным служащим, муниципальным служащим, служащим Банка России в связи с их должностным положением или в связи с исполнением ими служебных обя-занностей». Получается, что в связи должностным положением руководителю можно да-рить подарок на 3 тыс. руб., заместителю меньше, а их подчиненным еще меньше в соот-ветствии с классным чином? Или, сделай подарок – выполню должностную обязанность? 
Логически следует, что отличие обычного подарка от взятки («необычного подарка») следующее: 1) подарок – это вещь или имущественное право, стоимостью менее 3 тыс. руб., а все что выше – взятка; 2) «необычный подарок» можно делать обычным, много-кратно даря обычные подарки одному лицу с определенными временными разрывами, все-гда прилагая к каждому подарку дарственную (например, на открытке), оформленную по правилам ст. 160 ГК РФ «Письменная форма сделки», с приложением товарного чека на указанную сумму. При этом в дарственной надо указать, что получателю вручается «обычный подарок» в связи с его должностным положением, либо в связи с исполнением им служебных обязанностей. Закон числа дарений обычных подарков одним лицом друго-му не установил. 
Более того, в п. 2 ст. 575 ГК РФ дана оговорка, позволяющая указанным служащим публичных организаций названные выше действия осуществлять на вполне легитимной основе. Цитируем: «Запрет на дарение лицам, замещающим государственные должности Российской Федерации, государственные должности субъектов Российской Федерации, муниципальные должности, государственным служащим, муниципальным служащим, служащим Банка России, установленный пунктом 1 настоящей статьи, не распространяет-ся на случаи дарения в связи с протокольными мероприятиями, служебными командиров-ками и другими официальными мероприятиями». Такие подарки, стоимость которых свы-ше 3 тыс. руб., признаются соответственно собственностью федеральной, субъекта Феде-рации или муниципальной и передаются служащим по акту в орган, в котором указанное лицо замещает должность. То есть, на указанном основании один большой подарок можно «разбить» на множество «обычных» стоимостью до 3 тыс. руб. (естественно, докумен-тально) и вручать от имени нескольких дарителей. Или одним дарителем многократно. 
Потому осторожные и юридически грамотные субъекты публичных правоотношений, внимательно изучив данную юридическую конструкцию, помня известную русскую пого-ворку: «Курочка по зёрнышку всегда зоб набьёт», просто сменят способы неправового взятничества на правомерные. И всё останется на прежних местах, с неизменным содер-жанием в новой форме правового издевательства над здравым и нравственным смыслом борьбы с «ветряными мельницами» российской коррупции. 
Так, реально ли при наличии такого закона эффективно противодействовать корруп-ции? Действительно ли он её устрашает? По аналогии с выявлением сущности коррупци-онных деяний, составляющих содержательную часть Федерального закона, попытаемся оценить и действенность форм и способов противодействия данному злу. В юридическом смысле термин «противодействие» – основанная на законе система правовых государст-венных мер, связанных: 
1) с созданием правовых норм, обеспечивающих принуждение субъектов права не нарушать установленные законом запреты и императивные предписания; 
2) с контролем со стороны государства за соблюдением субъектами гражданского права норм действующего законодательства и за исполнением органами публичной власти установленных законом полномочий; 
3) с мониторингом эффективности действия законодательства и своевременным вне-сением изменений в его нормы в случаях, когда действующие НПА не обеспечивают со-блюдение конституционно установленного правопорядка; 
4) с осуществлением государственного управления всеми сторонами жизни общества путем исполнения установленных законами и иными НПА полномочий конкретных орга-нов публичной власти России и их должностных лиц. 
А как в этом контексте по закону следует осуществлять данное противодействие? Ответ п. 2 ст. 1 закона в дефиниции «противодействие коррупции». Это – «…деятельность федеральных органов государственной власти, органов государственной власти субъектов Российской Федерации, органов местного самоуправления, институтов гражданского общества, организаций и физических лиц в пределах их полномочий: 
а) по предупреждению коррупции, в том числе по выявлению и последующему уст-ранению причин коррупции (профилактика коррупции); 
б) по выявлению, предупреждению, пресечению, раскрытию и расследованию кор-рупционных правонарушений (борьба с коррупцией); 
в) по минимизации и (или) ликвидации последствий коррупционных правонаруше-ний». 
На первый взгляд, в законе налицо комплексный подход к решению данной пробле-мы, охватывающий широкий круг действий субъектов публичного и частного права. Рису-ется картина, что эти субъекты в едином порыве встают на борьбу с этим злом на всех фронтах, как в момент его возможного зарождения, так и в период мощного сопротивле-ния государственным и общественным атакам, связанным с его ликвидацией. (Правда, ни в одном НПА нет норм, устанавливающих полномочия граждан – основанных на законе прав требовать от кого-либо исполнения чего-либо, особенно при осуществлении кем-либо коррупционных деяний. Такого рода полномочия закон дает только должностным лицам властных структур). А в текстах и самого закона, и в нормах смежного законодательства, по идее, следует ожидать принятия весомого пакета реальных и действенных юридических норм по эффективной борьбе с указанными деяниями. 
Однако дальнейший анализ текста закона дает основание даже неискушенным в юриспруденции читателям считать, что вся энергия первых его двух статей уходит «в сви-сток» декларативных лозунгов о том, как бороться с коррупцией, состоящих в основном из разрозненных пожеланий типа «Давайте дружно ее побеждать!». Иллюстрации этому ут-верждению следующие. 
В ст. 5. «Организационные основы противодействия коррупции» речь идет о «рас-пределении ролей» Президента, Правительства, Федерального Собрания Российской Фе-дерации, федеральных органов государственной власти, субъектов Федерации, органов местного самоуправления, которые обязаны противодействовать коррупции в пределах своих полномочий. Сами полномочия в сфере деятельности этого противодействия не ус-тановлены. Чтобы этим органам было чем заняться, решением (указом, распоряжением?) Президента России могут формироваться специальные органы по вопросам противодейст-вия коррупции в составе представителей федеральных органов государственной власти, органов государственной власти субъектов Российской Федерации и иных лиц (каких – не известно)- органы по координации деятельности в области противодействия корруп-ции («органы в органах»). Каковы их функции? 
1. Эти органы вправе издавать совместные акты в области противодействия корруп-ции. Каков юридический статус этих актов, не ясно: законодательством установлено изда-ние 4-х видов федеральных НПА – законов, указов Президента России, Постановлений Правительства и ведомственных актов, 
Новости по теме 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Борьба  с коррупцией стала  одним из главных  положений президентского послания Федеральному Собранию РФ 2006 года. "И  бизнесмен с миллиардным  состоянием, и чиновник любого ранга должны знать, что государство не будет беспечно взирать на их деятельность, если они извлекают незаконную выгоду из особых отношений друг с другом", — заявил Владимир Путин 10 мая. 
 
Практическая реализация задач, поставленных в Послании Президента, является темой многих конференций и круглых столов, которые проводятся с участием законодателей, представителей правительства и общественных организаций. В этом году Госдума рассмотрит пакет антикоррупционных нормативных актов. В частности, среди антикоррупционных мер, которые будут проводиться в текущем году, изменения закона о стандартах, о лицензионной деятельности, а также принятие закона о лоббистской деятельности. 
 
Помимо этого парламент готовится к ратификации Международной конвенции о коррупции, а также к рассмотрению Конвенции о гражданско-правовой ответственности за коррупцию.  
 
Теме коррупции был посвящен один из "круглых столов", состоявшийся в рамках X Петербургского международного экономического форума, который проходил 13-15 июня в северной столице. На "круглом столе" с докладом "Минимизация коррупции - неотложная задача государства и общества" выступил Председатель Комиссии по противодействию коррупции, первый заместитель председателя комитета Госдумы по безопасности Михаил Гришанков.  
 
Ниже мы публикует статью Михаила Гришанкова, посвященную проблемам коррупции в свете президентского послания. 
 
Как Председатель Комиссии по противодействию коррупции, я сталкиваюсь с проблемами коррупции практически ежедневно. В адрес Комиссии поступают десятки обращений, за большинством из которых стоят судьбы людей, сталкивающихся с беспределом чиновников, их вседозволенностью и безнаказанностью, круговой порукой. Торговля властью, по-существу, стала нормой, а многие россияне свыкаются с тем, что без взятки невозможно быстро и эффективно решить ни одного вопроса во властных структурах, будь то федеральный или региональный уровень. Значительная часть наших чиновников, видимо, следуют тезису, который когда-то озвучил парагвайский диктатор Стресснер: "Коррупция – величайшее благо. Она обеспечивает сопричастность, сопричастность порождает преданность". Я твёрдо убеждён в том, что 90-е годы стали своего рода "золотым веком" коррупции в России. Причём, речь идёт не только и не столько о масштабах коррупции, сколько о создании условий, благодатной почвы для расцвета коррупции. 
 
Проведённые в быстром темпе псевдорыночные реформы, в ходе которых государство понесло колоссальный экономический ущерб, а в выигрыше осталась горстка новых собственников российских недр, парад суверенитетов и передача по существу неограниченной власти на местах региональным элитам в сочетании с целенаправленным развалом правоохранительных органов и спецслужб, их хроническим недофинансированием и оттоком из них профессионалов, привели к формированию устойчивого и всеобъемлющего рынка коррупционных услуг на федеральном и региональном уровнях. 
 
Региональные элиты с радостью взяли столько предложенного им суверенитета, сколько смогли проглотить, и сейчас не горят желанием расставаться ни с теми благами, которые они приобрели, ни с полученными, в том числе в результате сформированных устойчивых коррупционных отношений, дивидендами. 
 
Совершенно очевидно, что созданная в 90-е питательная среда сама собой не рассосётся; для того чтобы кардинально снизить уровень коррупции, в стране необходимы последовательные и системные меры. На мой взгляд, и в 90-е годы, и сегодня уровень коррупции недопустимо высок и не только является фактором, негативно влияющим на имидж России и её инвестиционную привлекательность, но и представляет реальную угрозу национальной безопасности государства. 
 
В то же время, с моей стороны было бы некорректно утверждать, что борьба с коррупцией в стране не ведётся. За последние год-полтора и в Москве, и регионах возбуждено немало уголовных дел в отношении чиновников высокого уровня: губернаторов, вице-губернаторов, мэров. Целый ряд серьёзных дел возбуждён и по обращениям нашей Комиссии. Неэтично и огульно обвинять всех чиновников в нечистоплотности и мздоимстве. В стране достаточно много людей, которые стремятся работать честно и прозрачно. Однако необходимо констатировать, что принимаемых сегодня мер в этой области явно недостаточно. Борьба зачастую ведётся со следствием, а не с причинами, порождающими коррупцию. 
 
Как показывает статистика, значительная часть дел, возбуждаемых по коррупционным составам, не доходит до суда, а из тех дел, которые всё-таки там рассматриваются, очень многие завершаются условными наказаниями. Недаром сегодня в России ходит поговорка: "Украл тысячу рублей – преступник, украл миллион – олигарх". Это говорит о многом: и о том, что коррупция давно и прочно закрепилась в правоохранительных органах и судебной системе, что, на мой взгляд, особо опасно, т.к. подрывает веру в людей в государство и в справедливость; и о мощном противодействии принимаемым антикоррупционным мерам со стороны федеральных и региональных элит, сопровождающемся тезисом о, якобы ведущемся наступлении на "демократические завоевания и либеральные ценности"; и о нежелании самого бизнеса, особенного крупного, действовать открыто и прозрачно, поскольку это, разумеется, предполагает отказ от использования сформированных годами связей с коррумпированными чиновниками, обеспечивающими предпринимателям необходимые преимущества в борьбе с конкурентами. В общем, сил, не заинтересованных в переходе к системной и эффективной антикоррупционной деятельности на всех уровнях, предостаточно. 
 
Вместе с тем, я твёрдо уверен, что в российском обществе существенно больше здоровых сил, понимающих, что коррупция является угрозой национальной безопасности страны, сдерживает её экономическое развитие и негативно влияет на инвестиционную привлекательность. 
 
Очень часто задают вопрос: "А способна ли вообще Россия победить коррупцию, нет ли у нас какой-то специфики, годами сформировавшихся традиций, которые делают борьбу с коррупцией в нашей стране занятием бесперспективным". Кое-кто вообще пытается представить коррупцию российской национальной чертой. 
 
Полностью изжить коррупцию не удалось пока ни в одной стране, даже с самыми развитыми и прозрачными демократическими институтами. Нередко достоянием гласности становятся крупные коррупционные скандалы: то в США, то во Франции, то в Италии… Но необходимо признать, что её уровень во многих странах сведён к минимуму, там эффективно работает законодательство и другие антикоррупционные инструменты, действия чиновников, уровень их доходов являются прозрачными, соблюдается принцип неотвратимости наказания.  
 
Каких-либо объективных причин, которые бы мешали радикальному снижению уровня коррупции в России, не существует. 
 
На мой взгляд, за последнее время созданы все необходимые предпосылки для того, чтобы деятельность государства на этом направлении обрела должную динамику и стройность. 
 
Во-первых, налицо наличие политической воли. Я думаю, озвученный 10 мая 2006 года в Послании Президента Российской Федерации В.В. Путина Федеральному Собранию призыв к устранению коррупции как одного из самых серьёзных препятствий на пути развития России в сочетании с тезисом о том, что основой деятельности и чиновников, и представителей бизнеса, должна быть социальная ответственность, а также его недавнее заявление на эту тему на экономическом форуме в Санкт-Петербурге, не оставляют сомнений в том, что эта проблематика выходит на первый план в числе национальных приоритетов. 
 
Об этом говорит и всплеск активности правоохранительных органов, свидетельствующий о том, что "неприкасаемых" на федеральном и региональном уровнях становится всё меньше и меньше. Уверен, что начатые громкие дела будут доведены до логического конца, а попытки использовать "телефонное право" будут нещадно пресекаться. 
 
Во-вторых, у России скоро появится эффективный набор инструментов в сфере противодействия коррупции: недавно мы ратифицировали Конвенцию ООН против коррупции, в ближайшем будущем ожидается внесение не ратификацию в Государственную Думу Конвенции Совета Европы об уголовной ответственности за коррупцию. В этих и других международно-правовых документах прописаны механизмы противодействия коррупции, многие из которых позитивно зарекомендовали себя в других странах. 
 
В-третьих, началась работа над имплементацией в российское законодательство положений, предусмотренных подписанными Россией международными конвенциями, что предполагает внесение в российское законодательство норм, отвечающих общепринятым международным стандартам. Речь идёт о многих законодательных актах, начиная от Уголовного кодекса и УПК РФ и заканчивая Законом "О государственной службе". Среди законодательных предложений, которыми Россия в соответствии с принятыми на себя международными обязательствами, должна дополнить свою законодательную базу можно, например, отметить ужесточение контроля за доходами и расходами государственных и муниципальных служащих, усиление мер в борьбе с отмыванием денег, восстановление в Уголовном кодексе института конфискации имущества. 
 
Последняя норма вызывает, кстати, ожесточённое сопротивление со стороны как так называемых "либеральных правоведов", так и отдельных представителей депутатского корпуса. К каким только уловкам они не прибегают. То пугают население возвращением к "общей советской конфискации" и 37-ому году, то сообщают, что содержащиеся сегодня в УПК нормы (там речь идёт о возможной конфискации вещественных доказательств) вполне достаточно для эффективной борьбы с коррупцией, то приписывают авторам законодательных предложений стремление распространить норму конфискации на все преступления, а не только на те, которые связаны с терроризмом, наркоторговлей и коррупцией. 
 
Я и многие из моих коллег считаем, что восстановление в УК РФ института конфискации необходимо, поскольку это отвечает интересам и государства, и его граждан. 
 
Приведу свежий пример. Недавно в одном регионе состоялся суд над чиновниками областной администрации, которые похитили, как доказано, следствием более 11 млн. рублей бюджетных денег при строительстве новой резиденции губернатора. В их собственности находятся несколько квартир и дорогостоящих автомашин. Судом они были осуждены на 4,5 и 5,5 лет и приговорены к штрафу в 500 тыс. рублей каждый. Таким образом, после возвращения из мест лишения свободы они спокойно воспользуются преступно нажитыми и похищенными у государства и налогоплательщиков средствами. Это к вопросу, кого и от кого защищают "либеральные правоведы". 
 
Не в восторге противники совершенствования антикоррупционного законодательства и от предложения о внесении в наше законодательство понятия "незаконное обогащение", суть которого сводится к тому, что, например, чиновник, осуществляющий крупные покупки существенно превышающие его официальную зарплату, должен будет доказать легальность источников своих дополнительных доходов. 
 
Надо откровенно признать, что в обществе сохраняется определённый скептицизм по поводу готовности государства вести последовательную, системную и эффективную борьбу с коррупцией. Эти опасения связаны с тем, что такая деятельность может свестись к очередной компании, которая постепенно сойдёт на нет. 
 
У меня более оптимистичное видение перспектив работы на этом направлении. На мой взгляд, сегодня с одной стороны у исполнительной и законодательной власти нет права обмануть ожидание населения, с другой – есть хороший шанс начать переход к конкретным шагам в сфере противодействия коррупции. 
 
Среди первоочередных я бы выделил:

• совершенствование российского антикоррупционного законодательства и дополнение его нормами, доказавшими свою эффективность в других странах, включая возвращение в Уголовный кодекс института конфискации;
• реализация других рекомендаций подписанных Россией международных антикоррупционных конвенций, в частности, создание в России специализированного органа подчинённого главе государства, который бы отвечал за формирование антикоррупционной политики и координацию действий на этом направлении;
• активную поддержку в проведении антикоррупционной деятельности на федеральном и региональном уровне со стороны партии "Единая Россия" и её отделений в регионах;
• повышение прозрачности и открытости власти, публичности процедур, связанных с реализацией властными структурами своих полномочий, разработка регламентов деятельности министерств и ведомств, разработка и принятие отдельного законопроекта "О доступе граждан к информации";
• обязательная экспертиза тех федеральных и местных законов, исполнение которых может способствовать формированию условий для коррупции.