Автор: Пользователь скрыл имя, 09 Января 2012 в 15:30, реферат
Обозрение аспектов судебных преобразований 1717— 1727 гг. стоит начать с рассмотрения изменений в судоустройстве. В свою очередь, таковые изменения коснулись, в первую очередь, судов общей юрисдикции.
Программа решающего этапа в реформировании организации суда оказалась внесена в закон от 19 декабря 1718 г. об укреплении инстанционности в судопроизводстве.
Юрисдикционные полномочия Синода и его статус как органа правосудия были первоначально закреплены в утвержденном 25 января 1721 г. Духовном регламенте, составленном (как убедительно показал еще П. В. Верховской) Феофаном Прокоповичем — при активном участии царя. Достойно упоминания, что в ст. 5 и 6 ч. 1-й Регламента были внесены теоретические рассуждения, в которых доказывалось преимущество коллегиального отправления правосудия перед единоличным. В ст. 5 развернуто обосновывался оптимистический тезис о том, что в «коллегиуме» «не обретается место пристрастию, коварству, лихоимному суду». В свою очередь, в ст. 6 подчеркивалось, что «коллегиум свободнейший дух в себе имеет к правосудию», поскольку «единоличный правитель гнева силных боится», а вот оказывать давление на группу судей «не тако удобно есть, яко на единого человека»1.
Собственно нормы, в которых определялись сфера юрисдикции, а также положение Духовной коллегии в системе органов церковного правосудия законодатель поместил, прежде всего, в ст. 5 и 8-11 ч. 3-й Духовного регламента. В ст. 5 речь шла о подсудности коллегии старообрядцев («раскольщиков») и еретиков («нового некоего учения изобретателей»). В ст. 8 ч. 3-й за Духовной коллегией в общем виде закреплялось положение суда второго звена и апелляционной инстанции по отношению к органу епархиального управления (к «суду епископа»). В той же ст. 8 оговаривалось, что Духовной коллегии надлежало рассматривать по первой инстанции, во-первых, дела по «обидам» (материальному и моральному ущербу), нанесенным епископом либо всему клиру церкви, либо всему монастырю, а во-вторых, дела о конфликтах между самими епархиальными архиереями («обиды, сделанные епископу от другого епископа»).
Кроме того, положение
Духовной коллегии как суда второго
звена и апелляционной
подавать апелляционную жалобу в коллегию {«переносить дело на суд Духовного коллегиум»). Что характерно, в рассматриваемую ст. 14 был внесен особый запрет епископу оказывать какое-либо давление на лиц, подающих апелляционные жалобы, — в частности, «печатать [опечатывать] или грабить домы оных»1.
В ст. 9 ч. 3-й Духовного регламента закреплялось право Духовной коллегии как инициировать уголовное преследование, так и выступать истцом в делах о хищении церковного имущества, которые производились (как можно понять по умолчанию законодателя) в судах общей юрисдикции. В ст. 10 той же ч. 3-й трактовался казус, когда духовное лицо оказывалось пострадавшим от высокопоставленного должностного лица {«от господина некоего силного»). В этом случае дело подлежало рассмотрению в Юстиц-коллегии или в Сенате, но при обязательном информировании Духовной коллегии.
Наконец, в ст. 11 ч. 3-й Духовного регламента законодатель предусмотрел случай, когда возникают сомнения в аутентичности завещаний о значительном наследстве («ду- ховницы знатных особ аще покажутся быть в чем сумнитель- ныя»). Если таковое имело место, то дело поступало на совместное разбирательство Юстиц- и Духовной коллегий2.
Остается добавить, что в Духовном регламенте предусматривалось четыре случая, когда суду Духовной коллегии (по первой инстанции) подлежал глава органа епархиального управления. По ст. 10 и 16 раздела «Дела епископов» ч. 2-й Духовного регламента и по ст. 14 и 15 упомянутого раздела «Како же лутче может быть сие посещение», епархиальный архиерей попадал под суд коллегии, во-первых, за подавление в священники «неученого человека», во-вторых, за необоснованное наложение анафемы, в-третьих, за предоставление фальсифицированных сведений о состоянии дел в епархии. В-четвертых, епископ был подсуден Духовной коллегии за притеснения подчиненных ему лиц («аще кто от него [епископа] знатно изобижен будет»)3.
1721 г. Петр I уточнил
и объем полномочий Синода
в отношении суда над
19 ноября 1721 г. (изданному
в форме высочайших резолюций
на отмеченный доклад
Окончательное — для первой четверти XVIII в. — разграничение светской и церковной юрисдикции по кругу дел было установлено в законе от 12 апреля 1722 г. (изданном опять-таки в форме высочайших резолюций на очередной доклад Святейшего Синода). Согласно данному закону к исключительной подсудности органов церковного правосудия были отнесены дела по богохульству, еретичеству, колдовству, принадлежности к старообрядчеству, о насильственном пострижении в монахи, а также о расторжении брака.
новой организации церковного суда, то в окончательном виде она была закреплена в синодском указе от 4 сентября 1722 г. об укреплении инстанционности в церковном судопроизводстве2. Согласно этому закону в качестве церковного суда первого (основного) звена выступали либо низовые органы управления церковными вотчинами, либо низовые органы общего церковного управления. Судом второго звена в законе от 4 сентября 1722 г. определялись, во-первых, органы епархиального управления, а во-вторых, перешедшие в 1721 г. в подчинение Синода центральные органы церковной власти — Духовный и Монастырский приказы3.
Церковным судом третьего (высшего) звена в законе от 4 сентября 1722 г. определялся Святейший Правительствующий Синод. Тем самым, в законе от 4 сентября 1722 г. оказалась зафиксирована трехзвенная система органов церковного правосудия. Нельзя не отметить также, что, в отличие от системы судов общей юрисдикции, в системе церковных судов к 1722 г. не появились органы, функционально и структурно отделенные от органов церковного управления.
В окончательном виде функции и статус Главного магистрата (а также образованных вместо земских изб городовых магистратов) были закреплены в Регламенте Главного магистрата, подготовку которого (первоначально — в виде Инструкции обер-президенту «над магистраты») Петр I поручил камер-советнику Генриху Фику2. Составленный Г. Фиком уже к маю 1720 г. законопроект поступил сначала на доработку к обер-секретарю Сената А. Я. Щукину, а затем был отправлен на ознакомление сенаторам и Ю. Ю. Трубецкому. Отредактированный — с учетом мнений сенаторов и обер- президента Главного магистрата — законопроект рассматривался вслед за этим на заседании Сената 16 декабря 1720 г., проходившем с участием Петра I. После внесения поправок и дополнений непосредственно монархом законопроект про-
шел стилистическую обработку и, в итоге, получил утверждение 16 января 1721 г.1
Вопросам городского судоустройства и судопроизводства Генрих Фик посвятил особую, главу 9 законопроекта, лаконично озаглавленную «О делах юстиции». В названной главе Г. Фик предложил, чтобы судом первого (основного) звена для тяглых горожан являлся бы магистрат. Судом второго звена (и апелляционной инстанцией для магистрата) Генрих Фик видел провинциальный суд, судом третьего звена — надворный суд2.
Совершенно очевидно, что подобная судоустройствен- ная конструкция (при которой выступавший в роли специализированного суда магистрат оказывался пристыкован к системе судов общей юрисдикции) типологически воспроизводила охарактеризованный выше шведский образец. Однако, несмотря на то, что стратегическая линия на построение в России Polizeistaat по подобию Швеции оставалась в 1720 г. еще вроде бы незыблемой, рассмотренные предложения Г. Фика были полностью отвергнуты. Взамен конструкции Генриха Фика обер-секретарь Анисим Щукин предложил иную, чисто ведомственную четырехзвенную систему судов для тяглых горожан: городовой магистрат — магистрат провинциального города — магистрат губернского города — Главный магистрат.
В конце концов,
в гл. 9 Регламента Главного магистрата
1721 г. (получившей итоговое название «О
судах гражданских»)
нашла закрепление отчетливо восходившая
к предложению А. Я. Щукина трехзвенная
система структурно не отделенных от органов
городского самоуправления судов для
посадских: городовой
магистрат — магистрат
провинциального города
— Главный магистрат3.
что на протяжении 1720—1721 гг. — в рамках проведения магистратской реформы — сложившаяся в нашей стране еще в XVI в. система специализированных судов для тяглых горожан подверглась реорганизации, а объем полномочий этих судов оказался существенно расширен. Связано это было с тем, что, осознав необходимость восстановления значительно ослабленного за годы Северной войны экономического потенциала российских городов, Петр I попытался решить эту задачу, в первую очередь, путем предоставления посадскому населению ведомственной защиты.
Для этого Петр I распространил на сферу управления городами традиционный отечественный принцип «единого ведомственного хозяина». Именно поэтому заменившие
архаичные и почти безвластные земские избы органы магистратской власти получили не только обширные административные полномочия, но и беспрецедентно широкие полномочия судебные. В итоге, в России в начале 1720-х гг. сложилась весьма далекая от шведских образцов трехзвенная подсистема магистратских судов, структурно не отделенных от органов самоуправления и никак