Социологический анализ гендерной асимметрии в языке

       А.И. Кравченко также описывает конфликт между социальными ролями: для женщины ролевой конфликт представляет всегда выбор между работой и семьей, для мужчины между призванием и профессией [65, с.137-138].

       Помещая мужчин в публичную, а женщин в приватную сферы, авторы прямо и косвенно указывают на приоритет публичной сферы как мужской по сравнению с частной как женской. «Законодательство Спарты регулировало причёску женщины... Удивительно другое: древнее законодательство, регулировавшее бытовые мелочи, оказалось неспособным решить более важные вопросы: например, чётко разграничить проступок и преступление» [65, с.184]. Авторы фиксируют моменты неравенства полов, которое они видят в худших условиях труда женщин и его более низкой оплате, в несправедливом распределении семейных функций, в ущемлении прав женщин, выделяют категорию «женское рабство» [65, с.186].

       Несмотря на то, что, по признанию авторов, со временем роли мужчины и женщины меняются в сторону уменьшения различий между ними, проблемы гендерного неравенства все равно остаются. А.И. Кравченко указывает, что «более половины общего числа бедных семей в США возглавляют женщины, что достигли порога бедности или опустились ниже его женщины...» [65, с.252]. Далее в тексте следует перечисление беднейших социальных слоев, представленных женщинами: уборщицы, санитарки, учителя, воспитатели детских садов, медицинских работников. Речь идёт, по сути, о «феминизации бедности», характерной, по данным ООН, для всех обществ.

       Нельзя не отметить, что основным предметом анализа социальных  
отношений между полами авторы выбирают не макроуровень общества, а отдельные его институты, и, прежде всего семью, в рамках которой женщины и мужчины выступают как жены и мужья, матери и отцы. А.И. Кравченко уделяет внимание распределению властных ролей в семье: «Защита чести и достоинства членов семьи представляет собой обязанность каждого мужчины... Проявляя заботу о семье, мужчина тем самым демонстрирует свою силу, храбрость и добродетель и все то, что высоко оценивается окружающими. … Защита семьи это основа её выживания, выполнение этой важной функции в традиционном обществе делает мужчину автоматически главой семьи. Не возникает споров о том, кто первый – муж или жена. В результате укрепляется социально-психологическое единство семьи. В современной семье, где мужчина не имеет возможности продемонстрировать свои лидирующие функции, гораздо выше нестабильность, чем в традиционной» [65, с.137-138].

       В течение тысячелетий в каждом обществе заботой матери являлся уход за ребенком, заботой отца – материальное обеспечение семьи и ее защита. Вследствие этого повсеместно возникла единообразная структура: мужчины и женщины вступали в постоянные отношения, в ходе которых достигалось наиболее эффективное развитие потомства и осуществлялась необходимая экономическая активность, базирующаяся на разделении полов. Широкий спектр отцовских обязанностей предполагает, что «отец – агент первичной социализации опекун, администратор, воспитатель, учитель, друг» [60, с.139; 65, с.124]. Роль воспитателя детей предполагает, что мужчина должен воспитывать детей в духе законопослушания, уважения традиций и обычаев своего народа. На наш взгляд, обозначенная таким образом проблема отцовства призвана компенсировать сложившийся в российской гендерной культуре дефицит мужественности, что в принципе можно расценивать как позитивное явление. В то же время очевиден сексистский подход к проблеме материнства, так как оно упоминается гораздо реже, и, как правило, не раскрываются его подфункции, что, в конечном счете, не позволяет квалифицировать его как социальный феномен. Тем самым достигается эффект валоризации отцовства за счет умаления роли материнства.

       В отличие от двух проанализированных нами учебников, в учебных пособиях А.И. Кравченко, И.О. Тюриной «Социология управления» [66] и Г.Г. Силласте «Экономическая социология» [67] выделены специальные разделы, в которых содержится гендерный подход к анализу управления и социальных процессов.

       В учебном пособии А.И. Кравченко, И.О. Тюриной в разделе «Гендерные аспекты управления» [66, с.623-647] авторы пишут о том, что «все многообразие научных теорий объясняющих различие и неравенство полов, подразделяется на две основные школы: биогенетическую и биокультурную». Раскрывая данные теории, авторы отмечают, что согласно первой теории пол – это термин, обозначающий анатомо-биологические особенности людей, на основе которых люди определяются как мужчины или женщины. Гендер же означает сложный социокультурный конструкт, это социокультурный пол. [66, с.624]

       В разделе отмечается, что «издавна гендерные отношения покоились на экономическом, социальном и политическом превосходстве мужчины. Управление – одна из сфер, в которой подобное положение вещей (называемое в науке патриархатом) просматривается наиболее зримо и выпукло» [66, с.624]. «И сегодня, - продолжают авторы данного учебного пособия, - когда мы говорим о менеджере или руководителе, то в первую очередь подразумеваем мужчину, а не женщину» [66, с.626].

       Авторы обращают внимание на сексистскую идеологию, признающую превосходство мужчин над женщинами, которая так глубоко укоренена в нашей культуре и сознании, что ее никто не замечает. Однако они пишут: «Большие социальные группы подразделяются на половозрастные (старики, взрослые, дети, мужчины, женщины)». Как видим, женщины здесь названы в числе последних [66, с.166].

       Анализируя гендерные аспекты управления, А.И. Кравченко, И.О. Тюрина особо останавливаются на проблеме полового (или гендерного) разделения труда. В связи с этим авторы анализируют такие явления как гендерная профессиональная сегрегация (или профессиональная сегрегация по признаку пола).

       В то же время следует отметить, что в данном разделе, говоря о женщинах, делающих карьеру, авторы пишут: «Профессиональные менеджеры – это молодые энергичные женщины…», «Предприниматели-наследники – женщины, унаследовавшие дело от родителей или мужей» [66, с.643]. Здесь мы видим обозначение женщин как менеджеров и предпринимателей в мужском роде, что свидетельствует об андроцентризме.

       Авторы учебного пособия в заключении раздела делают вывод о том, что «гендерная теория является относительно новым направлением социологии. Далеко не все осознают, насколько глобальны масштабы воздействия тех или иных подходов к решению социально-экономических проблем на состояние приватного пространства человека. Непонимание или осознанное биологическое осознание гендерной субординации мужчин и женщин закрепляет современный дискурс патриархата, который многократно усиливается технократическими подходами к решению социальных вопросов» [66, с.644].

       В учебном пособии Г.Г. Силласте в главе «Методологические основы экономической социологии» содержится параграф «Гендерная социология в экономике и гендерный подход к анализу социальных процессов» [67, с.56-73]. Однако необходимо отметить, что в языковой конструкции Г.Г. Силласте первый в паре указывается мужчина. Это не что иное, как андроцентризм языка.

       Далее Г.Г. Силласте дает определение «гендерной асимметрии», показывает «профессионально-статусное развитие женщин в условиях поляризации общества».

       В заключении раздела автор задается вопросом: «Можно ли создать абсолютное равенство полов в условиях гендерной асимметрии общества?». И отвечает: абстрактно-теоретически это возможно, но на практике гендерная асимметрия никогда не будет полностью устранена. [67, с.74]

       В целом учебники по социологии можно условно разделить на две категории: не включающие гендерную проблематику и интегрирующие понятие «гендер» в текст учебных пособий. К первой категории относятся проанализированные учебники Ю.Г. Волкова, И.В. Мостовой и А.И. Кравченко, ко второй – учебные пособия А.И. Кравченко, И.О. Тюриной и Г.Г. Силласте. 

     2.2 Репрезентация женщин  и мужчин в учебной  литературе по 

     политологии 

       В данном разделе объектом анализа были два учебника по политологии:

     1) Политология. Учебник / Под ред. М.А. Василика. М.: Гардарики, 2006. – 588 с. [68]

     2) Пугачев В.П., Соловьев А.И. Введение в политологию. М.: Аспект-Пресс, 2003. – 477 с. [69]

       Просмотр оглавления анализируемых учебников показал, что их авторы не проявляют интереса к гендерной проблематике. В данных учебниках среди категорий, используемых политологией, термин «гендер» не встречается, равно как и категории, разработанные в рамках гендерного подхода (например, «патриархат»). Авторы учебников предпочитают употреблять квази-нейтральные характеристики «половозрастные» и или такие громоздкие конструкции, как «неравенство, порожденное половыми различиями», «обусловленное полом положение мужчины и женщины» [68, с.98; 69, с.126]. Разделяя позиции биологического детерминизма, авторы понимают «пол» прежде всего, как биологическую данность. Так, в учебнике под ред. М.А. Василика в таблице «Типы стратификационных систем» представлена «физикогенетическая система», отличительными характеристиками которой являются «пол, возраст, физические данные, физическое принуждение и обычай» [68, с.139]. Понятие «пол» используется авторами в следующих значениях: как критерий для выделения политической культуры; как фактор, определяющий политическое участие и поведение; как ценз для получения избирательных прав; как условие для рекрутирования политических элит.

       В.П. Пугачев и А.И. Соловьев указывают на патриархальный способ взаимоотношений индивидов с властью, подразумевая сложную иерархию прав и обязанностей людей, неравенство их положения в отношениях с властью [69, с.83-84]. В обоих учебниках фигурирует классификация политической культуры американских ученых-политологов Г. Алмонда и С. Вербы, которые выделяли патриархальный, подданнический и активистский типы, ориентируясь на степень активности участия граждан в политической жизни и отношение граждан к политической системе [68, с.369]. Аналогичным образом характеризуя «патриархальное» авторы учебников и ученые-политологи не видят в нем гендерного аспекта. Только в одном учебнике патриархальный характер демократий конкретизируется как политический режим «для мужчин» [69, с.204, 208].

       Еще один термин, имеющий гендерную маркировку и используемый в политическом и политологическом дискурсе — «братство». Анализируя известный лозунг «Свобода, равенство и братство», в учебнике под ред. М.Л. Василика, авторы рассматривают «братство» как «социальные (гражданские) права, боязнь социальной и материальной ущемленности, нищеты, стремление к материальному достатку, обеспечение равенства шансов» [68, с.48, 147]. В учебнике К.П. Пугачева и А.И. Соловьева авторы пошли по пути исключения «братства» из текста: из триады «свобода, равенство, братство» последняя часть заменена на «т.д.» [69, с.201].

       Сопоставляя мужчин и женщин, авторы выбирают за эталон сравнения «мужское», если речь идет о значимом и положительном явлении общественной жизни, и женское, если предлагается обратная ситуация. Кроме того, здесь очевидно прослеживается свойственное для патриархатной картины мира понимание мужчины как нормы, а женщины как девиации, например: «отцы оказывают на формирующиеся политические взгляды детей большее влияние, чем матери»; «мужчины в целом гораздо более активнее женщин участвуют в выборах...», «доля определившихся со своими электоральными намерениями («голосовать не голосовать») среди мужчин больше, чем среди женщин» [68, с.379, 382, 395, 403].

       Излагая основы демократии, В.П. Пугачев и А.И. Соловьев указывают, что до начала ХХ века женщины были исключены из политического процесса [69, с.204, 208]. Авторы указывают, что характерной чертой демократических режимов является их социально-классовая ограниченность, так как происходило «отождествление народа как субъекта власти с собственниками-мужчинами». Поэтому В.П. Пугачев и А.И. Соловьев не считают демократию с гендерным цензом властью народа [69, с.216-217]. Таким образом, в дефиницию «политика» и в ее реальное функционирование были вписаны предпосылки, исключающие женское участие в публичной жизни.

       Поэтому вполне закономерно, что и раздел по истории политических учений, не учитывает гендерный контекст. Теоретики прошлого и современности не придавали значения данному аспекту. Ключевая гендерная проблема истории политических учений состоит в том, что теории, считающиеся универсальными, были написаны в то время, когда женщины еще не обладали гражданскими правами. Андроцентристскую направленность имеют и высказывания Сократа о «мудрых пастырях», и концепции Платона («правление философов, которым присуща добродетель мужества»; утверждение, что «все члены государства — братья» [68, с.424], и патриархальная концепция происхождения государства Аристотеля, а также политические воззрения Аврелия Августина и Фомы Аквинского. К этим концепциям были близки и идеи и концепты маскулинной гражданственности, ярко выраженной в образе политического человека Н. Макиавелли [68, с.462]. Наиболее явно андроцентристский характер государства, на наш взгляд, артикулируется в патриархальной концепции, представленной в учебниках такими мыслителями как Аристотель и Конфуций [68, с.300].

       В темах «Избирательные системы», «Избирательный процесс» «пол» встречается как пример избирательного ценза и фактора политического участия. В анализируемых учебниках приводятся даты предоставления женщинам избирательных прав [69, с.406; 68, с.275]. В учебнике под ред. М.А. Василика вводится понятие «суфражизм» [68, с.275]. А.И. Соловьев и В.П. Пугачев дают узкое, и поэтому, не вполне адекватное определение феминизма как движения, «борющегося за полное равноправие женщин в обществе» [69, с.305].

       В учебнике В.П. Пугачева и А.И. Соловьева женская/гендерная проблематика присутствует в разделе «Политические партии» среди движений, выделяемых по демографическому признаку [69, с.282]. В учебнике под ред. М.А. Василика «Женщины России» фигурируют как пример партий «социально-ориентированных умеренных реформаторов» [68, с.359].

       Политическая культура как субъективная сфера, образующая основание политических действий и придающая им значение, чрезвычайно важна для понимания механизма формирования политического отчуждения женщин. Политические мифы как структурный компонент политической культуры полны образами героя-спасителя, наделенного харизматическими чертами и даром пророка, непревзойденным талантом полководца-воителя [68, с.368]. Политическая субкультура женщин сводится к их склонности в поддержке партий и организаций консервативного направления и ориентации их при политическом выборе на мнения своих мужей [68, с.395, 407]. Учитывая сексистские выражения авторов учебника под ред. М.А. Василика, можно предположить, что они относят женщин к эмоциональному типу избирателей: «Зачастую избиратель, недовольный традиционными политическими партиями, под влиянием сиюминутных настроений и впечатлений, стремительно меняет свои ориентации и предпочтения. Не случайно некоторые, не лишенные чувства юмора, политологи проводят аналогии между женским характером и характером среднего избирателя» [68, с.396]. Эта замаскированная под юмор сентенция ставит под сомнение разумность, рациональность женщины как субъекта политики.