История возникновения и становления социального прогнозирования

В целом  новая стадия эволюции утопизма существенно  отличалась от предыдущей как уровнем  утопической мысли, так и степенью ее влияния на прогресс общественной мысли. Утопические произведения стали  значительно слабее и по идейному содержанию, и по воздействию на мировую общественную мысль. Именно их упадок во всех отношениях дает основание говорить о смене восходящей стадии развития утопизма нисходящей. Очевидна и причина упадка: неспособность утопии конкурировать с наукой.

Сочинения Кейнса, его последователей - кейнсианцев и неокейнсианцев, других представителей современной экономической мысли формально не являются утопиями. Но фактически это самые настоящие социальные утопии. Бесчисленные разновидности азиатского, африканского, американского <социализма>, которые множатся год от года, также являются утопиями, оказывающими немалое влияние на общественную жизнь трудящихся развивающихся стран. Марксизм, ленинизм, маоизм, чучхеизм - все это не что иное, как социальная утопия. Тем не менее эта утопия на протяжении ряда десятилетий являлась вполне реальным кошмаром почти для миллиарда людей.

1.3. Философско-исторический  подход к формированию образа  будущего.

Развитие  религиозных и утопических представлений  о будущем в древнем мире сопровождалось зарождением представления об истории как процессе, обладающем определенными закономерностями. К середине 1-го тысячелетия до н.э. эти представления приобрели характер философско-исторических концепций будущего. Постепенно сформировались три основных концепции, существующие до сих пор: регресс от золотого века в древности к гибели культуры, бесконечные циклы подъемов и падения культуры в круговороте одних и тех же стадий развития, прогресс от низшего к высшему.

Взгляд  на исторические события как на этапы  вечной эволюции мира, охватывающей прошлое, настоящее и будущее, обнаруживается и в древнеиндийской (школы Чарвака и особенно Санкхья), и в древнекитайской (Мэн-цзы, Чжуан-цзы), и в древнегреческой философии (Гесиод, Платон, Аристотель). Философы пытались вскрыть закономерности исторических циклов, найти факторы, которые обусловливают их смену. Из концепции <золотого века> выросла теория <естественного состояния> (школы киников и стоиков). Софисты, азатем Демокрит и Эпикур противопоставили ей идею прогресса. И стоики, и эпикурейцы бились над проблемой детерминизма в историческом процессе, причем последние развивали теорию <общественного договора>, что само по себе было покушением на господствовавшую тогда идею провиденциализма.

Теория  циклов была настолько детально разработана в трудах Полибия (II в. до н.э.), что некоторые историки считают все аналогичные концепции вплоть до современных (Гумплович, Парето, Шпенглер, Сорокин, Тойнби) лишь развитием его взглядов. Преобладавшей долгое время концепции регресса от <золотого века> (Сенека, Цицерон, Вергилий, Тибулл, Овидий) была с новой силой противопоставлена идея прогресса (Лукреций). Это было выдающимся достижением античной мысли. Концепции регресса и циклов не случайно оставались долгое время господствующими: первая проистекала из наблюдений над мучительным процессом разложения родового строя и становления классового общества; вторая обусловливалась медленными темпами исторического развития. Нужен был высокий уровень философского мышления, чтобы за сложными перипетиями развития общества разглядеть линию прогресса.

Воинствующий  клерикализм средневековья надолго  подавил все теории исторического  развития, кроме концепции регресса. Лишь к концу этого периода  отмечается новый проблеск идеи прогресса (технического) у Р. Бэкона и новая, более глубокая разработка теории циклов у Ибн-Хальдуна, который пытался решить проблему исторического детерминизма, исследуя влияние на развитие общества географических и иных факторов.

В эпохи  Возрождения и Просвещения вновь выдвинулись на первый план концепции циклов (Макиавелли, Вико) и прогресса. Вико вплотную приблизился к идее развития не по кругу, а по спирали. Что же касается прогресса, то одни философы пытались связать его с божественным провидением (Боден, Лейбниц, Лессинг), другие искали его корни в материальных факторах (Монтень, Ф. Бэкон, Декарт, Спиноза). Клерикалы (Боссюэ и др.) тщетно защищали позиции провиденциализма. Энциклопедисты, особенно Вольтер, наносили им удар за ударом. Именно с Вольтера начинается развитие философии истории в современном смысле. Тюрго, Кондорсе, Годвин объясняли прогресс уже не божественным предопределением, а совершенствованием разума и влиянием разного рода внешних факторов. Сторонники концепции прогресса все шире использовали теории <естественного состояния> и исторического детерминизма, поставив их на службу идеологии Великой французской революции.

Было  бы ошибкой, конечно, изображать развитие философии истории во второй половине XVIII - первой половине XIX в. как сплошное торжество идеи прогресса над догмами провиденциализма. Процесс был сложнее. Поборникам прогресса приходилось сталкиваться с сопротивлением феодальной реакции (де Местр, Бональд). Главное же заключалось в том, что в идеалистическом мировоззрении ведущих философов преобладали религиозные идеи. Гердер сводил закономерности исторического развития к географическим факторам, допуская решающее влияние Бога на судьбы человечества. У Канта идеи прогресса переплетались с идеями телеологии (предопределенности сущего). Фихте пытался совместить прогресс с реакционными социально-политическими принципами. У Шеллинга тезис о человеке - творце истории соседствовал с тезисом об истории как откровении абсолютного. Явственно проступала печать эсхатологии в философии истории Гегеля, который рассматривал историю как высшее проявление мирового духа и, признавая прогресс в прошлом, отказывался признавать его в настоящем и будущем.

Несмотря  на эти противоречия, значение философии  Канта и Фихте, Шеллинга и Гегеля в развитии представлений о будущем огромно. В известной мере они являлись также утопистами, но как философы истории они внесли наибольший вклад в развитие методологии анализа исторического прогресса как процесса закономерного и диалектического.

2. СОЦИАЛЬНОЕ ПРОГНОЗИРОВАНИЕ НА РУБЕЖЕ XIX-XX

На  Западе стали появляться и фундаментальные  монографии о конкретных перспективах развития науки, техники, экономики  и культуры. К числу наиболее значительных среди них можно отнести труды A.M. Лоу <Будущее> (1925), <Наука смотрит  вперед> (1943), Ф. Джиббса <Послезавтра> (1928), Эрла Биркенхеда <Мир в 2030 году> (1930) и др.

В начале 30-х годов экономический кризис и надвигавшаяся мировая война  отодвинули на задний план проблемы отдаленного  будущего и буквально за несколько  лет, к середине 30-х годов, свели почти на нет стремительно возраставший до того поток футурологической литературы. На первый план постепенно выдвинулись работы о грядущей войне - труды военных теоретиков Дж. Дуэ, Д. Фуллера, Б. Лиддел-Гарта и др.

Размышления о будущем были характерны не только для западной общественной мысли 20-х годов. В Советском Союзе под прямым или косвенным влиянием прогнозных разработок, связанных с планом ГОЭЛРО, такого рода литература также стала стремительно развиваться, причем в ней ясно различимы зародыши современных идей поискового и нормативного прогнозирования.

Важнейшее по значению место в этой литературе, как это очевидно теперь, заняла упоминавшаяся уже серия брошюр Циолковского («Исследование мировых  пространств реактивными приборами» (1926) - исправленное и дополненное издание работ 1903 и 1911 гг., «Монизм вселенной» (1925), «Будущее Земли и человечества» (1928), «Цели звездоплавания» (1929), «Растение будущего и животное космоса» (1929) и др.). Эти работы выходили далеко за рамки научно-технических аспектов космонавтики и вносили значительный вклад в развитие представлений о будущем.

В конце 1935 г. A.M. Горький выступил с предложением подготовить многотомное издание, посвященное итогам первых пятилеток. Один из томов должен был содержать развернутый прогноз развития страны на 20-30 лет вперед. В работе над томом принимали участие крупные деятели науки, литературы, искусства (А.Н. Бах, Л.М. Леонов, А.П. Довженко и др.). К сожалению, впоследствии научная и публицистическая работа в этом направлении на долгие годы почти совершенно заглохла. Она возобновилась лишь во второй половине 50-х годов.

В 1924-1928 гг. выдающийся русский экономист  В. А. Базаров-Руднев, один из плеяды блестящих  российских умов первой трети XX в. (А. Богданов, К. Циолковский, Чижевский и др.), выступил с серией статей, в которых сформулировал принципиально новый подход к будущему.  Ему предстояло дать прогноз-предсказание (иного подхода тогда не знали, да и сейчас подавляющее большинство политиков и экономистов не знает), как будет выглядеть Россия через 10-20 лет.

Заторможенное Второй мировой войной развитие концепций  будущего постепенно вновь набрало  силу и развернулось с конца 40-х  и на протяжении 50-х годов.

Концепция НТР подняла вопрос о революционных, качественных изменениях в жизни человечества на протяжении ближайших десятилетий. Соподчинение прогнозирования и управления вызвало к жизни второй по счету (после 20-х годов) «бум прогнозов» - появление в первой половине 60-х годов сотен научных учреждений или отделов, специально занимавшихся разработкой «технологических прогнозов».

Книги французского социолога Ж. Фурастье «Цивилизации 1960 года» (1947), «Великая надежда XX века» (1949), «История будущего» (1956), «Великая метаморфоза XX века» (1961), английских ученых А. Томсона «Предвидимое будущее» (1955, рус. пер. 1958), А. Кларка «Черты будущего» (1962, рус. пер. 1966) и другие ничем существенно не отличались от книг Г. Уэллса, А. Лоу, Ф. Джиббса, менялся в основном лишь научно-технический «фон» по мере все новых открытий в науке и технике.

Однако  уже в те годы на Западе началась интенсивная разработка философских, экономических и социологических  концепций, которые составили идейную  основу буржуазной теории индустриализма. У. Ростоу выступил в Кембриджском университете с курсом лекций, на основе которого в 1960 г. появилась его нашумевшая книга «Стадии экономического роста. Некоммунистический манифест». Почти одновременно начал работу над книгой «Новое индустриальное общество» (издана в 1967 г., рус. пер. 1969) другой видный американский экономист и социолог Дж. Гэлбрейт.

В основе теоретической концепции индустриализма лежит предпосылка: уровень социально-экономического развития страны определяется не общественно-экономической  формацией на той или иной стадии ее развития, а промышленным потенциалом. Нашлась и «единица измерения» - величина валового национального продукта (ВНП) на душу населения.         

Трудно  представить себе, что в мире XXI века, каким его рисует нам современное  социальное прогнозирование, в мире нарастающей борьбы различных социально-политических сил, окончательного превращения науки в мощную непосредственную производительную силу, в мире триумфального шествия автоматики и электроники, намного более высокой производительности труда и, как следствие этого, в высшей степени реальной возможности создания изобилия (или по меньшей мере достатка) важнейших материальных благ, что в этом мире народы стран Азии, Африки и Латинской Америки откажутся от своей борьбы против отсталости, нищеты, развитые страны уподобятся современным США со всеми хорошо известными «прелестями» пресловутого «американского образа жизни», а сами США неведомо каким образом избавятся от своих проблем и превратятся в некий недосягаемый идеал для всех остальных стран. Есть все основания полагать, что грядущее десятилетие даст еще более веские подтверждения несостоятельности гипотез, заложенных в основу теории «постиндустриального общества». Сказанное вовсе не означает недооценки экономического фактора в определении перспектив развития той или иной страны, в том числе недооценки таких важных показателей экономического роста, как увеличение ВНП вообще и на душу населения - в частности. Большое значение имеет и то, как производится и распределяется ВНП. Не менее важны место и роль произведенных благ в общей системе социальных потребностей, которая в условиях научно-технической революции претерпевает серьезные изменения.

Прежде  всего, подверглись пересмотру показатели социальной структуры «постиндустриального общества». Была выдвинута на первый план производственно-профессиональная структура общества, соотнесенная с концепцией «трех индустрии» (первичная - сельское и лесное хозяйство, рыболовство, добывающая промышленность, вторичная - обрабатывающая промышленность, третичная - сфера обслуживания и духовного производства).

Это была очень броская рекламная картина <общества будущего>. И, тем не менее, она подверглась такой же ожесточенной критике со стороны представителей других направлений общественной мысли, какую выдержала незадолго перед тем книга Кана и Винера. 

2. СОСТОЯНИЕ  ПРОГНОЗИРОВАНИЯ В МИРЕ.

В настоящее  время широким признанием пользуется точка зрения о том, что, во-первых, на уровне фирме можно и нужно  применять прогнозирование, и , во-вторых, на уровне государства можно применять прогнозирование.

Главное в прогнозе- это точность отражения  в них объективной жизни, в  том числе разнообразных её проявлений. Прогнозы разрабатываются с опережением  событий, но их действенность (обоснованность) зависит от степени соответствия этим событиям. В рыночной экономике прогнозируемость событий довольно низкая из-за того, что явления носят стохастический характер. Поэтому прогнозы, принятые с учетом прошлой информации, должны уточняться при изменении реалий существования.

В эконоически  развитых странах прогнозирование обычно бывает двух форм: централизованное (Канада, Швейцария) и децентрализованное (США, Германия и др.).

Рассмотрим  общие черты, присущие, например, экономическому прогнозированию в ряде стран  мира.

В США  в аппарате президента имеется статистико-политический отдел, который готовит прогнозные сводки для главы государства. При американском конгрессе функционирует бюро оценки последствий научно-технического прогресса. Здесь имеются учреждения, оказывающие консультационно-информационные услуги, создано множество специализированных учреждений (отделов) по разработке прогнозов. Пик их организации пришелся на 60-е годы. В некоторых штатах с 70-х годов созданы специальные комиссии и центры для разработки комплексных долгосрочных прогнозов развития штатов. Обмен прогнозной информацией осцществляется через различные научные общества типа «Мир будущего». Издается ряд журналов по вопросам теории и практики прогнозировнаия. Перед современной теорией государственного регулирования в США остро стоит необходимость решения следующих ключевых вопросов: 1. как обеспечить своевременное и эффективное государственное вмешательство в экономику, избежав бюрократии, коррупции аппарата чиновников и деформации решений на микроуровне; 2. как обеспечить свободу конкуренции, инициативу и предприимчивость, должную мотивацию к труду, инвестиции и инновации, не допуская волюнтаризма, бюджетно-налогового пресса и разбухания государственного долга.