Функции социологии молодежи

3. Функции  социологии молодежи. 
 
Как и социологии в целом, социологии молодежи присущ ряд функций: 
 
Исследовательская функция связана с изучением социальных отношений и социальных процессов. Эта функция должна быть определяющей – от нее в первую очередь зависит качество социологической информации.  
 
Идеологическая и ценностно-ориентирующая функции взаимосвязаны. Идеологическая функция социологии выступает частным случаем взаимосвязи науки и идеологии. Идеологии отражают интересы различных слоев, социальных групп, общностей. Важен и их побуждающий аспект. Они влияют на иллюзии и надежды людей, их установки и ценностные ориентации, формы, способы и характер их деятельности. В рамках социологии важен идеологический плюрализм, чтобы социологи усиливали научность проводимых исследований, стремясь дать как можно более объективную картину социальных процессов в обществе.  
 
Практическая, социально-инженерная функция связана с разработкой и внедрением в социальную практику – на основе эмпирических исследований – социальных технологий. реализацией системы стандартных методов и приемов, которые могли бы быть реализованы в массовом, серийном масштабе.  
 
Прогностическая функция социологии призвана сформировать у людей ориентацию на перспективу.  
 
Процесс реализации функций социологии молодежи весьма противоречив. Показательно соотношение исследовательской и прогностической функций. В истории социологии молодежи имеются своеобразные «провалы». Социальный портрет молодежи того или иного периода оказывался порой неадекватным. На основе данных предшествующих достаточно серьезных исследований оказалось невозможным предвидеть резкие перемены в поведении молодежи, в ее установках и ориентациях. Объяснительная и прогностическая возможности социологии молодежи оказывались нереализованными. Наиболее заметно такие сбои выявились в западной социологии на рубеже 1960-1970-х гг., в социологии социалистических стран – на рубеже 1980-1990-х гг.: всплеск молодежного протеста, развитие контркультуры, альтернативных стилей жизни, движения «неформалов» оказались неожиданными для социологов и потому – для общественного мнения.  
 
Каковы же причины этих провалов? Характерна оценка П. Бергером «молодежного протеста» в Америке и Франции в конце 1960-х гг.: «Как случилось, что самые привилегированные люди в стране, а по существу и в мире, восстали против своего общества? В чем причины? Как социологи, мы не верим, что люди заразились большими идеями. Все, наверно, проще. Но теория не смогла дать ответ. Социологи были обескуражены и находятся в таком положении и сейчас, когда вспоминают о тех событиях... Потерпели поражение две теории: марксистская – с ее классовым подходом, который уже давно перестал работать, и буржуазная – с ее идеями стратификации, где люди по мере роста их благополучия занимают все более правые позиции. А в нашем случае влево двинулись состоятельные люди. Одним мешает идеология. Они хотят видеть лес революционного пролетариата за буржуазным кустарником. Другие грешат тривиальностью. Они бродят среди кустарника, исследуют различные социальные группы, и не видят леса в целом».  
 
Проще было бы списать «провалы» на недостаточный профессионализм исследователей. Но с этим нельзя согласиться: социология молодежи была одной из продвинутых отраслей социологического знания. Несомненный факт и наличие среди социологов молодежи серьезных профессионалов. Это заставляет осмыслить более глубинные факторы указанных провалов. Наиболее общая причина – методологическая ограниченность традиционного обществознания (вне зависимости от идеологических, мировоззренческих позиций). Социологи следовали жесткому детерминизму. В центре их внимания оказывались причинно-следственные связи. Ведущим методом прогноза выступала экстраполяция (продление в будущее сегодняшних тенденций). Но взрывы молодежного протеста относились к вероятностным, флуктуационным (резко отклоняющимся) изменениям. Их объяснение возможно в рамках качественно иной – синергетической – парадигмы социального познания. Если исходить из нее, то молодежная революция 1968 г. и активность молодых в демократических движениях в СССР и в Восточной Европе были флуктуациями, отклонениями, моментами выбора нового пути. Анализ событий, неожиданных с точки зрения предыдущего развития, требует освоения синергетической методологии. 
 
Нужно иметь в виду и серьезные трудности любого предвидения, прогнозирования, тем более, когда речь идет о столь подвижном явлении, как молодежь. Ведь даже исследования предыдущих лет порой рисуют картину не сегодняшней молодежи, а вчерашней, говорят об ориентациях людей, уже выходящих из молодежного возраста. Научное прогнозирование может быть эффективным именно тогда, когда оно обращается не к конкретным событиям, а к долгосрочным, устойчивым тенденциям. Между тем «неожиданные» явления молодежного протеста и означали «прерыв постепенности», переход от устойчивого, стабильного развития к неустойчивому, нестабильному. К тому же нужно учесть, что отклонения в поведении молодежи в период стабильности не выходили за «рамки системы». Более того – эти отклонения нередко становились основным объектом социологии молодежи, когда – по справедливой оценке немецкого социолога К. Хурельмана – исследования молодежи в основном сводились к «болевым точкам» поведения молодежи. Соотнесение «девиантного» и «делинкветного» поведения исключительно с молодежью проявилось в зарубежной социологии даже в появлении неологизма «delinquescent», объединивший слова «преступник» и подросток». Поэтому рисуемый социологами социальный портрет молодежи, даже включавший черты отклоняющегося поведения, был ориентиром для выводов о необходимости совершенствования работы с молодежью, преодоления этих внутрисистемных отклонений. Примечательно совпадение рекомендаций западных социологов в начале 1960-х гг. и отечественных –на заре перестройки. И те, и другие говорили о необходимости «улучшить», «усилить», «углубить», «повысить эффективность системы социального контроля». Серьезные различия в адресатах, в конкретных социальных институтах, к которым обращены были эти предложения, не отменяют сходства подходов.  
 
Сказываются и внутринаучные проблемы. Чем более развивалась социология молодежи в периоды относительной стабильности, тем более точным, обоснованным казался – в том числе и самим социологам – рисуемый ими социальный портрет молодежи. При всех различиях «в рисунках» западных социологов в начале 1960-х гг. преобладали черты сходства. Подтверждая выводы друг друга, социологи тем самым убеждали себя и других, что оснований для предположений о грядущем взрыве нет. 
 
Ряд исследователей (К. Аллерб, Р. Будон, А.И. Ковалева, В.А. Луков и др.) соотносят указанный разрыв с несовпадением установок и методов теоретического и эмпирического анализа. «Эмпирики», проводя многочисленные конкретно-социологические исследования, далеко не всегда поднимаются до теоретических обобщений. Поэтому в интерпретации полученного богатейшего фактического материала они ограничиваются частными, ситуативными выводами. У теоретиков проявляется другая слабость – игнорирование эмпирических данных. Они нередко оказываются в плену собственных теоретических конструкций. 
 
Добавим к этому и субъективные факторы. Многие социологи молодежи или уже были немолодыми, или успевали постареть за годы исследований. Писать о молодежи людям старшего возраста трудно. Довлеют представления, навеянные воспоминаниями о своей молодости. Не менее важно избегать назидательности и морализаторства. И тут важно и в исследовании, и в работе с молодежью руководствоваться мнением классика социологии М. Вебера в отношении обучения в целом: «Настоящий учитель остережется навязывать слушателю с кафедры какую-либо позицию, будь то откровенно или путем внушения»; ему следует стремиться к тому, «чтобы слушатель был в состоянии найти пункт, исходя из которого он мог бы занять позицию в соответствии со своими высшими идеалами». Продолжая мысль М. Вебера, что «проповеди не место в аудитории», подчеркнем – и в исследовании проблем молодежи.  
 
Понятно, что на выводы и позиции социологов (особенно – немолодых) вольно или не-вольно накладывается отпечаток трудностей взаимопонимания между людьми разных поколений. Любому взрослому человеку чрезвычайно трудно увидеть мир и проблемы молодых их глазами. На характере проводимых социологами молодежи исследований (от рабочих гипотез – до интерпретации полученных результатов) сказываются их социально-нравственные позиции, отношение к молодежи. А такие позиции и отношения могут быть разными. И дело не только в идеологических, мировоззренческих различиях, но именно в тональности – как относиться к молодежи?  
 
Есть три основных подхода к оценке молодежи и ее места в обществе:  
 
· критически – осуждающий , в рамках которого молодежь называют «рассеянным», «равнодушным», «взрывающим», «потерянным» и т.д. поколением. Расхожую формулу «не та нынче пошла молодежь» трактуют при этом однозначно: не та = хуже; 
 
· прямо противоположный по своему значению – восторженно-оптимистический. Для него характерно мнение: не та = лучше;  
 
· третий подход – объективистский – предполагает учет и положительной роли молодежи, и негативных тенденций, которые реально существуют в молодежной среде. Для него присуща позиция: не та = другая. 
 
Сказываются и определенные идеологические, мировоззренческие пристрастия. Это, в частности, помешало социологам из социалистических стран увидеть в антисистемном протесте западной молодежи конца 1960-х гг. более общий феномен, направленный не против капиталистической системы (что обычно и подчеркивалось), а против мира взрослых в целом, против индустриального общества. Сегодня – в условиях идейного плюрализма – нередки случаи обращения к социологии молодежи не в научных, а в идеологических целях. И задача социологии молодежи – как отрасли социологической науки – оставаться на позициях научного, объективного анализ