Старообрядчество в период раскола РПЦ

Но  в Соловецком монастыре уже задумывались над вопросом: а стоит ли молиться за такого царя? В народе стал подниматься  ропот, начались антиправительственные  толки.… Ни царь, ни церковь не могли оставить их без внимания. Власть ответила недовольным указами о розыске староверов и о сожжении нераскаявшихся в срубах, если после троекратного повторения вопроса у места казни они не отрекутся от своих взглядов. На Соловках начался открытый бунт староверов. Движение протеста возглавил, по выражению страница М. Соловьева, «богатырь-протопоп» Аввакум. То, что конфликт между реформаторами и их противниками с самого начала принял такой острый и резкий характер, объясняется помимо указанных выше общих причин личным характером вождей двух борющихся партий: Никон и Аввакум были оба люди с сильным характером, с неукротимой энергией, с непоколебимой уверенностью в собственной правоте, с несклонностью и неспособностью к уступкам и компромиссам. Весьма важным источником для истории возникновения раскола и для русской церковной истории вообще является автобиография протопопа Аввакума: «Житие протопопа Аввакума, им самим написанное». Это не только важный памятник церковной истории, но и замечательное литературное произведение, написанное живым и выразительным народным языком[2] Аввакум подвергся жестоким гонениям, ссылке, заточению, пыткам и, наконец, был расстрижен, проклят церковным собором и сожжен на костре.

Правительственные войска осаждали монастырь, и лишь перебежчик открыл ход в неприступную твердыню. Восстание было подавлено.

Чем беспощаднее и суровее были начавшиеся казни, тем большее упорство они  вызывали. На смерть за старую веру стали  смотреть как на мученический подвиг. И даже искали его. Высоко подняв руку с двуперстным крестным знамением, осуждённые истово говорили окружившему расправы народу: «За сие благочестие стражду, за древлецерковное православие умираю и вас, благочестивые, молю крепко стоять в древлем благочестии» И стояли сами крепко.… Именно «за великие на царский дом хулы» был сожжён в деревянном срубе со своими соузниками и протопоп Аввакум.

Жесточайшие 12 статей государственного указа 1685 г., предписывающие жечь староверов в срубах, казнить смертью перекрещивающих  в старую веру, бить кнутом и ссылать тайных сторонников древних обрядов, а также их укрывателей, окончательно показали отношения государства к староверам. Подчиниться они не могли, выход был один – уйти.

Главным убежищем ревнителей древнего благочестия  стали северные районы России, тогда ещё совершенно безлюдные. Здесь, в дебрях олонецких лесов, в архангельских ледяных пустынях, появились первые раскольничьи скиты, устроенные выходцами из Москвы и соловецкими беглецами, спасшимися после взятия монастыря царскими войсками. В1694 г. на реке Выг обосновалась поморская община, где видную роль играли братья Денисовы – Андрей и Семён, известные во всём старообрядческом мире. Позднее в этих местах на реек Лексне, появилась женская обитель. Так сложился знаменитый центр древнего благочестия – Выголексинское общежительство.

Другим  местом укрытия старообрядцев стала  Новгородо-Северская земля. Ещё в 70-е годы XVII в. бежали в эти места  из Москвы, спасая свою старую веру, поп  Кузьма и его 20 последователей. Здесь, под Стародубом, основали они небольшой  скит. Но не прошло и двух десятков лет, как из этого скита выросло 17 слобод. Когда волны государственных преследователей докатились до стародубских беглецов, то многие из них ушли за польскую границу и поселились на острове Ветка, образуемом рукавом реки Сожи. Поселение стало быстро возвышаться и разрастаться: вокруг него также появилось более 14 многолюдных слобод.

Знаменитым  местом старообрядчества конца XVII столетия был и Керженец, названный по одноимённой  речке. Множество скитов было построено  в чернораменских лесах. Здесь велась полемика по догматическим вопросам, к которой присушивался весь старообрядческий мир. Донские и Уральские казаки тоже оказались последовательными сторонниками древнего благочестия.

К концу XVII в. наметились основные направления  в старообрядчестве. Впоследствии каждое из них будет иметь свои традиции и богатую историю.

2.4. Поповщина и беспоповщина.

Разделение  старообрядчества на два основных направления  поповщину и беспоповщину произошло  в середине 90-х годов XVII века. Поповцы  признавали необходимость духовенства и всех церковных таинств. Основные районы распространения поповщины — Керженские леса, Стародубье, Дон, Кубань; беспоповщины — в основном на Севере государства. Беспоповцы отрицали необходимость духовной иерархии и некоторых таинств.

Формирование беспоповщины происходило не без влияния религиозных традиций Новгородской и Псковской земель, которые были известны в XIV XVI веках как центры реформационных движений стригольников и жидовствующих.

Для первоначальной истории беспоповщины характерно то, что основных своих последователей она нашла среди черносошного крестьянства Севера и Северо-востока. Все основные толки беспоповщины сформировались в краях, расположенных севернее Москвы, и лишь позднее, со второй половины XVIII века, беспоповщина стала постепенно продвигаться к югу.

Беспоповщина  никогда не представляла собой единого  религиозного образования, распадаясь на следующие основные толки: поморский, федосеевский, филипповский, нетовский  и страннический. Все они, за исключением  страннического, сложились в конце XVII или в начале XVIII века. Отношение беспоповцев к православию и к поповщине, как правило, характеризовалось религиозной нетерпимостью, фанатизмом. Всех переходящих к ним православных, поповцев и даже беспоповцев-неперекрещенцев беспоповцы-перекрещенцы принимали только через повторное крещение, т. е. так же, как еретиков и иноверцев, «первым чином». Известную религиозную отчужденность (вплоть до запрета иметь между собой общение в еде, питье и молитве) проявляли по отношению друг к другу даже близкие по вероучению беспоповские толки и согласия.

Иную  картину представляла собой в  этот период поповщина. Первоначально  поповщина оформилась в виде беглопоповщины, потому что последователи ее решили принимать попов, перебегавших к  ним от официальной церкви.

Поповщина с чисто формальной точки зрения представляла собой буквообрядоверие, старообрядчество в подлинном смысле этого слова. Не только в конце XVII первой половине XVIII века, но ив течение  всей дальнейшей своей истории она  не смогла выработать сколько-нибудь самостоятельного и оригинального вероучения, оставаясь на крайне шаткой (с точки зрения церковной догматики) позиции, заключавшейся в том, что можно брать для совершения богослужения беглых попов из господствующей православной церкви, несмотря на воцарение в ней, как и во всем «мире», антихриста. Беглопоповщина получила преимущественное распространение в областях, расположенных к югу, юго-востоку и юго-западу от Москвы. Основными ее центрами были в конце XVII первой половине XVIII века Нижегородский край (где они сосуществовали при общем численном перевесе с беспоповщиной). Донская область, Черниговщина, Стародубье, Польша и Ветка. Беглопоповщина привлекла к себе главным образом симпатии посадского населения и крепостного барщинного крестьянства.

Старообрядчество  после реформ

Культура  старообрядчества

Как и у мирских, у старообрядцев  самым значимым праздником было Рождество. В традиции федосеевцев сохранились  отголоски исполнения старинной  песни «Виноградья». В северной традиции «Виноградьем» обычно называли поздравительные песни, с которыми совершали обход домом на Рождество. Песня включалась и в святочную, и в свадебную обрядность.

Когда же ходили славить, то пели обычно знаменные  тропарь "Рождество твое Христе Боже наш«, кондак »Девая днесь пресущественного раждает" и ирмосы празднику «Христос раждается» и "Спасе люди чюдодея". На Среднем Урале эти устные песнопения бытуют повсеместно.

Наряду  с духовными песнопениями в вятской  рукописной традиции обнаружены тексты вертепной драмы. Как известно, вертеп пришел на Русь с Украины и Белоруссии, но в XIX в. он уже стал достоянием культуры российской провинции. В одном из рукописных сборников, бытующем на Вятке были обнаружены тексты, приуроченные к исполнению драмы о царе Ироде. Где они созданы, пока не ясно. По первому впечатлению, диалектному произношению, точно передающему фонетическую транскрипцию говора, и художественному оформлению (так называемый «примитив»), можно увидеть крестьянское происхождение. Судя по многочисленным записям владельцев (членов одной семьи Поповых), сборник был написан в XVIII в. Необычность рукописи в том, что она содержит целый цикл, «вертепных» стихов. В традиционных сборниках духовных стихов они не встречаются. Из 25 стихов 12 раскрывают содержание известной рождественской записи о царе Ироде. Помимо них в сборник вошли стихи постного цикла (стих об Адаме «Расплакался Адам, пред раем стоя», стих о Якове и Пилате).

Завершающие сборник стихи Николе и Успению  Богородицы обращены вновь к символике  плодородия: успение связывается с жатвой хлеба, а Никола помощник в земледельческих работах.

Необычно  проявление в старообрядческой практике элементов смеховой традиции на Масленицу  и другие праздники. В устном репертуаре тех же федосеевцев Вятки мы встречаем, например, пародию на церковное величание, посвященное Масленице. Известны случаи бытования пародий на церковные тексты в мирской среде (об этом позже), но в старообрядческом быту они до сих пор не были зафиксированы. Истоки этой традиции восходят, скорее всего, к XVII веку, известному расцветом демократической сатиры в литературе. Величание Масленице распето по всем канонам смехового жанра. Текст составлен «непотребный», а напев взят из жанра величания, имевшего типовой подобен на праздники древнерусским святым: начинающийся словами «Величаем тя пресвятая Масленица…».

Другой  жанр, никак не вписывающийся в  старообрядческую традицию сатира. Так, в устной традиции наиболее радикального согласия кировских старообрядцев  филипповского (поморского), неожиданно обнаружился стих о хмеле. Хмель в фольклоре всегда был олицетворение бражничества и гуляния. Мы знаем, насколько строго старообрядцы относились к питию, и, тем не менее, именно в их среде воспет сатирический портрет хмеля, разгулявшегося в одном мужичонке: "Как во городе было во Казани".

Как во городе во Казани,

Середи  торгу, на базаре,

Еще хмелюшка по выходам гуляет,

Да, он и сам себя, хмель, выхваляет,

Еще нет меня хмелюшки лучше,

Хмелевой  моей головки веселее…

Итак, календарь старообрядцев составлял  мировоззренческую основу в понимании картины мира. Вселенское значение календаря выражалось в его вечно повторяемом принципе рождения умирания воскресения; историческое в духовном проживании судеб людских, в их гражданской, подвижнической, миссионерской, мученической, чудотворной деятельности, в восстановлении и укреплении исторической памяти; природная в приобщении к известному циклу вращения суток, седмиц, года с нерушимым порядком будней и праздников трудов и отдыха, где праздник и отдых также воспринимались как род "работы» творческой деятельности, осуществляемой в рамках традиции по устойчивым канонам.

Вселенское  и историческое являлось достоянием храмового действа, требовало от человека высокого духовного постижения этого опыта; природный же цикл более  считался уделом домашней и мирской жизни, и частично совершался в храме, а частично же дома, в семье, в местах общинных собраний (вне храма), либо в миру. Здесь вступало в силу устная традиция, соприкасающаяся с запретным мирским и вызывающая иное поведение, допускающее включение в мирские обряды. Запреты в этом случае, снимались либо полностью, либо сохранялись частично на бытовом уровне; что же касается песен, движений, зрелищной стороны, то степень участия также допускалась разная, в зависимости от сознания самого старообрядца.

Сохранились буквально фрагментарные музыкальные свидетельства о приобщении к народным обрядам. Не смотря на замкнутость и изолированность от православного населения, старообрядцы сохранили в обиходе народные традиционные обряды и песни. По свидетельствам самих старообрядцев их музыкальные приоритеты зависели от жизненного цикла.

В ранний период жизни до 20 лет музыкальное  образование девушек и парней проходило под влиянием взрослых; стариков, которые обучали наряду с богослужебными напевами пению  духовных стихов; и родителей, от которых перенимали народные песни с их локальным диалектным музыкальным языком.

В среднем зрелом возрасте женщины, деятельность которых приобретала активный характер, исполняли, в основном народные песни (реже духовные стихи): круговые, игровые на посиделках преобладали у молодушек 1-2-го годов замужества, песни свадебного обряда у молодых и старших женщин (подруги, родня, своя свадьба). В долгие годы семейной жизни звучали в репертуаре женщин семейно-бытовые, протяжные, трудовые и другие песни.

Мужчины среднего возраста, будучи на военной  службе или на войне, на отходных промыслах, осваивали новые пласты песенного  творчества: рекрутские, солдатские, исторические. Их репертуар по возвращении домой  обогащал местную традицию. В пожилом  возрасте и мужчины и женщины отходили от «суеты мира», от повседневных семейных забот, и возвращались к богослужебному пению, которому обучались в детстве. Особенно это важно было для старообрядцев, которые вступали в собор, или в братию. Они могли петь только в службе и духовные стихи. В каждой общине была также особая группа певцов, которые от рождения до смерти являлись хранителями богослужебного пения, обучаясь ему от родителей, грамотных стариков, специальных учителей. Состарившись, они сами становились деятелями и передавали по кругу свое певческое знание. Их культура пения существенно отличалась от общепринятой в общине.

В трудовых буднях пение занимало огромное место. Без песен не обходился  ни один трудовой процесс, в огороде, в поле; «на помочах», помогая ставить избу, косить, сгребать, убирать сено или урожай. Пели в лесу, собирая ягоды и грибы, развозя почту по деревням. Без пения не проходил ни один праздник обрядного характера: свадьба, проводы в армию, отдых и досуг. Проводы в последний путь сопровождались пением духовных стихов и служебных песнопений.

Закрепление песен и стихов внутри годового цикла  было связано с календарной приуроченностью. Осенью, после окончания земледельческих  работ, справляли свадьбы, отличавшиеся у старообрядцев развернутым  музыкально-драматическим действием с включением мирских народных песен местной традиции. У женщин осенний сезон начинал череду супрядок, где преимущественно звучали протяжные, на Среднем Урале «проголосные» песни. Молодежь собиралась на «вечерки и посиделки», где звучали игровые, шуточные, плясовые, круговые песни. Хотя это и запрещалось, во время плясок образовывались «шумовые» импровизированные оркестры, сопровождающие частушки и припевки. Играли на ложках, на пиле, печной заслонке, расческах, листке бумаги.