Анализ взаимоотношений США и ЕС в современном мире

Экспорт промышленных товаров составляет около 86% от общего экспорта из стран ЕС в США, а экспорт производственного и транспортного оборудования—около 45%, сырья — около 10%.

Основная продукция, экспортируемая в США из стран  ЕС, — транспортные средства (около 10% от общего экспорта из стран ЕС в  США). Около 20% совокупного экспорта транспортных средств из стран ЕС приходится на США. Следующей важной группой товаров, экспортируемых в США, являются электрогенераторы и специальное оборудование. Эти три группы товаров составили 23% от общего экспорта из стран ЕС в США в 2005 г. Товарами, которые экспортируются главным образом в США, являются электрогенераторы, офисное оборудование, а также компьютеры и напитки[25].

Европейский Союз и  Соединенные Штаты Америки приняли  решение усилить экономические связи.

Соответствующую рамочную договоренность поддержали участники  саммита США ЕС в Вашингтоне 30 апреля 2007 года.

Главной целью документа  является улучшение конкурентоспособности  и уровня жизни людей в Евросоюзе  и Соединенных Штатах.

Стороны договорились уменьшить торговые ограничения  и административные барьеры, усилить  диалог между Еврокомиссией и  Бюро США по управлению и бюджету.

С целью выполнения намеченных целей ЕС и США намерены создать Трансатлантический экономический  совет, а также утвердили программу трансатлантической экономической интеграции, в частности, в сфере защиты интеллектуальных прав, инвестиций, безопасной торговли, финансовых рынков и инноваций.

После беспрецедентного расширения ЕС в мае 2004 г. общие институты Европейского союза и существующий там механизм согласования национальных интересов стран-участниц, столкнулись с проблемой потери эффективности из-за многократно возросшего количества участников игры.

Расширение, однако, стало не единственной причиной кризиса. Не менее важным его основанием оказался резкий взлет требований к интеграционному образованию со стороны его участников, произошедший в середине 1990-х годов. Успешная реализация проекта «Общий рынок», начатого 20 лет назад, сделала экономику Европы одной из наиболее процветающих в мире. По данным 2005 г., самого провального по темпам роста в Европе, на страны Евросоюза-15 приходилось до 50% всех прямых иностранных инвестиций в мире. Из 20 крупнейших нефинансовых компаний мира 13 были в 2003 г. европейскими, а ВВП на душу населения вырос за период 2000-05 гг. на 20%, что только на 1% ниже, чем в США[26].

Достигнув таким  образом всех возможных при существующей институциональной модели сотрудничества результатов, страны-члены ЕС начали требовать от интеграционной группировки большего, чем она физически способна им дать. В марте 2000 г. лидеры стран ЕС-15 приняли так называемую «Лиссабонскую стратегию». В этом документе они провозгласили целью 2010 г. становление Европы (т.е. себя самих) в качестве наиболее конкурентоспособной экономики мира и достижение полной занятости. Обойденным, однако, остался вопрос о том, достаточно ли созданной в середине 1950-х гг. формы сотрудничества для успеха перед лицом все более суровых вызовов глобального соревнования. Особенно с учетом того, что за каждым «кустом» неспособности стран ЕС конкурировать с США, Китаем или другими растущими игроками скрывается «волк» европейского, а затем и наиболее опасного — национального — протекционизма.

В сфере международных  отношений отдельные государства  ЕС уже не могли удовлетвориться  твердыми гарантиями статуса держав среднего уровня, вес которых в  мире обеспечен в значительной степени  их «общеевропейским административным ресурсом». В начале нового столетия от единой Европы потребовали стать сверхдержавой, способной на равных конкурировать с США, одновременно обеспечивая отдельным странам-членам статус «морских владычиц». При этом европейские лидеры не приняли во внимание тот факт, что прежде чем превратиться в сверхдержаву глобального порядка, Европа должна вначале стать державой в традиционном смысле этого слова, единым государством — с общей армией, полицией и правительством.

Именно поэтому  одним из серьезных толчков к сползанию Евросоюза в нынешнее сумбурное состояние стал провал попыток ведущей европейской державы мобилизовать партнеров по ЕС на борьбу против планов США в отношении Ирака зимой 2002-03 гг. Отчаявшись найти применение любовно выстроенному под себя механизму общей (европейской) внешней политики и политики безопасности, Париж был вынужден броситься в объятия России — внешней по отношению к ЕС силы, нанеся тем самым ощутимый удар по и без того неважным отношениям с большинством стран-новичков и по собственной уверенности в функциональном значении единой Европы.

Не менее заметным стал системный сбой Европейского союза  как инструмента в руках элит стран-членов в случае с Польшей  и странами Балтии. Их национальный интерес, ради продвижения коего, помимо дотаций из общеевропейского бюджета, они и вступали в ЕС, состоит во многом в противостоянии России. Не случайно президент Эстонии Томас Ильвес в одном из своих эссе недвусмысленно указывает на то, что причиной непонимания между Западом и Востоком Европейского союза является вовсе не пресловутый трансатлантический раскол. Дело, по мнению эстонского политика, в отказе большинства стран ЕС-15 включить жесткость по отношению к России в общеевропейскую повестку дня. Что подрывает смысл участия ряда «новичков» во внешнеполитическом измерении интеграционного проекта. В свою очередь, уступка европейских «грандов» по российскому вопросу, как намекает Ильвес, немедленно перевесила бы для поляков и прибалтов великое чувство благодарности США за поддержку в годы советской оккупации.

Подводя итог можно  заключить, что реальный вызов, с  которым столкнулись сейчас европейские  государства — это снижение эффективности  созданных ими общеевропейских  институтов и их неспособность решать задачи «акционеров». Именно поэтому, как справедливо отмечает член бюро «Союза европейских федералистов» Р. Леминг, именно нереформированность общих институтов ЕС является основным препятствием для осуществления политики конкретных действий на благо граждан, которую предлагает сейчас Еврокомиссия.

Европейский интеграционный процесс, политической и правовой «упаковкой»  которого стал после 1992 г. Европейский  союз, вышел на важнейший рубеж  своего развития. Системный кризис, ставший политической реальностью  после провала Конституционного договора на референдумах во Франции и Нидерландах, стал, в первую очередь, кризисом механизма согласования и защиты интересов суверенных стран-членов. Это, в свою очередь, породило у государств ощущение снижения прибыльности всего мероприятия и потери его смысла. Соответственно пройти этот период интеграционный проект сможет, только реформировав общие институты и механизмы принятия решений.

Поэтому главный  вопрос, на который будет необходимо найти ответ в ходе приспособления интеграционного проекта к новым  реалиям — это реформа институтов ЕС и приспособление механизма принятия решений, включающего процедуру согласования интересов, к значительно большему количеству заинтересованных участников, не нарушая при этом базовый принцип наднационального сотрудничества суверенных государств.

Весьма вероятно, что уже в среднесрочной перспективе  единой Европе предстоит трансформация  в сторону более гибкого торгово-экономического объединения с элементами политического  сотрудничества между отдельными странами и группировками. В этом случае блестяще подтвердится тезис классика науки о международных отношениях Стенли Хофмана о том, что промежуточный вариант между сколь угодно глубоким сотрудничеством между национальными государствами и возникновением на их месте нового невозможен в принципе. Соответственно и выход из кризисного положения будет найден на традиционном для Европы (функционализм Ж.Монне и субсидиарность Ж.Делора) пути предоставления новых гарантий сохранения суверенных прав государств и внедрением революционно новых механизмов сотрудничества между ними.  

3.2 Политические  интересы США и ЕС

Руководители ЕС придерживаются глобальной трактовки  своих внешнеполитических интересов, подчеркивая, что в эпоху транснационализации  географически отдаленные угрозы могут  вызывать не меньшую озабоченность, чем те, которые исходят из близлежащих регионов. Ядерные проблемы Северной Кореи и Южной Азии, безопасность на Ближнем Востоке, ситуация в Афганистане, Экваториальной Африке, послевоенное восстановление и демократические реформы в балканских и восточноевропейских государствах – далеко не полный список международных проблем, непосредственное участие в разрешении которых принимает Евросоюз как единый субъект.

И в своей внешней  политике, и в оценках глобальных угроз ЕС близок Соединенным Штатам Америки. Однако особенности политической природы Евросоюза, его уникальная геополитическая специфика и особенности экономических устремлений определяют существенные различия международных стратегий Брюсселя и Вашингтона. Европейский союз вырабатывает собственный стиль лидерства в мировой политике – более сдержанный и незаметный, но в долгосрочной перспективе, возможно, способный не уступать по эффективности американскому.

Если США –  особенно при администрации Дж. Буша-младшего – проецируют свое влияние прямолинейно и непосредственно при помощи силы, то страны ЕС пытаются воздействовать на международные отношения «мягче», отдавая приоритет косвенным инструментам. В частности, они ревниво следят за своим авторитетом в разоблачении фактов ущемления гуманитарных ценностей. Совет Европы, тон в котором безоговорочно задают страны ЕС, – самая радикальная и одновременно самая влиятельная правозащитная организация мира. Формально она считается европейской. Фактически же Совет Европы формирует общемировой канон правозащитных норм, стремясь его ужесточить и распространить на все международное сообщество. Не случайно правозащитники практически во всем мире – (особенно на фоне «правозащитных скандалов» в Ираке в 2004 г.) – апеллируют именно к европейским оценкам ситуаций, складывающихся в их странах с правами человека и политическими свободами. Европейская позиция интересует их не меньше, чем мнени е Вашингтона по соответствующим вопросам. Лидерство в сфере правозащитной активности позволяет Евросоюзу при необходимости оказывать довольно эффективное давление на те или другие страны мира. Поэтому она представляет собой элемент как организационного ресурса ЕС, так и потенциала его морально-политического влияния.

ЕС нередко оказывается  ведомым по отношению к США  при принятии стратегических решений. До сих пор он лишён доступа и к части военной инфраструктуры НАТО, остающейся под американским контролем (что наглядно проявилось, в частности, на Балканах, а также в ходе операции спецсил ЕС “Артемизия” в Конго). Это рассматривается ныне в Брюсселе как признак слабости и несамостоятельности собственной внешней и оборонной политики. Поэтому упомянутый выше разрыв “должен быть, – как к этому призывает президент Фонда “Друзья Европы” Дж. Меритт, – сокращён любыми доступными нам средствами”. По сути, с тех же позиций выступает ныне главное официальное лицо по вопросам обороны в Евросоюзе К. Солана , а в своём специальном послании “Европейская оборона” – также и Комиссия ЕС .

Дело, однако, далеко не только в высокой политике. В  последние годы ЕС продолжает отставать  от своих основных конкурентов также  в экономике и в технике. За период 1990 – 2003 годов среднегодовые  темпы роста его ВВП составили  всего 1,9% против 3% в США, а прогноз ОЭСР называет для них на будущее значения в 1,7% и 2,7% соответственно. Совокупные расходы на НИОКР, высшее образование и программное обеспечение в странах ЕС равны всего 4% от ВВП против 7% в США и 4,8% в среднем по ОЭСР, то есть в интеллектуальном отношении Евросоюз идёт ныне позади других частей развитого мира. Фактически провалена Лиссабонская программа, провозглашавшая превращение ЕС уже к 2010 году в “наиболее конкурентоспособный район мира” и “общество, основанное на знаниях”. Доля высокотехнологичных товаров в экспорте ЕС равна всего 17% (США – 27%, Япония – 23%), и в торговле ими Евросоюз имеет устойчивый дефицит . Наконец, научно-промышленный потенциал ЕС в самое последнее время был заметно ослаблен политически мотивированным поглощением им экономически слабых стран Центральной, Восточной и Южной Европы, поступивших на его долгосрочное иждивение. В итоге, даже если ЕС-25 и наберёт в будущем тот же темп экономического роста, что и нынешние Соединённые Штаты, догнать заокеанского партнёра по уровню душевого ВВП расширившемуся Евросоюзу удастся не ранее чем через 120 лет.

Для нашей работы будет интересно рассмотрение отношений  ЕС и США к Абхазскому конфликту.

Обвинение в интервенции, брошенное Грузией в адрес  России, не осталось без внимания Запада. Озабоченность вводом войск выразила НАТО. Реакция главного мирового опекуна Грузии – США, была более эмоциональной. Вашингтон проигнорировал объяснения абхазской стороны, утверждающей, что «восстановление железной дороги – это чистая экономика, а не политическое или военное мероприятие, имеющее отношение к грузино-абхазскому конфликту»[27].

Белый дом выразил  солидарность с мнением грузинских властей, которые считают, что второй самолет-разведчик был сбит российским МиГом-29 – факт, который представители ВВС России подтвердить отказались. (Напомним, всего – с марта 2008 года – над Абхазией было сбито четыре беспилотника.)

«Проведя переговоры с правительствами Грузии и России на самом высоком уровне, США вновь заявляют о безоговорочной поддержке сохранения территориальной целостности Грузии и решительным образом призывают Россию уменьшить давление и отменить ранее принятые меры», - заявила Перино.

Она также призвала Грузию исключить военные методы из числа возможных способов урегулирования политической ситуации вокруг Абхазии и Южной Осетии и подчеркнула, что США не хотят усиления напряженности между Россией и Грузией[28].