Речевая деятельность как творчество: понятие языковой игры

 

 МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ  РЕСПУБЛИКИ БЕЛАРУСЬ

УО «БЕЛОРУССКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ  ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ ИМЕНИ  МАКСИМА ТАНКА»

 

Факультет социально-педагогических технологий

Кафедра возрастной и педагогической психологии

 

 

Кенть Инна Антоновна

532 группа

 

 

 

 

«Речевая  деятельность как творчество: понятие  языковой игры»

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Минск 2013

 

 

Введение

 
      Большинство языковедов полагает, что хотя язык социален, т.е. обслуживает всех носителей языка данного сообщества, «речь всегда индивидуальна». А некоторые лингвисты прямо утверждают, что речевой акт является «актом творчества». Вообще говоря, если речь «всегда индивидуальна», то логично считать творчеством каждое наше высказывание. Правда, тогда не ясно, отличается ли творческий потенциал человека, вложившего в уста Гамлета монолог "Быть или не быть?», от потенциала другого человека, вопрошающего: - Идти сегодня на лекцию или не идти?.. Могут возразить: творческий потенциал Шекспира выше, но и потенциал сомневающегося студента недооценивать не следует.

 
«^ Лист смородины груб и матерчат» - написал Борис Пастернак, и никакой литературный эрудит не опровергнет принадлежности этой строки исключительно этому поэту. Еще одно замечание по поводу сути творческого результата. Он всегда не только оригинален, не повторяя пройденного, но он еще обязательно социально значим. Не так уж важно, идет ли речь об эстетической, научной, технической или иной сферы деятельности; важно, чтобы знатоками той или иной сфере деятельности эта новизна была признана ценной. Правда, в обиходной речи, особенно же - в журналистике как-то повелось употреблять разные слова (более всего - оценочные эпитеты) бездумно, «на авось», лишь бы похлеще и позначительней звучали. Получается и «самый величайший», и «наиболее вкуснейший», и «родное отечество». На наших глазах родились и живут уродливые словосочетания типа «автор гола», «финишировал старт» (и «стартует финиш»), «контактный телефон» (будто бывают «бесконтактные телефоны») и массы подобных безвкусных нелепиц. Когда-то все они были, несомненно, новыми. Но наносимый ими ущерб языку и здравому смыслу «творчеством» можно назвать только в кавычках. 

Особенно часто принято  говорить о детском языкотворчестве. И здесь решение вопроса не так уж и легко дается. С одной  стороны, ребенок усваивает родной язык в общении с родными и  близкими - другого языкового материала  ребенку просто неоткуда взять. С  другой стороны, как пишут ученые специалисты, процесс творчества распадается  на несколько этапов: подготовка к  творческому акту (накопление знаний в сфере интересов человека, анализ имеющихся фактов); далее - созревание, для которого характерно прежде всего критическое отношение к прежним представлениям о чем-либо. Третий этап - озарение, т. е. кажущееся внезапным усмотрение возможности перестроить, переделать по-новому ранее сложившееся и общепринятое суждение, конструкцию, явление или метод его изучения и описания. Четвертый этап - проверка нового результата на истинность, на эффективность, на ценность и значимость. Правда, надо признать, что есть в истории творчества гениальные самоучки, которые «доходят до всего сами», без обычного этапа накопления добытых прежде знаний. Вот к их творческим результатам ближе всего подходит детское словотворчество. В самом деле, если словотворчество профессиональных поэтов является следствием полностью осознанного стремления к новизне слова на основе накопленных знаний о языке (В. Маяковский, И. Северянин и др.), то ребенок изобретает не существовавшие до него в языке слова и словосочетания из-за своего незнания, как можно говорить, а как нельзя. Еще ближе к детскому словотворчеству вынужденное «творчество» новичков в иностранном языке. Недавно англичане, изучающие русский язык, сказали: « - Я пойду сегодня свой зуб экзаменовать, а то стал совсем больной»; « - Вы сказал, что уже раз думавши на этот проблем. Но я на этот проблем думывал не раз, а два и три». В первом случае вместо «проверять», «обследовать» использовалось русское слово того же корня, что и английское, но только в английском его значении. Во втором случае русское слово «раздумывать» было услышано, но понято, как два. Можно ли считать это творчеством? Мы не уверены. Уверены даже в том, что такая новизна не может быть оценена как социально значимая, достойная поощрения. 
 
     Когда ребенок говорит «намакаронился», «эти бабочки одинаковее, чем другие», «копатка» (лопатка), «мама поставила пирог в печку и он там большится» (увеличивается в размерах), то это очень интересно, мило, достойно восхищения (надо ведь найти подходящие морфемы - по смыслу и по форме, причем почти мгновенно!). Но творчество ли это? Думается, что окончательный ответ на этот вопрос еще впереди. Надо, например, собрать очень большой материал по детскому словообразованию на разных языках, сопоставить его и узнать, нет ли буквальных разноязычных аналогий, нет ли обширных внутриязыковых совпадений. Иными словами: нет ли общих для всех детей закономерностей в том или ином типе инновационных словообразований. Только после этого можно будет дать ответ о степени индивидуальности и о степени творчества в этом процессе.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

1. Языковая игра в речевой деятельности

Речевая деятельность человека строится главным образом на использовании готовых коммуникативных единиц. Формируя высказывание, мы обязательно прибегаем к схемам, шаблонам, клише. А без овладения статусно-ролевыми и жанрово-ролевыми стереотипами общения, в которых языковые единицы достаточно прочно увязаны с типическими ситуациями, взаимодействие языковых личностей было бы затруднено. И все же, при справедливости приведенных рассуждений, допустимо говорить и об эстетических элементах обыденной каждодневной коммуникации. Своеобразие живого разговорного общения как раз состоит в том, что трафаретность и шаблонизация сочетается в нем с отчетливо выраженной установкой на творчество. Известный французский лингвист Ш. Балли писал: «Совершенно очевидно, что речь в самом широком смысле этого слова, то есть общенародный язык, обладает эстетическими ресурсами. Писатель, который сознательно стремится произвести тот или иной эстетический эффект, не создает каждый раз чего-то нового, а черпает основные элементы своего стиля из общенародного языка». 
       Разумеется, смысл и функция творчества в разговорной речи отличаются от эстетических свойств художественного текста. В живой коммуникации творчество проявляется прежде всего в виде языковой игры. 
Философы и психологи считают игру одним из фундаментальных свойств человеческой культуры. Это вид деятельности, который не преследует каких-то конкретных практических целей. Цель игры - доставить удовольствие людям, которые принимают в ней участие. Строго говоря, искусство тоже подчиняется законам игрового поведения. Языковая игра - феномен речевого общения, содержанием которого выступает установка на форму речи, стремление добиться в высказывании эффектов, сходных с эффектами художественной словесности. Подобное «украшательство» обычно носит характер остроты, балагурства, каламбура, шутки и т. д. 
    Языковая игра отличается от детского словотворчества. Она строится на отклонении от стереотипов при осознании незыблемости этих стереотипов. Если ребенок говорит «кошка рот зазинула», «мы почайпили», «ухолодни воду» и т. п., создание им новых слов вынужденно - он просто не знает как нужно сказать. . То же можно сказать о детских метафорах. Говоря «краснощекий автобус», «пушистенькая водичка» (о пенистом следе за речным трамваем), «бутылку стошнило» (о шампанском), ребенок искренне приписывает всем этим предметам называемые свойства. Словотворчество ребенка - это творчество поневоле, творчество без установки на творчество.

 

 

 

 

2. Языковая игра взрослых.

Иное дело - языковая игра взрослых. Она начинается, как правило, только после овладения нормативными способами речевой коммуникации. «Когда чувство нормы воспитано  у человека, - писал Л. В. Щерба, - тогда-то он начинает чувствовать всю прелесть обоснованных отступлений от нее». Если образованный человек говорит «ну побегли» или «а куды мне вещи девать?», он знает, что «побегли» и «куды» - это отступление от нормы. Но именно осознание такого отступления, нарочитое смешивание литературной нормы и областных элементов делает игру игрой.

Языковая игра имеет установку  на комический эффект. Она воплощает  в себе веселую, смеховую грань речевой  деятельности человека. Но смешное  в речи не должно игнорироваться как  нечто несущественное, недостойное  внимания ученых. Смех, как показал  в своих работах М. М. Бахтин, - дело весьма серьезное. «Настоящий смех, - писал исследователь, - не отрицает серьезности, а очищает и восполняет ее. Очищает от догматизма, односторонности, окостенелости, от фанатизма и категоричности, от элементов страха или устрашения, от дидактизма, от наивности и иллюзий, от дурной одноплановости и однозначности, от глупой истошности. Смех не дает серьезности застыть и оторваться от незавершимой целостности бытия».

Игра может затрагивать  практически все уровни структуры  языка. Так, например, разновидностью языковой игры становится искажение фонетической оболочки слова: вместо еще говорят ишшо, вместо чай - цай, вместо бумажка - бамажка.

Игровые фонетические деформации слов могут иметь характер метатезы (перестановкислогов)очепятка вместо опечатка, наловочка вместо наволочка, 

мамерлад вместомармелад; протезы (использования вставных звуков) - кроксворд вместо кросворд, сытарик вместо старик и т. п.

Деформироваться может не только фонетическая, но и морфологическая  форма. Речевое балагурство может быть основано на разного типа преобразованиях грамматической формы слова: изменении родовой принадлежности существительного, нарочито неправильного образования падежных форм и т. д. Примеры записей разговорной речи, приведенные в коллективной монографии московских лингвистов. «Как поживает мой любимый подруг?» «У них дети есть? Один деть всего».

В игре могут создаваться  формы, существование которых языковая система исключает; например, сравнительная  степень существительного. «У меня жена - ведьма, а у него - еще ведьмее». «Ты, конечно, орел, да я орлее».

Языковая игра может строиться  и на нарушениях, синтаксических закономерностей. Игровой эффект, к примеру, возникает при использовании непереходных глаголов в позиции переходных: «^ Вы пообедали? Давайте я вас пообедаю» (в смысле - покормлю); «Нас всех вступают в общество охраны природы» (в смысле - зачисляют); «Я его раскормила, я его и похудею» (заставлю похудеть) (примеры из книги Б. Ю. Нормана). Другой способ - абсолютивное употребление глаголов, требующих обязательного распространения: «А. Ну, как твоя жилетка? Б. Жилетка произвела!» «А, (уходя из дома в гости) Окинь меня!» (в смысле - окинь взглядом). 
     Один из самых распространенных видов языковой игры - разрушение фразеологизмов, устойчивых языковых сочетаний. Иногда это выглядит в виде контаминации - скрещивания фразеологизмов, когда начало одной фразы присоединяется к концу другой: «не плюй в колодец - вылетит не поймаешь», «взялся за гуж - полезай в кузов» и т. д. В других случаях русский фразеологизм переиначивается на иностранный лад: «Не по Хуану сомбреро» (не по Сеньке шапка); «Леди с дилижанса - пони легче» (баба с возу кобыле легче); «Пенс гинею бережет» (копейка рубль бережет) и т. п. 
     Созданию игрового комического эффекта служит и придумывание псевдофразеологизмов, в которых фраза-сентенция строится по принципу алогизма: «лучше переспать, чем недоесть», «лучше быть богатым, но здоровым, чем бедным, но больным», «лучше синица в руке, чем утка под кроватью», «трудно будет - деньги высылай», «будете рядом - проходите мимо», «некрасивая, зато глупая девчонка» и т. п. 
     Интересный тип языковой игры - буквализация фразеологизмов. Элементы неразложимых идиоматических сочетаний в этих случаях используются в свободном несвязном значении. В качестве иллюстрации такого рода игры можно привести начало юморески А. Дегтярева «Глубинка». 
 
Хата Макара стояла с краю, на кисельных берегах реки Молочной. Встав как-то поутру с прокрустова ложа и вломившись в открытую дверь, Макар подлил масла в огонь, вывел на чистую воду уток и привычно погнал куда-то телят. 
 
^ Утро было ясное, как божий день. Отмахнувшись от дыма без огня, Макар покатился по наклонной плоскости вниз, к стаду. 
 
На пастбище телята разбрелись - кто в лес, кто по дрова. Макар сел в лужу, закусил удила и просто открыл ларчик с ломаным грошем, который он ошибочно принимал за чистую монету. 
^ Послышался звон. «Откуда он? - подумал Макар и посмотрел вокруг сквозь пальцы... 
 
     Самым ярким проявлением языкового балагурства по праву считается словообразовательная игра. Она напоминает описанное К. И. Чуковским детское словотворчество (о котором мы уже вели речь и еще будем говорить). Чаще всего такой тип игры проявляется в создании окказионализмов, слов-минуток, образованным по частотным словообразовательным моделям. Вот несколько примеров из упомянутого коллективного исследования разговорной речи: «Его надо почаще окиношивать» (водить в кино); «Ну, всех оспасибела» (сказала спасибо); (разговор о приезде гостей) «Они охалатены, опростынены. И оподушкены»; «Она вообще-то мегероватая»; «Петров уже в нашей школе петровствует». 
 
     Окказионализмы подобного типа могут использоваться в различного рода стихотворных эпиграммах. Ярким примером здесь может служить знаменитая эпиграмма А. С. Пушкина на своего лицейского друга поэта В. К. Кюхельбекера. 
Однажды Александр Сергеевич пришел в гости к своему лицейскому другу А. Дельвигу и застал его в мрачном расположении духа. На вопрос о причинах нездоровья Дельвиг поведал: 
 
— Понимаешь, я за ужином слишком плотно покушал, а тут. Кюхельбекера черт принес: весь вечер меня одами мучил.Пушкин тут же сочинил эпиграмму:

За ужином объелся  я, 

А Яков запер дверь  оплошно — 

^ Так было мне, мои друзья, 

И кюхельбекерно и тошно.

Возникая в речи, подобные новообразования обычно тут же забываются и исчезают бесследно. Наиболее удачные  из них могут повторяться в  какой-либо группе языковых личностей. Самые яркие - способны просочиться в широкое словоупотребление и даже войти в словарь общенародного языка. 
В первой главе нашей книги мы рассказывали о существовании в сознании языковой личности ассоциаций по формальному сходству. Иными словами, мы связываем между собой слова, схожие по звучанию. Подобная особенность речевого мышления стала основанием для классического вида языковой игры - каламбура. Каламбур строится на замене слов схожими по фонетическому звучанию. Магазин «Дары природы», к примеру, в шутку называют «Дыры природы». Вот еще несколько примеров из записей разговорной речи, 
 
«Там такая дверь в стиле вампир» (ампир); «Шампуньского купим или сухонького?» (ср. шампанское - шампунь); «А. Ты что делаешь? Б. Весь вечер ёжилась» (занималась йогой); «Где ваш смутно-финансовый отчет» , (сметно-финансовый); «Я сегодня ездил в обманное бюро» (обменное); «Его эрудиция - сплошная ерундиция»; «Намученный работник» (научный) и т.п. 
 
На таком же принципе основана игра в «опечатки», приводимы в разных юмористических разделах газет и журналов:«с подлинным скверно», «свинная душонка», «бальзамовский возраст», «колесо оборзения», «дымочадцы», «грезидиум», «полуфабрикант», «кочка зрения», «наперекур судьбе», «железобекон», «торт ванильный с огрехами», «выпившийся из учебного графика», «кайфедра», «смертельная доза обучения», «нагло-русский словарь», «заедание кафедры», «общежутие», «грезидент», «травительство», «крадукты», «свиноватое выражение лица», «умеренность в завтрашнем дне», «избирательный участок» и т. п.

Особо следует остановиться на каламбурах, которые строятся на явлении, сходном с феноменом  народной этимологии. В этом случае слово подается в нарочито неверном значении, которое вытекает из неправильного  толкования внутренней формы. Этот игровой  принцип, кстати сказать, часто используется в анекдотах. В качестве примера  приведем литературный анекдот XIX века. 
 
Критик Ф. Булгарин очень любил посещать похороны своих коллег-литераторов. Однажды он оказался на похоронах Н. А. Полевого, с которым при жизни у него были весьма неприязненные, отношения. Булгарин попытался пристроиться среди друзей покойного, несших гроб. Те прогнали его, сказав: «Ты достаточно поносил его при жизни». 
 
Вот примеры из записей разговорного общения.