Психологизм в литературе

Фредерик  Бегбедер. «Любовь живет три года».

Психологизм прямой (мысли Марка Марронье, анализ поступков) и косвенный (описание глаз его жены).

  «Мне бы попросить прощения, а я сказал: «Иди, опоздаешь на посадку». Я ничего не сделал, чтобы спасти ее. При одной мысли об этом мой длинный подбородок до сих пор ходит ходуном. Глаза у нее были молящие, скорбные, мокрые, ненавидящие, усталые, тревожные, разочарованные, наивные, гордые, презрительные и все равно по-прежнему голубые. Никогда не забуду: эти глаза узнали, что такое боль. Придется мне привыкать жить с этой пакостью, никуда не денешься. Жалеют страдальцев, но не мучителей. Сам разбирайся, старина, как большой. Ты – человек, не сдержавший обещаний. Вспомни, как сказано в конце «Адольфа»: «Самая главная проблема в жизни – это страдание, которое причиняешь, и самая изощренная философия не может оправдать человека, истерзавшего сердце, которое его любило».

М. Ю. Лермонтов. «Герой нашего времени».

Психологизм косвенный. Описание внешности Печорина, создание образа при помощи портрета.

  «Он был среднего роста;  стройный,  тонкий  стан  его  и  широкие  плечи доказывали крепкое сложение,  способное  переносить  все  трудности  кочевой

жизни и перемены климатов, не побежденное  ни развратом столичной  жизни,  ни бурями душевными; пыльный бархатный сюртучок его, застегнутый только на  две нижние пуговицы, позволял разглядеть ослепительно чистое белье, изобличавшее привычки порядочного человека; его  запачканные  перчатки  казались  нарочно сшитыми по его маленькой  аристократической  руке,  и  когда  он  снял  одну перчатку, то я был удивлен худобой его бледных  пальцев.  Его походка была небрежна и ленива, но я заметил, что  он  не размахивал  руками,  -  верный признак  некоторой  скрытности  характера.  Впрочем,  это  мои   собственные замечания, основанные на  моих  же  наблюдениях,  и  я  вовсе  не  хочу  вас заставить веровать в них слепо».

Психологизм прямой. Разговор с княжной Мэри. Самоанализ.

  «Все читали на моем лице признаки дурных чувств, которых не было; но их предполагали — и они родились. Я был скромен — меня обвиняли в лукавстве: я стал скрытен. Я глубоко чувствовал добро и зло; никто меня не ласкал, все оскорбляли: я стал злопамятен; я был угрюм, — другие дети веселы и болтливы; я чувствовал себя выше их, — меня ставили ниже. Я сделался завистлив. Я был готов любить весь мир, — меня никто не понял: и я выучился ненавидеть. Моя бесцветная молодость протекала в борьбе с собой и светом; лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубине сердца: они там и умерли. Я говорил правду — мне не верили: я начал обманывать; узнав хорошо свет и пружины общества, я стал искусен в науке жизни и видел, как другие без искусства счастливы, пользуясь даром теми выгодами, которых я так неутомимо добивался. И тогда в груди моей родилось отчаяние — не то отчаяние, которое лечат дулом пистолета, но холодное, бессильное отчаяние, прикрытое любезностью и добродушной улыбкой. Я сделался нравственным калекой: одна половина души моей не существовала, она высохла, испарилась, умерла, я ее отрезал и бросил, — тогда как другая шевелилась и жила к услугам каждого, и этого никто не заметил, потому что никто не знал о существовании погибшей ее половины…»

И. С. Тургенев. «Отцы и дети».

Психологизм косвенный. Реплика Базарова. Речевая  характеристика.

  «Воспитание? – подхватил Базаров. – Всякий человек сам себя воспитать должен – ну хоть как я, например… А что касается до времени – отчего я от него зависеть буду? Пускай же лучше оно зависит от меня. Нет, брат, это все распущенность, пустота! И что за таинственные отношения между мужчиной и женщиной? Мы, физиологи, знаем, какие это отношения. Ты проштудируй-ка анатомию глаза: откуда тут взяться, как ты говоришь, загадочному взгляду? Это все романтизм, чепуха, гниль, художество».

Ф. М. Достоевский. «Преступление и  наказание».

Психологизм прямой. Сон Раскольникова. После  убийства ему снится, что следователь  бьет его квартирную хозяйку: герой  ждет законного наказания, а также  подсознательно думает об убийстве, совершенном  им насилии.

  «Он очнулся в полные сумерки от ужасного крику. Боже, что это за крик! Таких неестественных звуков, такого воя, вопля, скрежета, слез, побой и ругательств он никогда еще не слыхивал и не видывал. Он и вообразить не мог себе такого зверства, такого исступления. В ужасе приподнялся он и сел на своей постели, каждое мгновение замирая и мучаясь. Но драки, вопли и ругательства становились всё сильнее и сильнее. И вот, к величайшему изумлению, он вдруг расслышал голос своей хозяйки. Она выла, визжала и причитала, спеша, торопясь, выпуская слова так, что и разобрать нельзя было, о чем-то умоляя, - конечно, о том, чтоб ее перестали бить, потому что ее беспощадно били на лестнице. Голос бившего стал до того ужасен от злобы и бешенства, что уже только хрипел, но все-таки и бивший тоже что-то такое говорил, и тоже скоро, неразборчиво, торопясь и захлебываясь. Вдруг Раскольников затрепетал как лист: он узнал этот голос; это был голос Ильи Петровича. Илья Петрович здесь и бьет хозяйку!»

Психологизм косвенный. Разговор Сони и Раскольникова. Использование умолчания для обозначения эмоционального и волевого состояния героев, которое отражается в прерывистости, обрыве их речи.

- Я к вам в последний раз пришел, — угрюмо продолжал Раскольников, хотя и теперь был только первый, — я, может быть, вас не увижу больше...

- Вы... едет?

- Не знаю... все завтра...

- Так вы не будете завтра  у Катерины Ивановны? — дрогнул  голос у Сони.

- Не знаю. Все завтра утром... Не  в том дело: я пришел одно  слово сказать.