Этнические конфликты

Особый  интерес для чиновничества представляют сырьевые отрасли, особенно добыча нефти  и газа. Контроль за нефтяным бизнесом стал важным побудительным мотивом сначала для провозглашения независимости Чечено-Ингушской Республики, а затем и целой серии конфликтов внутри нее (соперничество между чеченской и ингушской хозяйственными элитами, между правительством, президентом и парламентом Чечни и т.п.). К такому развитию событий элиту откровенно подталкивали определенные финансово-экономические группы России, стихавшие, что в этом случае им будет легче договориться о разделе нефтяного пирога. В условиях многонационального характера Северного Кавказа подобная политика не могла не привести к этнополитическим конфликтам и, в конечном счете — к кровопролитной войне с Чечней. О жестком прессинге на российский режим со стороны мощной нефтяной мафии, имеющей в богатом чеченском крае свои алчные интересы, как одной из основных причин начала русско-чеченской войны говорили в свое время многие политики.

Не меньшую  стимулирующую роль в развитии конфликтов играет и вождистский тип демократии, как промежуточный вид политического режима. Центральная роль в нем принадлежит фигуре президента, источником легитимности которого является всенародное избрание. Предполагается, что в переходный период такой президент может обеспечивать политическую интеграцию общества, осуществлять контроль над административной машиной государства, быть гарантом преобразований в самой системе. Для этого он наделяется правом единолично принимать важнейшие решения, апеллируя при этом к воле избравшего его народа. На практике такие решения, однако, принимаются зачастую не самим президентом, а его ближайшими помощниками и советниками.

Подобный  тип политического режима отражает интересы промышленно-финансовых групп  в государстве, которые возлагают  на плебисцитарную фигуру президента реализацию выгодных для себя правил и порядков. Когда такая власть вступает в конфликт с конкурирующей  группой, также опирающейся на всенародную  легитимность и стремящейся к  установлению подобного режима, насилие  неизбежно. Если же противостояние плебисцитарных вождистких режимов проходит по этническим границам (Ельцин — Дудаев, А. Галазов — Р.Аушев), конфликт приобретает, как правило, этнополитический характер.

Способствовал росту политизации этничности и  тот идеологический вакуум, который образовался в последние годы существования СССР (он еще более усилился в 1990-е годы. Но «свято место пусто не бывает», и национализм стал в эти годы для многих наиболее популярной и распространенной формой осознания постсоветской действительности.

Нельзя, наконец, не сказать и о конфессиональных причинах. События последнего десятилетия убедительно свидетельствуют, что религиозный фактор может способствовать серьезному противостоянию различных групп населения. Религиозный фундаментализм особенно ярко проявляется в исламском мире. Примерами тому могут служить недавние события в Дагестане, многочисленные акции религиозных экстремистов в Средней Азии, но проблема эта не безболезненна и для представителей других конфессий. Достаточно вспомнить конфликтные ситуации между приверженцами православной и униатской церкви в Западной Украине.

Эти и  многие другие причины обычно тесно  связаны между собой, нередко  дополняют друг друга. Поэтому любой  конфликт, как правило, – многоуровневое явление, в котором тесно переплетается  целый комплекс этнических, территориальных, политических, экономических, религиозных  и других противоречий.

Более того, в этнополитике обычное явление – смешение политической и культурной националистических парадигм. В науке общепринято, что этнонационализм существует в основном в двух формах — как политический и культурный этнонационализм. Первый, как уже отмечалось, ратует за создание этнических государств, причем радикальный этнонационализм оправдывает любые формы борьбы за «этнически чистое государство».

Второй  выступает главным образом за удовлетворение особых культурных запросов этносов и этнических групп и  обеспечение государственных гарантий для реализации этих запросов. Правда, сами эти культурные запросы нередко  могут приобретать форму требований «безусловного культурного приоритета»  для этносов и этнических групп, статус которых искусственно завышен  путем определенных политических решений.

Опыт  СССР показал, что в переломные, кризисные  эпохи прежняя этническая иерархия рушится, а ослабление позиций доминантных  групп позволяет миноритарным сообществам, и, прежде всего, этническим, добиваться изменения своего статуса, получать различные преференции в сфере культуры, доступа к ресурсам и власти. Причем этнические элиты нередко пытаются форсировать эта процессы под лозунгом «восстановления справедливости». Выразителем этих требований являлась, прежде всего, национальная гуманитарная интеллигенция, которая не только способствовала приданию этническим притязаниям на государственные гарантии сохранения и развития культурной специфики этносов и этнических групп логичной и строго оформленной формы (в виде национальных программ и т.д.), но и была главным организатором этнополитических организаций и движений, которые были призваны добиваться претворения выдвигаемых программ в жизнь, в том числе, в виде этнополитической мобилизации. 
 
 

Список  использованной литературы: 

1. Амелин В. Вызовы мобилизационной этничности: Конфликты в истории советской и постсоветской государственности. – М., 1997.

2. Арсеньев  В.А. Этнические конфликты: история  и типология //Социологические исследования. – 1996. – №12.

3. Аршба О.И. Современные концепции «управления» этнополитическим конфликтом// Вестник Московского университета. – Серия 18. Социология и политология. – 2000. -№1.