Открытое обсуждение
проблем эвтаназии привело к
ее законодательному утверждению
в ряде стран. Она была узаконена
инструкцией от 14 апреля 1994 года, принятой
Голландским парламентом. Его
примеру последовали некоторые
другие законодательные органы
различных стран: Соединенных
Штатов Америки (в частности,
штата Ориган в 1994 г.), Северной
провинции Австралии (25.05.1995). Известный
врач Jack Kevorkian из США открыто признал, что,
начиная с 1991 года, помог умереть более
чем 50 больным, и при этом никогда не привлекался
к уголовной ответственности.
Вместе
с тем противники эвтаназии
считают, что терминологическая
неразбериха спровоцирована тем,
что произошла подмена понятия
"дать умереть" (негативная, или
пассивная эвтаназия) и "помочь
умереть" (активная, или настоящая
эвтаназия). По их мнению это смешение
не является безобидным; оно поддерживается
преднамеренно для того, чтобы привести
врачей и общественное мнение к ложной
дилемме: или вы гуманны и способны сочувствовать
ближнему -- а значит, должны перешагнуть
через недозволенное (причинить смерть);
или вы ставите абстрактные догмы выше
простого человеческого сочувствия --
а значит, не остановитесь даже перед тем,
чтобы продлить эти бессмысленные страдания,
которых не вынесли бы и вы сами.
Наиболее жаркие дискуссии ведутся
вокруг таких моментов, как "Право
на жизнь и право на смерть"
и "Право жить по-человечески".
Сторонники эвтаназии заявляют,
что, если жизнь не будет
истинно человеческой (жизнью в
общении), то лучше умереть по-человечески
(то есть достойно, при помощи
эвтаназии). Таким способом оправдывается
активная эвтаназия. Но что
мы понимаем под выражением "нечеловеческая
жизнь"? Вот в чем проблема.
Здесь в общих чертах подразумевается
"чисто растительное существование",
но и это понятие очень широко
и обычно игнорирует возможности
выхода из этого состояния -- о
чем нередко пишут газеты.
Если существует
право на жизнь, можно ли
заключить из этого и возможность
такого понятия, как "право
на смерть"? Это было бы внутренним
противоречием для законодателя,
чьим основным принципом является
защита жизни. Акцент все-таки
ставится на жизнь: это жизнь
нужно защищать, а не смерть. Если кто-то
может считать просьбу помочь покончить
с жизнью морально оправданной (крик о
помощи того, кто молит положить конец
его страданиям), то легальным это может
признать лишь закон, отрицающий сам себя.
Нельзя определить отдельные исключения
из правила об охране жизни, если разрушается
само основание этого правила.
Существует
право умереть достойно, по-человечески,
без лишних страданий. Здесь
идет речь об уважении человеческого
достоинства. Но это право не
освобождает от закона об охране
жизни. Смерть -- это часть человеческой
реальности со всеми ее последствиями
и унижениями. Убегать от этого -- означает
быть трусом. Право на достойную смерть
включает также право на лечение при помощи
гуманных методов: они должны быть направлены
на то, чтобы облегчить страдания и уныние,
помочь умереть спокойно, без ненужной
и бесконечной борьбы. Такое гуманное
лечение всегда заканчивается лишь естественной
смертью, без искусственной ее провокации.
Это значит, что прибегать к искусственным
методам, которые лишь замедляют процесс
умирания, нужно продуманно и в соответствии
с их целесообразностью. Все должно решаться
с учетом, прежде всего, интересов самого
больного.
Наиболее
сильным аргументом в пользу
эвтаназии является положение
"Декларации об эвтаназии"
о том, что "бессмысленное
страдание является злом". Если
исходить из атеистической и
материалистической перспективы,
или точки зрения современного
секуляризма, то получается, что человек
никому не обязан своей жизнью, - значит,
он является ее полным хозяином и может
сам решать проблему своей смерти. Если
наибольшим его идеалом является благосостояние
в этом мире, если единственный смысл его
жизни -- это хорошее здоровье, красота,
сила, легкое будущее, -- тогда, действительно,
жизнь полна трудностей, а без надежды
на выздоровление оказывается "пустой"
и не стоит того, чтобы ее проживать до
конца. Значит, "стоящей" жизнью живет
лишь тот, кто молод, здоров, красив, счастлив,
умен и нужен обществу. Потому существует
и жизнь, "не имеющая никакой ценности",
и логичным становится уничтожение инвалидов,
тяжело и неизлечимо больных. Таковой
была точка зрения Платона, нацистов, и
такова политика руководителей стран
тоталитарных режимов, где государство
имеет право принимать решение о ликвидации
"ненужных ртов". Столетия христианства
на Западе еще сохранили у людей чувство
отвращения перед такими идеологиями.
Что же
касается отношения христиан
к эвтаназии, то для них она
является прямым нарушением Божьего
закона. Заповедь "не убий" не
знает "смягчающих обстоятельств"
(проблемы смертной казни, самозащиты
и справедливой войны являются
отдельным вопросом, поскольку включают
в себя понятия справедливости
и общественного блага, обязанность
защищать свою жизнь от агрессии).
У Бога есть план в отношении
каждого человека, он выражается
в понятии Божественного Провидения.
Если человек вторгается в
этот план, хочет присвоить себе
роль Бога, то тем самым он
посягает на Его власть. Эвтаназия
является прямым посягательством
на понятие всего святого, она
оскверняет и жизнь, и смерть,
отвергает самого Бога. Жизнь
христианина по своей сути
есть жизнь сына, который принимает
все, что посылает ему Отец.
Для христиан смерть такова, какой
ее посылает им Бог, в тот
момент и таким образом, как
это Ему угодно.
Христианская
Церковь официально и полностью
осуждает эвтаназию. Декларация
Конгрегации Вероучения 1980 года
заявляет: "Совершенно необходимо
объявить со всей решительностью,
что ничто и никто не может
разрешить убийство невинного
человека, будь он эмбрионом или
плодом, или ребенком, или взрослым,
или пожилым, неизлечимо больным,
или умирающим. Кроме того, никто
не может требовать совершить
такое убийство ни в отношении
самого себя, ни в отношении
кого-либо другого, находящегося
под его ответственностью, не
может также согласиться на это ни
прямым, ни косвенным образом" (№ 2).
Таким образом, осуждение касается всякого
посягательства на человеческую жизнь
-- как аборта, так и эвтаназии.
Текст
Декларации обращается к рациональному
и универсальному основанию права
на защиту человеческой жизни.
Декларация не начинает полемики
против эвтаназии исключительно
с позиций веры, как если бы
защита жизни больных и умирающих
была делом исключительно христиан.
Жизнь является наивысшей ценностью
для всех, кто руководствуется
здравым смыслом и ищет объективную
истину.
Все вышесказанное
является совершенно правильным,
но недостаточным в современном
споре об эвтаназии. Однако, несмотря
на это, настоящим ответом сторонникам
эвтаназии может стать лишь
одно: поддержка умирающего больного
и помощь ему, сопровождение
его в эти последние моменты
жизни. Это настоящий ответ,
пред которым умолкают всякие
возражения, если нет намерения высмеять
саму любовь, терпеливость, профессионализм
тех, кто посвятил себя этому служению
умирающим, или, точнее, сопровождению
живых на их пути к смерти: "сопровождать
жизнь до самой смерти".
В медицинском
плане утолить боль возможно
всегда. Развитие анальгетической фармакологии,
лучшее понимание эффектов анальгезии
и оптимальных условий ее использования
способствуют тому, что сегодняшний врач
более оснащен в этом плане. Часто боль,
"стойкая к обезболиванию", возникает
вследствие изначально неправильного
болеутоления и недостаточной дозировки.
Это может привести к возобновлению боли
еще до ее утоления. Сегодня нам известно,
что регулярное употребление препаратов
опия оральным путем и приспосабливание
их к интенсивности и характеру боли может
избавить от появления болевой депрессии,
которая увеличивает чувствительность
и страдания больного. Часто является
возможным получить болеутоляющий эффект
с сохранением ясного сознания больного,
не вызывая у него наркотической зависимости
(чего так опасались врачи в прошлом).
Утолить
боль фармакологическим методом
возможно, но одного этого недостаточно.
Драма раковых больных, как
и большинства пациентов, находящихся
в терминальном состоянии, носит,
в основном, психологический характер:
они чувствуют себя покинутыми
не только врачом, а, часто,
даже и родственниками. И как
раз в такой момент приходит
мысль об эвтаназии, просьба
о которой, по своей сути, есть
крик о помощи. Значит, очень важно
по-человечески поддержать больного,
создать вокруг него атмосферу
доверия и внимания, в которой
он может "спокойно умереть".
Нельзя говорить об этой проблеме,
не упомянув о "Движении
приютов" врача Cicely Saunders из St.-Christopher's
Hospice, организованного ею в Лондоне для
того, чтобы ухаживать за умирающими от
туберкулеза и рака (1967). Сегодня это движение
имеет многих последователей в целом мире,
среди которых, в первую очередь, нужно
отметить St.-Victoria Hospital в Монреале и служение
врача Sebag-Lanoe из клиники Paul-Brousse в Villejuif,
которые являются образцом ухода за пожилыми
людьми вплоть до их смерти. В этих центрах
врач, в основном, не борется за жизнь,
но облегчает страдания. Результат тридцатилетней
работы этих центров исключительно позитивен:
если наша цивилизация способна к достойному
отношению к смерти, она будет способна
и к достойному отношению к жизни и любви.
Намеренное умерщвление
невинного всегда является нравственным
злом. Эвтаназия—намеренное умерщвление
невинного человека. Значит эвтаназия—нравственное
зло.
Сторонники эвтаназии
могут апеллировать к факту, что
вышеприведенное умозаключение
подразумевает различие между оправданными
и неоправданными умерщвлениями. (А
зачем же “невинного человека”?) На
каком основании делается это
различие?
Если некоторые
виды умерщвлений оправданы, почему
нельзя оправдать хотя бы в некоторых
обстоятельствах добровольной эвтаназии?
Как известно, два
вида убийства принимаются даже многими
из самых рьяных противников эвтаназии—самооборона
и наказание. Ни один из них не является
несправедливым; по сути, ни один из них
не является злом.
Можно ли рассматривать
добровольную эвтаназию как третий
вид оправданного умерщвления?
Попытаемся привести
аргумент в пользу того, что эвтаназия
выходит за рамки несправедливого
убийства на основании двух ключевых
утверждений.
Первое—состояние
некоторых людей таково, что им
лучше умереть, чем продолжать жить.
Ярким примером такой ситуации являются
те пациенты, которые страдают от сильных
болей или обречены на жизнь в
унизительной зависимости от других
даже в удовлетворении самых элементарных
нужд. Сюда, как извлекающих выгоду
из эвтаназии, часто включают смертельно
больных и тех, кто находится
в постоянном вегетативном состоянии.
Второе утверждение
заключается в том, что оказание
помощи кому-либо в улучшении его
положения всегда нравственно допустимо.
Если умерщвление улучшит чье-либо
положение, и человек сам хочет,
чтобы его лишили жизни, как подобное
умерщвление может считаться
причинением незаслуженного этим человеком
вреда? Как можно считать этот
акт несправедливым? Как вообще это
может быть неправильно? И что
же тогда является добровольной эвтаназией,
если не это?
У этого аргумента
возникают серьезные недостатки,
особенно когда он употребляется
в оправдании общепринятого разрешения.
Остается спросить, на самом ли деле
улучшилось положение всех тех пациентов,
и даже если это так, то является
ли их умерщвление единственной альтернативой
бездействию.
Во-первых, неясно, как
смертельно больные (как таковые, независимо
от любых других особенностей их положения)
и те, кто находится в вегетативном
состоянии, извлекают выгоду из своей
ранней смерти. Во-вторых, можно
задать вопрос, действительно ли отвращение,
выраженное многими, от зависимости
от других в последние годы своей
жизни, основано на сознании собственного
достоинства, а не на ложной гордыне.
В-третьих, всегда есть и другие способы
избавления от боли.
Предполагаемое
исключение из общего запрета на умерщвление,
допускающее добровольную эвтаназию,
действительно отличается от исключений
смертной казни и защиты.
Отличие в следующем:
исключение наказания и защиты позволяет
государственным властям реагировать
на действия (были ли они абсолютно
сознательны или же сделаны по
неведению), создающие напряжение между
частным благом виновного или
вредного человека и общим благом
покоя. Причиняемый виновному или
вредному человеку вред (здесь—смерть)—необходимое
средство достижения общего блага. Из-за
своих действий против общего блага такие
люди теряют право на частное благо в той
степени, которая необходима для восстановления
общего.
Ничего подобного
нельзя сказать об эвтаназии. Здесь
нет противоречия между благом страдающего,
искалеченного или смертельно больного
и общим благом. Нет ни одного
действия с их стороны, на основании
которого их смерти должны, или даже
могут, быть объявлены расплатой
за что-либо.
Защитники эвтаназии
часто задаются вопросом, не является
случай эвтаназии тем случаем, когда
приходится выбирать из двух зол? Если
одно хуже другого, что же плохого
в выборе меньшего зла?
Если как смерть
невинного, так и постоянное страдание
являются плохими, то выбор (и стремление
к) одной из них означает стремиться к
плохому, выбрать действие, которое есть
зло в отношении к своей цели. Выбирая
смерть (т.е. умерщвления), в противоположность
простому примирению с тщетностью дальнейшего
продления жизни и позволению смерти прийти,
мы совершаем ошибку. Любой акт эвтаназии,
как выбор смерти, попадает под этот запрет.