Антипсихиатрия

В своей книге Фуко на обширном документальном материале  исследует социальные процессы, экономические  условия и культурный контекст, в  рамках которых происходило возникновение  и становление психиатрии, в частности  формирование учреждений, явившихся  непосредственными историческими  предшественниками современных  психиатрических больниц. Фуко подвергает анализу сложившиеся представления, политические идеи, правовые акты, социальные институты, культурные традиции, изобразительное  искусство и художественную литературу, существовавшие в западной истории  и имевшие отношение к формированию в ней понятия безумия.

Фуко начинает повествование  с истории Средних веков, сосредотачивая своё внимание на социальной и физической изоляции прокажённых. Он показывает, что с постепенным исчезновением  проказы, её место заняло безумие.

Начиная с эпохи Высокого Средневековья и до конца Крестовых  походов количество проклятых селений — лепрозориев по всей Европе неуклонно росло. Согласно Матвею Парижскому, в христианском мире в целом их насчитывалось до 19 тысяч […]. На исходе Средних веков западный мир избавляется от проказы […]. Поначалу проказа передает эстафету венерическим болезням. В конце XV в. они, словно законные наследники, приходят на смену лепре […]. На самом деле истинными наследниками лепры выступают не они, а другой, весьма сложный феномен, который войдет в сферу медицинских интересов ещё очень нескоро. Этот феномен — безумие. Однако для того, чтобы это новое наваждение заняло место проказы в ряду многовековых страхов и стало, подобно ей, вызывать по отношению к себе реакцию отторжения, исключения, очищения — ему, впрочем, очевидным образом родственную, — потребуется длительный, продолжающийся около двух столетий, латентный период^[20].

Одной из таких практик  сегрегации, описываемой в художественной литературе, является корабль дураков, поскольку именно на кораблях отправляли в море сумасшедших, от которых желали избавиться. В XVII веке, в период, который Фуко удачно назвал Великим заточением, «неразумные» представители населения подвергались социальному отторжению и изоляции. В XVIII веке безумие стало рассматриваться как отклонение от норм, диктуемых Разумом, и, наконец, в XIX веке — как психическое заболевание. Как поясняет Фуко, изоляция возникла как явление европейского масштаба, порождённое классической эпохой (Новым временем) и ставшее её характерной приметой:

Классическая эпоха изобрела изоляцию, подобно тому как Средневековье изобрело отлучение прокаженных; место, опустевшее с их исчезновением, было занято новыми для европейского мира персонажами — «изолированными» […]. Ибо изоляция оказалась явлением европейского масштаба […]. Огромные богадельни и смирительные дома — детища религии и общественного порядка, поддержки и наказания, милосердия и предусмотрительности властей — примета классической эпохи: подобно ей, они явление общеевропейское и возникают с ней почти одновременно^[20].

Далее Фуко очерчивает предпосылки  появления изоляции, связывая их прежде всего с возникшей перед властями задачей принудить изолированных к труду и обеспечить надлежащий общественный порядок:

Прежде чем изоляция приобрела  тот медицинский смысл, какой  мы придаем ей сейчас — или, во всяком случае, какой нам угодно ей приписывать, — она преследовала цели, весьма далекие от врачевания. Необходимость в ней была продиктована императивом обязательного труда. Там, где наша филантропическая душа жаждет увидеть знаки доброты и заботы о больных, на деле обнаруживается лишь одно — осуждение и обвинение праздных. Вернемся к самому началу «Заточения», к тому королевскому эдикту от 27 апреля 1656 г., которым был основан Общий госпиталь. Перед этим учреждением сразу ставилась задача препятствовать «нищенству и праздности как источнику всех и всяческих беспорядков»^[20].

По словам Фуко, изоляция использовалась с двумя различными целями, которые были обусловлены  социально-экономическими причинами, однако так и не были достигнуты:

Классическая эпоха использует изоляцию двояко, отводит ей двойную  роль: с одной стороны, она должна способствовать уничтожению безработицы  либо по крайней мере ее наиболее очевидных социальных последствий, а с другой — сдерживать цены, когда их рост становится угрожающим. Изоляция призвана воздействовать поочередно то на рынок рабочей силы, то на цену продукции. В действительности же смирительные дома, по-видимому, не дали ожидаемого результата. Поглощая безработных, они главным образом маскировали их нищету и позволяли избежать социальных и политических неудобств, причиняемых их волнениями; однако, распределяя их по принудительным мастерским, дома эти способствовали росту безработицы в прилегающих регионах или в соответствующих секторах экономики. Что же касается их влияния на цены, то оно не могло не быть искусственным, ибо рыночная цена произведенных в них продуктов никак не соотносилась с себестоимостью — если учитывать затраты на содержание пансионеров^[20].

Фактически ничем не отличаясь  от тюрем, данные учреждения также были предназначены для изоляции, однако их пенитенциарное предназначение не становилось предметом внимания, поскольку они назывались больницами. Говоря о периоде их появления, профессор  Оклендского университета Джон Рид  резюмировал выводы Мишеля Фуко и  выделил три функции этих больниц:

• экономическую — принуждение обитателей больниц к труду за мизерную часть от существующих расценок;
• политическую — осуществляемое под видом помощи неимущим и больным устранение неугодных для предотвращения бунтов безработных;
• моралистическую — укрепление морали, требующей трудиться и повиноваться власть имущим^[35].

Фуко также показывает, что Разум заставил безумие умолкнуть  и лишил его возможности оспаривать социальные нормы и апеллировать к истине. Фуко исследует происхождение  медицинских и социальных практик  обращения с безумными, которые  получили развитие благодаря Филиппу  Пинелю и Сэмюелю Тьюку. Фуко утверждает, что эти новые практики не менее, чем предыдущие методы, фактически использовались в целях контроля. От практик обращения с сумасшедшими, которым положил начало Пинель, произошла широко применяемая аверсионная терапия с такими её методами, как холодные души и смирительная рубашка. На взгляд Фуко, в основе данной практики лежала грубая сила, неизменно применяемая до тех пор, пока пациент не усваивал социальные нормы и принципы, за нарушение которых и последовало наказание.

Интерес Фуко к психиатрии не ограничивался рассмотрением  её исторических и теоретических  вопросов. Фуко принимал участие в  конкретных действиях по преобразованию системы психиатрической помощи. В частности, в 1971 году Фуко примкнул к группе итальянских психиатров, сделавших психиатрические больницы предметом критики и полемики, и написал статью для сборника «Беспорядки»^[36] с целью поддержать Франко Базалью, столкнувшегося с итальянским правосудием^[34][37].

Творчество Фуко влияло на антипсихиатрическое движение с момента его зарождения до нынешнего дня. Например, весной 1998 года в Берлине сторонниками антипсихиатрического движения был проведён «Трибунал Фуко о состоянии психиатрии»^[38], получивший данное название, поскольку именно Фуко раскрыл понятие безумия как социальную условность, навязывающую такую дефиницию нормальности, которая создавалась и используется в интересах власти^[39]. Трибунал Фуко представлял собой общественные слушания, но проводился в соответствии с общепринятой судебной процедурой. На нём практика лишения свободы посредством помещения в психиатрические учреждения и все формы психиатрического принуждения, осуществляемые на основании оценки опасности для себя или окружающих, с которой связывают психическое состояние тех, кто не совершил никакого преступления, были осуждены как нарушение прав человека. Итогом Трибунала Фуко стал вердикт, где, в частности, говорится:

Мы считаем, что общепринятое определение болезни неудовлетворительно. В этом случае такое учреждение как  «психиатрическая больница» не может  предложить никакой помощи. Мы считаем, что медицинское лечение должно проводиться только на добровольной основе. Особенно опасно то, что многие судьи имеют предубеждения и соглашаются с экспертными оценками психиатров. Пациенты, пережившие психиатрическое «лечение», имеют право требовать материальную компенсацию за причинённые им боль и страдания^[39].

6. Последствия  институционализации

В 1961 году вышла работа американского  социолога Эрвинга Гоффмана «Приюты: Несколько эссе о социальном положении психически больных и других лишённых свободы»^[40]. В ней Гоффман описывал, как процесс институционализации вводит людей в роль послушного пациента, того, кто «глуп, безопасен и незаметен», которая, в свою очередь, укрепляет представления о хронизации тяжёлого психического заболевания^[41].

Лэйнг, рассматривая понятие шизофрении как идеологическое ограничение, делающее возможными принудительные взаимоотношения между пациентами и психиатрами, писал:

Понятие шизофрении — это  оковы, сковывающие пациентов и  психиатров. <…> Для того чтобы  сидеть в клетке, не всегда нужны  прутья. Определенного рода идеи также  могут стать клеткой. Двери психиатрических  больниц открываются потому, что  химическое сдерживание более эффективно. Двери наших умов открыть гораздо  сложнее^[42].

7. Критика антипсихиатрии и радикализм некоторых её представителей

Якубик отмечает, что противников и сторонников антипсихиатрии часто объединяют общие гуманные цели, однако причина отрицательного эмоционального реагирования на антипсихиатрию лежит, по-видимому, в радикализме антипсихиатрического движения^[5]. По мнению А. Якубика, экстремизм взглядов антипсихиатров заключается в том, что они^[5]:

• атакуют фундамент существующей психиатрической нозологии и эпистемологии (теория познания);
• подвергают сомнению медицинскую модель психического заболевания и критикуют неадекватные в связи с этим методы терапии (например, применение вместо социальных фармакологических методов), а также ошибочные профилактические мероприятия, не учитывающие социальные условия, и попытки изменить влияние этих условий;
• подчеркивают принципиальное значение для возникновения психических расстройств социального контекста и патогенную роль административной системы лечения;
• борются с психотерапией, понимая ее как процесс социального манипулирования и контроля (например, психотерапевтическое воздействие, направленное на приспособление индивида к обязательным социальным нормам);
• протестуют против принудительной госпитализации больных.