Значение даосизма для философии и культуры Китая

   “Дао  дэ цзин” показал мир в перевернутом виде, в его зеркальном отображении. Это трактат о “внутреннем” мире и о “внутреннем” человеке, называемом мудрецом, который способен, видя внешние формы мира, понимать их символическую сущность, а за символами видеть Великий образ.

   Даосский  символизм приводит к тому, что  каждый предмет раскрывается перед  нами как предел сущего. Складывается ощущение абсолютной, но при этом необходимой, театрализации жизни, — ведь за этим “театром” кроется истинная внутренняя реальность, называемая “полнотой жизненности за миром форм”, и иначе чем в символах ее не выразить.³¹

   5. Даосизм как образ жизни

   Даосизм является очень многообразным учением и не ограничивается только теоретическими построениями. Уже ранние даосы выработали свою собственную, причем очень глубокую и оригинальную, концепцию культурного развития человека, которая легла в основу даосской культуры психической деятельности, оказавшей огромное влияние на всю психическую культуру древнего и средневекового Китая.

   Особенность психических концепций даосов заключалась в том, что они рассматривали природное не как сугубо психофизиологическое в человеке, а как воплощение всеобщих и универсальных закономерностей структурной организации и функционирования мира, единых для всей природы — как живой, так и неживой, хоть и изоморфных таковым в человеческом существе, но несводимых к ним целиком и полностью в силу определенной специфики, с которой эти всеобщие закономерности проявляются в человеке. Поэтому главная задача даосской практики психотренинга и психической саморегуляции (так называемой даосской йоги) заключалась не в подчинении человека биологическому началу как таковому, а в выявлении изначально заложенного в нем космического начала и в подчинении психофизиологических процессов всеобщим космическим законам с тем, чтобы устранить все препятствия для их естественного и полнокровного самопроявления и на макроскопическом уровне, в результате чего человек становится равноправным во всех отношениях членом космической триады “небо – земля – человек”. Предельным выражением всеобщей закономерности функционирования вселенной есть “великое Дао”, которое отождествлялось даосами с “истинной сущностью” человека и в полном подчинении которому они видели высшую цель культурного развития человеческой личности.

   Соответственно  высшим достижением даосской практики морального и психического самоусовершенствования провозглашалось состояние полной идентичности “истинной сущности” самого человека с истинной сущностью всех вещей и явлений. Эта идентичность рассматривалась не как интеллектуальный синтез субъективности человека и объективности мира вещей и явлений или рациональная идея медиации (посредничества) между ними, а как прямое спонтанное и мгновенное взаиморастворение, иными словами, “прыжок в подлинный первоисточник идентичности”, слияние с универсальной первоосновой всего сущего (Дао), которая одновременно является и “истинной природой” каждого человека.

   Вместе  с тем даосы выступали против всякого насилия над человеческой личностью и считали, что привязанность  к индивидуальному “Я” нельзя подавлять с помощью насильственных методов, поэтому относились к “культуризаторской”  миссии конфуцианских правил резко негативно. Указывая на принципиальное расхождение двух учений в этом вопросе, академик Н. И. Конрад писал: “Конфуций настаивал на том, что человек живет и действует в организованном коллективе — обществе, государстве. Эта организованность достигается подчинением каждого члена общества определенным правилам — нормам общественной жизни, выработанным самим человечеством в процессе развития цивилизации. Лао-Цзы придерживался противоположной концепции: все бедствия человечества, все пороки — и личности, и общества — проистекают именно от этих самых “правил”. Идеальный порядок достигается только отказом от всяких правил; их должно заменить следование человеком его “естественной природе”. “Правила” есть насилие над человеческой личностью”.

   Чтобы постичь принцип всеобщего космического порядка и слиться с ним, действовать в неразрывном единстве с этим принципом, даосы предлагали просто “забыть” конвенциальные нормы и условности, и в порыве спонтанного “просветления” идентифицироваться с безусловным Дао. Они утверждали, что в “самозабвенном” состоянии, постигая свою истинную природу, тождественную истинной сущности каждой вещи, каждого явления, человек одновременно отождествляется с миром окружающей природы, образуя с ней нераздельное и гармоничное единство, так как постижение Дао есть такой психологический опыт, в котором исчезает различие между субъектом и объектом, между “Я” и “не-Я”. При этом происходит как бы “самоидентификация” всех противоречий и оппозиций, раскалывающих изначальную целостность мира и создающих в обыденном сознании драматические коллизии между микрокосмом и макрокосмом, с одной стороны, и между человеческой личностью (точнее, его индивидуальным “Я”) и истинной природой человека — с другой. Психотерапевтическая ценность “просветления”, по мнению даосов, заключается в его способности примирять противоречия на более высоком уровне сознания, и в этом смысле Дао интерпретировалось ими как путь к более целостной и гармоничной жизнедеятельности человеческой психики, ведущей к слиянию индивидуального потока психики с универсальным Путем вселенной и его функционированию в полном соответствии с всеобщим принципом структурной организации и функционирования космического целого.

   Вместе  с тем даосы утверждали, что  противоречия и противоположности взаимоидентифицируются внутри себя (т. е. внутри каждой пары оппозиции), а не на какой-то более высокой ступени синтеза, как в диалектике Гегеля. Поэтому для даоса, обретающего состояние “не-дуальности”, нет прогрессии к некоему абсолюту, но все противоречия существуют одновременно с их тождеством, так как всякое явление одновременно и утверждает и отрицает себя в процессе динамического взаимодействия полярностей, которое является источником всякого движения и развития и которое предстает как диалектическое единство непрерывности и дискретности.

   В “Дао дэ цзине” метод психической  саморегуляции характеризуется  следующим образом: “Нужно сделать [свое сознание] предельно беспристрастным, твердо сохранять покой, и тогда  все вещи будут изменяться сами собой, а нам останется лишь созерцать их возвращение. [В мире] большое разнообразие вещей, но [все они] возвращаются к своему истоку (т. е. к Дао)”.

   Достижение  подобной “бесстрастности” не означает, однако, выхолащивания психической  жизни человека. Напротив, отстраненность субъекта, отсутствие деструктурирующего вмешательства активности его личности, его индивидуального “Я” приводит к более полному проявлению специфики каждого феномена как такового, к максимальному выявлению его собственного Дао (т. е. Дао “всех вещей”). Подобное следование “всех вещей” своей собственной природе (а под “всеми вещами” можно понимать как внешние объекты, так и явления внутренней жизни, т. е. психические феномены) имело большое значение в любой сфере человеческой жизнедеятельности, так как позволяло даосу решать сенсорно-перцептивные и моторно-двигательные задачи, встававшие перед ним во время занятий теми или иными видами практической деятельности, которые могли рассматриваться как конкретные средства претворения принципов Дао на практике.³²

   5.1. Тренировка тела и духа

   С глубокой древности в Китае существовали приемы и методы тренировки тела и  духа ради достижения, как говорили даосы, «полноты жизни», высшей просветленности  сознания и в конечном счете - бессмертия в вечнопреемственности Великого Пути. Эта практика личного совершенствования, подкрепленная откровениями родоначальников даосизма, со временем стала подлинной сердцевиной даосской традиции. Таких искателей вечной жизни в Китае с древности называли словом сянь (в русской литературе они именуются по-разному: небожители, бессмертные, блаженные).

      Подвижничество даосских сяней  включало в себя множество  различных практик: гимнастические  и дыхательные упражнения, диету,  прием снадобий, медитацию, воинскую  тренировку и даже использование секса для укрепления жизненных сил. С течением времени эти формы «претворения Дао» становились все более сложными и утонченными, обрастали все новыми деталями, но и все сильнее влияли друг на друга. Так в конце концов сложился широкий синтез духовно-телесной практики позднего даосизма. Ядром же даосской традиции неизменно оставались довольно замкнутые, немногочисленные школы, обеспечивающие «передачу Дао» от учителя к ученику. (То была, в сущности, единственно возможная форма бытования мудрости Дао в китайском обществе). Хотя преемственность Дао была по сути своей безыскусным актом самосознания творческой воли или, по-другому, «духовного пробуждения», это событие приуготовлялось и становилось возможным благодаря обширнейшему набору самых разных практик. Например, в даосской школе Дикого гуся использовалось более 70 комплексов упражнений - дыхательных, медитативных, физических и проч. И каждый ученик, мечтавший о том, чтобы стать законным учителем школы, должен досконально усвоить все.

     Быть даосом, приверженцем Дао - значит претворять Путь: неустанно и сознательно идти вперед. И, следовательно, непрестанно совершенствовать себя.

   Тело служило для даосов ближайшим прообразом бытия Дао, что объясняется несколькими причинами:

      Во-первых, тело есть нечто заданное нашему опыту: мы рождаемся и приобретаем сознание, уже обладая телом. В сущности, тело и есть наш «изначальный облик», который, по слову Чжуан-цзы, «существует до нашего появления на свет». Это внутреннее, ноуменальное, чисто символическое тело - в конечном свете тело самого Дао - существует «нераздельно и неслиянно» с материальными телами, подобно тому, как чистое зеркало, вмещая в себя все вещи, само не тождественно им, а сила воображения, выявляя образы, не сводится к предмету созерцания.

      Во-вторых, тело мыслится в даосизме как сгусток жизненной энергии или мирового дыхания (ци): даос, заявлял Чжуан-цзы, «не смотрит глазами и не слышит ушами», но внимает «жизненными токами». Тот, кто следует Дао, взаимодействует с другими существами в пространстве единого энергетического тела, «сердца Неба и Земли». И как тело претворяет появления сознания, так и даосский мудрец обладает способностью предвосхищать мысли и чувства окружающих, ибо он постигает сами «семена вещей».

      В-третьих, тело воплощает и  цельность (являясь в этом отношении прототипом Пустоты), и многообразие нашего восприятия: единство телесной интуиции таится внутри хаоса наших ощущений. Нелишне напомнить, что рассматривали тело как совокупность большого числа точек, имевших не только физиологическую, но и подлинно космическую значимость: то были своеобразные отверстия каналов, связывающих человеческое тело с «телом Хаоса».

      «Регулирование тела» (тяо шэнь) включало в себя различные способы физического и химического воздействия на организм. К первым относились комплексы динамической и статической гимнастики, водные и солнечные ванны, пешие прогулки и прочие виды физических упражнений. Вторые сводились, главным образом, к диете и употреблению всевозможных снадобий и пилюль растительного, животного и минерального происхождения с целью очищения организма и взращивания в нем зародыша бессмертного духа.

      «Регулирование дыхания» (тяо си) представлено несколькими системами дыхания, в том числе естественными, «перевернутыми» (когда при вдохе втягивается живот), «утробным», осуществляемом помимо органов дыхания, и проч. Но во всех случаях дыхание должно быть, согласно традиции, «ровным, глубоким, плавным, легким, медленным».

      Понятие «Регулирование сердца» относилось к приемам и методам сосредоточения и самоконтроля. Здесь наибольшее значение имели принципы «сбережения единства» (шоу и), или «сбережения середины» (шоу чжун), означавшее поддержание внутренней целостности сознания; «погружения в покой» (жу цзин), т.е. отстрнение от потока мыслей и душевного волнения; «присутствие мысли» (цунь сян), что означало концентрацию внимания в определенной части тела, и т.п. Многие даосские авторы оставили описания различных ступеней и состояний медитативной практики.

   С течением времени практика «тренировки энергии» была разработана даосами с необыкновенной тщательностью. В поздних компендиумах даосского совершенствования один только этап превращения «семени» в «дыхание» включал в себя не менее шести ступеней: первая ступень - «тренируй себя», т.е.общая подготовка к медитации; вторая - «регулирование эликсира», т.е. настройка дыхания и сознания; третья - «порождение эликсира», т.е. выработка энергии в Нижнем Киноварном поле; четвертая - «отбор эликсира», т.е. вовлечение в круговорот энергии ее наиболее чистых и тонких эссенций; пятая - «запечатывание тигля», т.е. закупоривание жизненных отверстий тела и достижение полной внутренней самодостаточности; шестая - «возгонка эликсира», т.е. превращение «семенной» энергии в энергию более высокого порядка.

      Таковы основные понятия даосской практики внутреннего совершенствования, или, как говорят сами даосы, «выплавления внутреннего эликсира». Практика эта охватывает множество очень разных методик, приемов и наблюдений, так что дать краткую сводку даосских путей совершенствования едва ли возможно.

   Самый пристальный интерес в современном мире вызывают даосские школы кулачного боя, не совсем точно именуемые школами гунфу или ушу (букв. «воинского искусства»). Наверное, интерес этот не является только данью моде. В истоках его таится смутная, не вполне осмысленная догадка о том, что традиция воинского искусства даосов хранит в себе очень глубокую, но и чрезвычайно практичную, действенную правду человеческого духа; что в этой традиции мы находим подлинную, а не придуманную альтернативу самоотчуждения человека, порожденному современной цивилизацией.

      В традиции даосского «кулачного  искусства» мы встречаемся с  практикой, в которой на удивление  органично соединяются методика  оздоровления и омоложения, техника  рукопашного боя, красота телесной пластики и моральное совершенствование. И все эти грани «кулачного искусства» Дао проникнуты духом легкой, как бы непритязательной и потому истинно жизненной свободы. Последнее слово здесь принадлежит не «приемом» и «методам», самому человеку, не связанному застывшими формами, погруженному в стихию вольного творчества. Возможно же такое потому, что даосский мастер, каким бы делом он ни занимался, верит, что в жизни все само собой сходится наилучшим образом и подлинная красота не может не быть одновременно истинной пользой и настоящей добродетелью.