Теория Гегеля

Теория Гегеля

От Ренессанса к Просвещению  перешла великая мысль о том, что человек есть творческое существо, способное изменять мир и созидать самое себя. И это самосовершенствование  человек призван осуществлять, опираясь не на догмы и авторитет церкви, а на силы своего разума. Так возникает  новое, не религиозное, а светское представление  о культуре как о всесторонней (практической и символической) реализации человеческого разума. Однако разум  представал как неизменная в своей  сущности способность отдельно взятого  индивида. 
 
Эта идея была гигантским шагом на пути понимания культуры, но рано или поздно должна была обнаружиться присущая ей ограниченность. Во-первых, налицо было несоответствие между величественностью культурных задач и ограниченностью индивидов, связанных условиями, возможностями и т. д., целостность и внутреннее богатство культуры лишь постулировались, но не объяснялись. Во-вторых, представление о самосозидании человека и бесконечном культурном прогрессе не вполне сочеталось с пониманием разума как вечной и неизменной способности («разумной природы») человека. Получалось, что величественная поступь прогресса не затрагивает сущности самого человека. А разум, который изменял и обустраивал мир, оказывался собранием неизменных и годных на все времена идей и принципов. Но даже увидеть существование этих проблем было очень нелегко. Для этого надо было по-новому понять и культуру, и разум, и человека. Это сделал великий философ, представитель классической немецкой философии Г. В. Ф. Гегель (1770—1831). У Гегеля культура по-прежнему выступает как реализация разума, но это уже реализация мирового разума или мирового духа (Гегель пользуется разными терминами). Этот мировой дух развертывает свою сущность, реализуя себя в судьбе целых народов, воплощаясь в науке, технике, религии, искусстве, формах общественного устройства и государственной жизни. Этот дух преследует свои всеобщие цели, которые нельзя объяснить как сумму замыслов отдельных людей или как индивидуальную цель сильной исторической личности. «Вообще такие всеобщие мировые цели... не может проводить в жизнь один индивид так, чтобы все остальные становились его послушными орудиями, но подобные цели сами пролагают себе дорогу — отчасти по воле многих, а отчасти против их воли и помимо их сознания» (Гегель Г. В. Ф. Эстетика. В 4-х тт. — М., 1971. Т. 3. С. 603). Конечно, непосредственно все культурное творчество осуществляется индивидуальными усилиями людей. Но в гегелевской теории все, что делают люди, есть осуществление целей мирового духа, который незримо дирижирует историей. 
 
При первом знакомстве с гегелевской концепцией возникает вопрос: зачем говорить о мировом разуме, когда всегда можно указать на индивидуальных творцов? (Подобным образом и рассуждали философы Просвещения). Однако при более внимательном рассмотрении оказывается, что у Гегеля имелись самые серьезные основания для своей теории. Дело в том, что развитие мировой культуры обнаруживает такую целостность и логику развития, которые не могут быть выведены из суммы индивидуальных усилий. Скорее наоборот, творчество отдельных людей и даже целых народов, подчиняется этой скрытой логике, которая обнаруживает себя лишь тогда, когда все многообразие культурных явлений будет понято как саморазвертывающееся целое. Именно такой способ рассмотрения и составляет заслугу Гегеля. 
 
Чтобы лучше понять значение гегелевского открытия, приведем следующую аналогию. Представим себе импровизирующих музыкантов, отделенных друг от друга временем и расстоянием. На первый взгляд, каждый из них играет, руководствуясь лишь собственным настроением. Но вот нашелся, наконец, гениальный слушатель, который услышал все эти разделенные голоса как звучание одного оркестра и уловил единую мировую тему, единую мелодию, чудесным образом складывающуюся из кажущейся разноголосицы. В роли такого «слушателя» мирового культурного процесса и выступил Гегель. Но Гегель не только уловил единую «тему» мировой культуры, он еще сумел (продолжим нашу аналогию) сделать «нотную запись» этой единой «мировой симфонии». 
 
Иными словами, Гегель не только обнаружил надындивидуальные закономерности мировой культуры, но и сумел выразить их в логике понятий. Но если так, то, может быть, именно логика есть изначальная основа мира и человека? Для Гегеля это был самый естественный вывод, и на нем построена вся его концепция: в основе бытия лежит разум, мысль (но не человеческая, а самосущая, всемирная) и бытие тождественны. Этот мировой разум для Гегеля и есть подлинное божество. 
 
Гегель не просто сформулировал общие принципы своей теории, но проанализировал весь путь развития мировой культуры (в работах «Философия истории», «Эстетика», «История философии», «Философия права»). Такой грандиозной и стройной логической картины до него не создавал ни один мыслитель. Развитие культуры во всем многообразии ее проявлений — от философии, религии и искусства до государственных форм впервые предстало как закономерный целостный процесс. «Философия... должна... способствовать пониманию того, что... всеобщий... разум является и силой, способною осуществить себя. ...Этот разум в его конкретнейшем представлении есть бог. Бог правит миром: ...осуществление его плана есть всемирная история. Философия хочет понять этот план... Пред чистым светом этой божественной идеи... исчезает иллюзия, будто мир есть безумный, нелепый процесс» (Гегель. Соч. — М.-Л., 1935. Т. VIII. Философия истории. С. 35). 
 
Гегель вовсе не игнорирует многообразия культурных форм и качественного различия национальных культур, имевших место в истории человечества. Каждая конкретно-историческая культура здесь есть лишь ступень в саморазвертывании мирового духа, стремящегося к своему полному осуществлению. 
 
При этом Гегель верен идеалам Просвещения и, прежде всего, идеалу свободы. Именно свобода является последним основанием или, как говорят философы, субстанцией мирового духа и всей развивающейся культуры. «...Субстанцией, сущностью духа является свобода. ...Все свойства духа существуют лишь благодаря свободе, ...все они являются лишь средствами для свободы...» (Гегель. Соч. — М.-Л., 1935. Т. VIII. Философия истории. С. 17). А поскольку дух полноценно реализует себя лишь в человеке, то осуществление свободы духа совпадает с ростом человеческой свободы: «Восточные народы еще не знают, что дух или человек как таковой в себе свободен...(...) Лишь у греков появилось сознание свободы, и поэтому они были свободны, но они... знали только, что некоторые свободны, а не человек как таковой... (...) Лишь германские народы дошли в христианстве до сознания, что человек как таковой свободен...; ...проведение этого принципа в мирских делах являлось дальнейшей задачей, разрешение и выполнение которой потребовали тяжелой продолжительной культурной работы. (...) Это... внедрение и проникновение свободы в мирские отношения является длительным процессом, который составляет саму историю» (Гегель. Соч. — М.-Л., 1935. Т. VIII. Философия истории. С. 18). 
 
Однако в самой основе гегелевского подхода кроется источник его ограниченности. Речь идет прежде всего о том, что у Гегеля субъект (творец) культуры отождествлен с безличным разумом, а развитие культуры представлено как монологическое развертывание этого замкнутого в самом себе разума. Безусловно, Гегель вовсе не думал, что культура включает в себя лишь рационально-логические формы. Но с его точки зрения все существенное содержание культуры есть реализация логической идеи. Отсюда вытекает несколько неизбежных следствий. 
 
Во-первых, все, что сводится к замкнутой в себе логике, оказывается исчерпываемым и неспособным к бесконечному развитию. Поэтому и гегелевская абсолютная идея (мировая культура) рано или поздно останавливается в своем развитии: мировой дух развернет в истории всю полноту своих определений и сольется сам с собой в созданном им совершенном культурном мире. 
 
Во-вторых, в гегелевской теории нет места самоценной и несводимой к мировому разуму человеческой душевности. Но человек есть нечто большее, чем реализация идеи, а наличие некоей «логики» развития культуры вовсе не означает, что значение культуры сводится к логике, как это полагал Гегель: «В... выявлении всеобщности мышления и состоит абсолютная ценность культуры» (Гегель Г. В. Ф. Философия права. — М., 1990. С. 83); «...Сущностью духа является мышление... Искусство же... не является высшей формой духа, но получает свое подлинное подтверждение лишь в науке» (Гегель Г. В. Ф. Эстетика. В 4-х тт. — М.: Искусство, 1968.Т. 1. С. 19). 
 
В-третьих (и это самое главное!), в теории Гегеля нет места для подлинной автономности и самоценности человека. Для Гегеля единичный человек ценен лишь постольку, поскольку он есть воплощение безличного мирового разума. «Человек является целью в самом себе лишь благодаря тому божественному началу, которое имеется в нем и которое... было названо разумом...» (Гегель. Соч. — М.-Л., 1935. Т. VIII. Философия истории. С. 39). И даже когда речь идет о сокровенном достоянии человека — свободе, то оказывается, что подлинным субъектом свободы выступает не человеческая личность, а безличный мировой дух. Свобода этого безличного духа есть его способность осуществлять себя, преодолевая и подчиняя себе любое содержание, в том числе индивидуальные жизни. 
 
Символическое воплощение мировой дух обретает в культуре, а объективное воплощение — в государстве. Таким образом оказывается, что мировой разум в виде культуры и государства стоит над единичными людьми, используя их как орудие для своих целей. Идеал человеческой свободы обернулся безличной необходимостью и хитроумным принуждением индивидуальной воли: «...Живые индивидуумы и народы, ища и добиваясь своего, в то же время оказываются средствами и орудиями чего-то более высокого и далекого, о чем они ничего не знают и что они бессознательно исполняют»; «Можно назвать хитростью разума то, что он заставляет действовать для себя страсти... (...) Частное в большинстве случаев мелко по сравнению со всеобщим: индивиды приносятся в жертву...» (Гегель. Соч.— М.-Л., 1935. Т. VIII. Философия истории. С. 25,32). 
 
В гегелевской философии есть замечательные открытия и идеи, оставившие неизгладимый след в философии и культурологии. Многие гегелевские положения обнаружили свое непреходящее значение; внимательный читатель и сегодня найдет в работах Гегеля множество глубоких и плодотворных мыслей об искусстве, мифе, религии, науке, о природе символа и т. д. Однако уже к концу XIX — началу XX века философы и культурологи уже не могли удовлетвориться центральной идеей гегелевского подхода — сведением человека к безличной логике разума. Поэтому дальнейшее развитие культурологии было связано с обращением к человеку, взятому во всей его сложности и глубине.