Сводная периодизация патристики  [ 2, диск 2. ]  должна сочетать с регионально-языковыми факторами доктринальный критерий, в котором присутствуют два плана — теолого-философский и догматико-церковный. Первый учитывает объективную эволюцию парадигматики, второй — ее соответствие наличному догматическому канону; в этом плане Вселенские соборы являются важными вехами традиции, догматическая сторона которой неотделима от философской и литературной.

     Ранняя  патристика: протодогматический период (кон 1 в.-3 в.), делится на 2 этапа. К  первому (кон.1 в.- 2 пол. 2 в.) принадлежат  апостольские отцы и апологеты. В сочинениях апостольких отцов, тесно связанных с кругом представлений Нового Завета, лишь приблизительно намечены основные пункты будущего теоретизирования. Апологетика, находившаяся под влиянием стоического логоцентризма, сделала первые шаги к построению христианской теории. К этому же этапу относятся влиятельные гностические учения 2 в. Составляющая второй этап философская теология кон. 2-3 вв. (Климент Александрийский   ,Тертуллиан   ,Ориген) начинает освобождаться от влияния гностицизма и переходит от «чистой» апологетики к построению универсальных теологических систем  [ 5, с 207-208. ]. Параллельно начинается смена философских парадигм: с Оригеном на Востоке стоицизм уступает место платонизму; аллегорический метод толкования Писания получает статус герменевтической нормы. Вместе с тем ряд представителей западной патристика (Киприан, Арнобий, Лактанций) еще остается под влиянием апологетической традиции. Патристика институционально оформляется в первых теологических школах — Александрийской и Антиохийской [ 5, с 208. ].

     Зрелая  патристика 4-5 вв.: классика теоретизирования и оформление догматики. В первой половине 4 в. христианство становится государственной религией. Вселенские соборы, начиная с Никейского (325 г.), придают теологии догматическое измерение. География патристики расширяется за счет сирийской и армянской. Теоретизирование в ходе тринитарной и христологической полемики достигает наивысшего расцвета — классические теологические системы на основе неоплатонизма (каппадокийцы, Дионисий Ареопагит), который утверждается и в западной традиции (Марий Викторин, Августин). Этот период отличается наибольшим разнообразием жанров [ 5, с 221. ].

     Поздняя патристика 6-8 вв.: кристаллизация догматики. Теоретико-догматическая сторона патристики окончательно принимает форму непреложного канона. Отсутствию крупных теоретических новаций сопутствует интенсификация комментаторства и систематизации (Леонтий Византийский) при параллельном росте мистических тенденций (Максим Исповедник) и принципиального внимания к аристотелизму (Иоанн Дамаскин), предвещающего схоластику. На Западе теоретизирование постепенно также начинает приобретать переходные к схоластике формы (Боэций, Кассиодор) [ 5, с 223. ].

     Понятийная  структура эллинской философии  оказалась единственным средством, способным оформить религиозный опыт христианства и придать ему общезначимость в пределах тогдашней культурной ойкумены. Так из «ограничения» веры при помощи понятийного аппарата возникли христианские теология, космология и антропология. Вместе с тем, ни одно понятие греческой философии не было способно с полной адекватностью выразить реалии религиозного сознания. Поскольку Писание выступало как источник истины и конечная объяснительная инстанция, христианское теоретизирование формировалось как экзегеза священного текста, т. е. как религиозная герменевтика, заимствовавшая античную аллегорическую методику через Филона Александрийского. Наиболее высокий, метафизический вид экзегезы требовал осмысления важнейших парадигм греческой философии, в ходе которого кристаллизовались два основных типа теологизирования — апофатический («отрицательный») и катафатический («положительный»). Платоновское запредельное первоначало, стоящее выше бытия и категориальных различий, было идеальной объяснительной моделью для христианских представлений о непостижимости Бога; традиционная апофатика, спорадически заметная уже у апологетов и развитая Оригеном, достигает кульминации в неоплатонической версии 4-5 вв. — у Григория Нисского и в особенности у Дионисия Ареопагита [ 5, с 222-223. ]. Радикально-антирационалистический и персоналистски осмысленный вариант апофатики, намеченный Тертуллианом, не получил развития (если не считать поздних сочинений Августина), так как не отвечал спекулятивным потребностям патристики, и был востребован лишь протестантизмом. Но и традиционная апофатика, таившая в себе отказ от всякой попытки объяснить отношение Бога к миру и человеку, неизбежно должна была получить противовес в виде катафатической теологии, содержательно гораздо более широкой (в ее сферу входят тринитарное учение, христология, космология, антропология и т. д.) и использующей помимо платонических перипатетические и стоические элементы. Эти взаимодополняющие типы теологизирования никогда не выступали в совершенно «чистом» виде, хотя один из них мог предпочитаться сообразно уровню учения и особенностям регионально-языкового менталитета.

     Апологетика по преимуществу катафатична и космологична. Ей импонировало стоическое учение о мировом разуме-логосе, позволявшее объяснить мироустроительные и провиденциальные функции Бога-Творца, раскрывающиеся в Христе-Логосе и божественной премудрости-Софии. Космополитический пафос стоицизма также отвечал насущным практическим задачам апологетов. Стоицизм достаточно заметен у Климента Александрийского (в учении об этическом идеале) и достиг кульминации у Тертуллиана, который опирается на стоическую онтологию. В дальнейшем стоическое влияние сохраняется лишь в космологии (гармоническая упорядоченность мироздания), антропологии и этике, а сферу высокой парадигматики безраздельно занимает платонизм. Уже у апологетов встречаются первые апофатические высказывания (Бог непостижим и трансцендентен) в сочетании с катафатическим использованием платонических и перипатетических элементов (Логос присутствует в Боге-Отце как разумная потенция, получающее энергийное выражение в акте творения). Ориген, создавший первую систему философской теологии, во многом сходную с неоплатонизмом, определил дальнейшие пути развития патристики. Возвышенное монотеистическое благочестие и глубина платонизма как нельзя лучше отвечали возросшим метафизическим потребностям зрелой патристики и задачам тринитарной полемики, которая вывела онтологическую проблематику на первый план.

     Формула Никейского собора («единство в трех Лицах») [ 7, с 73. ] требовала отказа от схематически-рационалистического субординационизма (учения о неравносущности Лиц-ипостасей), которого придерживались апологеты, Тертуллиан, Ориген и которое пропагандировал Арий. Поскольку в апофатической проекции бытие Божье выше категориальных различий, вопрос решался в катафатической плоскости: трансцендентное единство нужно было представить как «явленное» в трех различных ипостасях [ 4, с 371. ]. Каппадокийцы пытались достичь этого с помощью переосмысленного учения Аристотеля о категориях и о «первой» и «второй» сущности: Бог может быть представлен как родовая сущность, проявления которой обладают устойчивыми индивидуальными свойствами (но при этом остается «первой» сущностью). Разработка тринитарной (а затем и христологической) проблематики подразумевала временное непредпочтение апофатических методик; но после оформления тринитарной каноники неоплатонически-ориентированная апофатическая теология вновь заявила о себе ростом мистических тенденций в 5-6 вв. (Дионисий Ареопагит   ,Максим Исповедник). Христологическая полемика 4-5 вв. была хронологическим и смысловым продолжением тринитарной, используя те же методы для решения теологического вопроса о соотношении двух природ во Христе, т. е. двух различных субстанций, парадоксально соединенных в одной «первой» сущности, по формулам Эфесского и Халкидонского соборов, «нераздельно и неслиянно». Борьба с рационалистическими крайностями (которые, как правило, и считались ересями) христологии, несторианством и монофизитством (5-6 вв.), а затем — монофелитством (7 в.), — завершила догматическое оформление патристика [ 4, с 387. ].

     Тео-антропологическим  дискуссиям сопутствовало оформление жанра христианской антропологии в  сочинениях Григория Нисского, Немесия   и Августина. Теологическая формула «по образу и подобию Божьему» обнимала широкий комплекс вопросов,— прежде всего, об отношениях бессмертной души и смертного тела, который решался в платоническом духе, но с несвойственной платонизму спиритуализацией плоти (животворение плоти во Христе, грядущее воскресение людей в новой плоти) и с решительным отрицанием как платонического предсуществования душ, так и стоического традукционизма, противоречивших христианским представлениям о неповторимой уникальности каждого человека. В частных вопросах использовались соответствующие античные теории (порой почти в неизменном виде); антропологические изыскания патристика во многом суммируют трактаты «О природе человека» Немесия и «Об устроении человека» Григория Нисского [ 4, с 385. ].

     Этическая проблематика со времен апологетов развивалась на заднем фоне господствовавших полемических настроений. Если на Востоке доминировала традиционная моралистика и (со времен Оригена) переосмысленная в христианском духе традиционная же проблема обоснования моральной автономии при помощи теодицеи, то атмосфера западного теоретизирования определялась персоналистической и волюнтаристической перспективой, особенно характерной для Августина: соотношение индивидуально-человеческой и Высшей воли. Учение Августина о спасении благодатью, даруемой не на основании заслуг, противоречило господствовавшей традиции и не было востребовано позднейшим католицизмом, но оказалось созвучным индивидуалистическому протестантскому сознанию. Вместе с тем, необычное даже для патристики внимание к индивидуальной психологии нашло выражение в моральной аналитике «Исповеди».

     Космологическая тематика, намеченная уже апологетами, подчинена обоснованию креационистской модели мироздания (в противоположность стоическому пантеизму, а позже — неоплатоническому эманатизму): мир сотворен «из ничего» по преизбытку божественной любви (в отличие от гностического учения о «злом» демиурге); тварная материя не является злом или небытием. Образцовая космология патристики — «Шестоднев» Василия Великого — рассматривает мир как гармонически упорядоченное целое, целесообразно направляемое божественным промыслом. Эстетические аспекты космологии разрабатывались на всем протяжении патристики — от описаний красоты зримого мира у апологетов до метафизической «светописи» при изображении упопостигаемой красоты у Дионисия Ареопагита. На стыке этики и космологии возник такой феномен, как эсхатологическая историософия «Града Божьего»     [ 3, с 184. ].

     Основные  теоретические достижения патристика стали достоянием средневековой западной и византийской теологии; при этом нужно учитывать, что в силу ряда социально-исторических причин восточная патристика более плавно эволюционировала к своим византийским формам, чем западная — к схоластике [ 5, с 225. ]. Значительная часть энергии патристика была затрачена на полемическую разработку теологической догматики и оформление традиции, которую последующая эпоха получила в относительно «готовом» виде. Поэтому схоластика (в первую очередь западная) могла уделять гораздо большее внимание чисто философской стороне предмета: эта «вторичная рефлексия» вкупе с решительной сменой методологических ориентиров позволяла ей постепенно освобождаться от ограничений конфессионального философствования. Вместе с тем, некоторые теологические проблемы обрели вторую жизнь в эпоху Реформации: предестинационизм позднего Августина (учение о спасении благодатью) во многом определил исходные установки протестантизма и рамки конфессиональной полемики 16-17 вв. На Востоке же традиционная догматическая проблематика патристика продолжала разрабатываться в иконоборческой (8-9 вв.) и паламитской (14 в.) полемике.

     Современными  наследниками патристики являются католическая мысль (томизм и августинизм), определяющая себя как «религиозное пользование  разумом» (Жильсон), и связанное с восточной традицией православное богословие. [ 2, Диск 2. ].

     Отцы  церкви до Августина не придавали, вообще говоря, слишком большого внимания философии, а если и обращались к ней, то не затем, чтобы продуцировать новые идеи. Первые апологеты были по своей профессии риторами-юристами. У других отцов превалировали интересы, в узком смысле слова, теологические и пасторские, или же филологические интересы эрудитов. Тем сильнее на этом фоне более чем скромных достижений предшественников прозвучал могучий голос святого Августина [ 3, с 184. ].

     Век святого Августина стал периодом демографического, социального, духовного и интеллектуального расцвета христианства, золотым веком отцов церкви - великих мыслителей, подаривших христианской литературе свои классические творения. Среди них были и те, кто вел сугубо духовный, созерцательный образ жизни, были и люди деятельные. Примечательно то, что Августин был современником наиболее выдающихся отцов церкви (хотя не всегда был с ними знаком) - как греческих, принадлежавших к каппадокийской, антиохийской или александрийской школе, так и латинских, основных учителей западной церкви. [ 5, с 211-212. ].

3.  Виднейшие  представители патристики

     Четырех деятелей называют докторами Западной церкви - Святого Амвросия, Иеронима, Августина, Папу Григория Великого.

     Расцвет деятельности Амвросия, Иеронима и  Августина приходится на период между победой католической церкви в Римской Империи и варварским нашествием. Сразу после того, как они сошли со сцены, Италия, Испания и Африка оказались во власти варваров. Цивилизация вступила в полосу многовекового упадка и только, примерно через 1000 лет, христианский мир смог вновь выдвинуть людей, равных Амвросию, Иерониму и Августину. Их авторитет почитался на протяжении всего средневековья; больше, чем кто бы то ни был, они способствовали определению того вида, который приняла церковь. 

3.1  Аврелий Августин

     Крупнейшим  христианским мыслителем периода патристики и наиболее выдающимся из "отцов  церкви" был Аврелий Августин (354-430). "Ты нас создал для себя, и наше сердце будет неспокойным, пока не упокоится в тебе". Этим предложением начинаются "Исповеди", в тридцати книгах которых он в форме молитвы рассказывает о своей жизни, отличавшейся беспокойством, постоянным поиском и многими ошибками, до тех пор пока не обрел внутренний покой - покой души в христианстве.  Родился он в городе Тагасте в Нумидии (Северная Африка), был сыном отца-язычника и матери-христианки. В Карфагене, Риме и Милане он изучал риторику. Чтение трактатов Цицерона пробудило в нем интерес к философии, он захотел найти истину. Сначала он верил, что найдет ее у манихейцев, в учении о дуализме добра и зла. Позже в его мыслях появляется академический скептицизм, от которого он освобождается, изучая неоплатоников, в частное Плотина. Платоническая философия ближе всего подходит к религиозной вере.