Содержание 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

  1. Биография

    Аристотель родился в 384г.  д.н.э. в греческом городе Стагире.  Глубокое  провинциальное происхождение Аристотеля компенсировалось  тем,  что  он  был  сыном  известного врача Никомаха. Быть  врачем означало  в  Древней  Греции  занимать большое  общественное положение, и Никомах был известен всей Македонии. Аристотель, по словам очевидцев, с молодости  был невзрачного вида. Худощавый, имел худые ноги,  маленькие глазки и шепелявил. Но зато любил одеться, носил по несколько дорогих перстней и делал необычную  прическу. Воспитываясь в семье врача, и поэтому сам, занимаясь медициной, Аристотель, однако, не стал профессиональным врачом.  Но  медицина  осталась  для него  на всю жизнь настолько родной и понятной областью,  что в последствии в своих труднейших философских трактатах он дает  пояснения на  примерах  из  медицинской практики.  Приехав с севера Греции,  Аристотель в самом раннем возрасте (в 17лет) вошел   в   школу   Платона. Он   был   сперва  принципиальным платоником,  а впоследствии отошел  от  строгого  платонизма. Первые  сочинения  Аристотеля в стенах Платоновской Академии, куда   он   поступает,   отличаются   склонностью    его    к риторике, которой  он  впоследствии прозанимался всю жизнь.  В 364 году до н.э.  Аристотель встречается с  Платоном,  и  они общались  до  самой  смерти Платона,  т.е.  в течение 17 лет. Аристотель  представлялся Платону ретивым конем,  которого приходится   сдерживать  уздой. Некоторые  античные  источники прямо говорят не только о расхождении,  но и даже о неприязни между двумя философами. Платон сильно не одобрял свойственной Аристотелю  манеры  держать   себя   и   одеваться. Аристотель придавал  большое  внимание  своему  внешнему виду,  а Платон считал, что это неприемлемо истинному философу. Но Аристотель по  -  видимому  еще  и  дерзко  нападал  на  Платона,  что в дальнейшем  привело  к   созданию   Аристотелем   собственной школы. За  все  эти  споры,  добродушный  Платон  сказал,  что "Аристотель меня брыкает,  как сосунок жеребенок свою мать". В Платоновской   школе  Аристотель  получает  важнейшие  основы знаний, обладая которыми, впоследствии, он открывает напротив Платоновой  свою  собственную  школу,  и  становится завзятым противником  своего  учителя. Имя Аристотеля в мировой литературе непосредственно связано с именем Платона.

  Центральная идея философии Платона - эйдос  -  перешла  к  Аристотелю  почти  целиком. Ни Платон,  ни  Аристотель  не  мыслит  вещей  без их идей,  или эйдосов. Вся философия Сократа, а затем и Платона проистекала из   практики  и  жизненной  необходимости,  выходя  в  чисто теоретическую область лишь в  высшем  своем  проявлении  -  в учении  об  идеях.  По  Платону, мир вещей,  воспринимаемый посредством  чувств,  не  есть  мир  истинно существующего: чувственные вещи непрерывно рождаются и погибают, изменяются и движутся, в них нет ничего  постоянного,   прочного, совершенного  и истинного. И все же вещи не полностью отделены от истинно существующего,  они все каким-то образом причастны ему. А именно: всем, что в них есть истинно сущного, утверждает Платон, чувственные вещи обязаны своим причинам. Эти причины  - формы вещей,  не воспринимаемые чувствами, постигаемые только умом, бестелесные и бесчуственные. Платон называет их "видами" или  гораздо  реже  "идеями". "Виды","идеи"  зримые умом формы вещей. Каждому классу предметов чувственного  мира,  например, классу  "коней"  соответствует  в  бестелесном мире некоторый "вид", или "идея" - "вид" коня, "идея" коня. Этот "вид" уже не может быть постигаем чувствами,  как обычный конь,  но может быть  лишь  созерцаем  умом,   к   тому   же   умом,   хорошо подготовленным к такому постижению.  Эти "идеи" или, "эйдосы" не рождаются,  не умирают,  не переходят не  в  какое  другое состояние.

  Аристотель  решительно  критикует  принципиальный  отрыв  идеи вещи от самой вещи. Идея вещи, по Аристотелю находится внутри самой же вещи. Тезис о пребывании идеи вещи  внутри  самой  же вещи  есть  то  основное и принципиальное,  в чем заключается основное  различие  между  Платоновской   и   Аристотелевской школах. Идея вещи, по Аристотелю, обязательно есть некоторого рода общность,  т.е.  эйдос во всех смыслах.  Но  эйдос  вещи, есть  не  только  обобщенность  ее  отдельных элементов.  Он представляет собой еще и нечто  единичное. Этой  единичностью данный   эйдос   вещи  отличается  от  других  эйдосов,  и, следовательно,  от всяких других вещей.  Эйдос  вещи,  будучи некой  общностью  и  некой единичностью,  в то же самое время является  и   определенного   рода   цельностью.   Совершенно невозможно   отрывать   общее   от  единичного и, единичное  от общего. Т.е. удалив какой-то один момент цельности, тем самым мы  ликвидируем  саму  цельность. Сняв, к примеру крышу с дома, дом перестает быть цельным,  и  собственно говоря  перестает быть  домом.

  2. АРИСТОТЕЛЬ “О душе”

1. Какие задачи познания души ставит Аристотель?

    Прежде всего, необходимо определить к какому роду (сущего) относится душа и что она такое; есть ли она определенное нечто; Относится ли она к тому, что существует в возможности, или, скорее, есть  некоторая энтелехия - (греч. entelechia - имеющее цель в самом себе) - у Аристотеля - целеустремленность, целенаправленность как движущая сила).

  Следует также выяснить, состоит ли душа из частей или нет и однородны ли все души или нет. И ели не однородны, то отличаются ли они друг от друга  по виду или по роду.  Это нужно выяснить потому что  те, кто говорит о душе и исследует ее, рассматривают, по-видимому, лишь человеческую душу. не должно ускользать от нас и то, одно ли определение души, как. например, определение живого существа одно, или душа каждого рода имеет особое определение, как например душа лошади, собаки, человека, Бога ( живое же существо  как общее есть либо нечто, либо нечто последующее, подобным образом обстоит дело и со всякой другой высказываемой общностью.) Далее, если имеется не множество душ, а только части души, то возникает вопрос: нужно ли сначала исследовать всю душу или ее части? трудно также относительно частей определить, какие из них  различаются между собой по природе и нужно ли сначала исследовать части или же виды их деятельности (например, мышление или ум, ощущение или способность ощущения). И точно так же  относительно других способностей души. Если же нужно сначала исследовать виды ее деятельности, то опять-таки можно было бы поставить вопрос,  не следует ли сначала рассмотреть то, что им противолежит, например: ощущаемое прежде способности ощущения, мыслимое - прежде мыслительные способности.

  2.Каково  соотношение души и движения?

    Аристотель понимал душу, как  движущее начало, но утверждал  что сама душа не может двигаться.

  Аристотель  различал четыре вида движения (изменения):

  1. возникновение и уничтожение;

  2. качественное изменение, т.е. изменение свойства;

  3. количественное изменение, т.е. увеличение и уменьшение (рост, убыль); (4) перемещение, перемена места. Собственно к движению он относит изменения вида (2)-(4), поскольку изменение вида (1) есть скорее просто измерение, состоящее в переходе одной вещи в другую. Между тем, утверждает философ, возникновение и уничтожение совершаются относительно сущности; для нее же “нет движения, так как ничто существующее ей не противостоит”.

  Так как имеется четыре вида движений, то душа должна иметь или одно из этих движений, или несколько, или все. Если душа движется не привходящим образом, то движение должно быть ей присуще по природе, а если движение, то место: ведь все названные движения происходят в каком-то месте. Но если сущность души заключается в том, что она сама себя движет, то движение ей будет присуще не привходящим образом.

  Если  движение присуще душе от природы, то она могла бы быть приведена в движение и посторонней силой, а если бы и посторонней силой, то и от природы. Так же обстоит дело и с покоем. Ведь куда вещь стремится от природы, там же она и от природы находится в покое. И точно так же: куда вещь движется под действием посторонней силы, там же она под действием посторонней силы находится в покое. Аристотель не мог точно объяснить движение души в состоянии ее покоя под действием посторонней силы.

  Мы  говорим, что душа скорбит, радуется, дерзает, испытывает страх, далее, что  она гневается, ощущает, размышляет. Все это кажется движениями. И поэтому можно было подумать, что и сама душа движется. Но это вовсе не необходимо. Ведь если и скорбеть, радоваться, размышлять - это именно движения, и все это означает быть приведенным в движение, то такое движение вызывается душой (например, гнев или страх - оттого что сердце вот так-то приходит в движение; размышление, быть может, означает такое вот движение сердца или чего-нибудь иного; причем в одних случаях происходит перемещения, в других - превращения). Между тем сказать, что душа гневается, - это то же, что сказать - душа ткет или строит дом. Ведь лучше, пожалуй, не говорить, что душа сочувствует, или учится или размышляет. И это не означает, что движение находится в душе, а означает, что оно то доходит до нее, то исходит от нее; так, восприятие от таких-то вещей доходит до нее, а воспоминание - от души к движениям или к их остаткам в органах чувств.

  Из  изложенного очевидно, что душа не может двигаться. А если она вообще не  движется, то ясно, что она  не может двигать самое себя.

  3.Каково  соотношение души и телесности?

    Душа есть причина как-то, откуда движение, как цель и как сущность одушевленных тел.

    К сущности относится, во - первых материя, которая сама по себе не есть определенное нечто; во-вторых, форма или образ. Благодаря которым она уже называется определенным нечто, и  в-третьих, то, что состоит из материи и формы. Материя есть возможность, форма же - энтелехия, и именно в двояком смысле - в таком. как знание. и в таком. как деятельность созерцания.

  По-видимому, главным образом тела, и притом естественные суть сущности, ибо они начала всех  остальных тел. Из естественных тел одни наделены, жизнью другие нет. Жизнью мы называем всякое питание рост и упадок тела, имеющие основание в нем самом. Таким образом, всякое естественное тело причастное жизни есть сущность, притом сущность составная.

  Но  хотя оно есть такое тело, т.е. наделенное жизнью, оно не может быть душой. Ведь тело есть нечто принадлежащее субстрату, а скорее само есть субстрат и материя. Таким образом, душа необходимо есть сущность в смысле формы естественного тела, обладающего в возможности жизнью. Сущность же (как форма) есть энтелехия; стало быть, душа есть энтелехия такого тела.

  Энтелехия же имеет двоякий смысл: или такой, как знание, или такой, как деятельность созерцания; совершенно очевидно, что  душа есть энтелехия в таком смысле, как знание. Ведь в силу наличия  души имеются и сон, и бодрствование, причем бодрствование сходно с деятельностью созерцания, сон же- с обладанием, но без действования. У одного и того же человека знание по своему происхождению предшествует деятельности созерцания.

  Именно  поэтому душа есть первая энтелехия  естественного тела, обладающего  в возможности жизнью. А таким телом может быть лишь тело, обладающее органами.  Поэтому и не следует спрашивать, есть ли душа и тело нечто единое, как не следует это спрашивать относительно любой материи и того, материя чего она есть. Ведь хотя единое и бытие имеют разные значения, но энтелехия есть единое и бытие в собственном смысле.

  Душа есть суть бытия и форма естественного тела, которое в самом себе имеет начало движения и покоя. Сказанное нужно рассмотреть и в отношении частей тела. Сказанное же о части тела нужно приложить ко всему живому телу. Как часть относится к части,  так сходным образом совокупность ощущений относится ко всему ощущающему телу как ощущающему.

  Но  живое в возможности - это не то, что лишено души, а то, что ею, обладает. Так же как зрачок и зрение составляют глаз, так и душа и тело составляют живое существо.

  Душа  неотделима от тела; ясно также, что  неотделима какая- либо часть ее, если душа по природе имеет части, ибо  некоторые части души суть энтелехия  телесных частей. Но конечно, ничто  не мешает, чтобы некоторые части души были отделимы от  тела, так как они не энтелехия какого-либо тела в том же смысле, в каком корабельник есть энтелехия судна.