Маркс, Ленин о государстве и праве

Одновременно  с выработкой понимания классовости  политической и юридической надстройки как сложного социального качества Маркс и Энгельс ввели различение организационно-институциональных аспектов надстройки и направленности ее практического действия. Вводя различение подобного плана, Маркс и Энгельс исходили из того, что множество институтов государства и права благодаря своим структурным и общефункциональным характеристикам может служить не одному только, а нескольким разным классам общества, может быть проводником политики различных классов.

В условиях разделения общества на противоположные классы жизнедеятельность политической и юридической надстройки, взятой во всех ее измерениях, пронизывает и определяет интерес господствующего класса. Данный интерес присутствует как в выполнении этой надстройкой сугубо принудительных акций, прямо обусловленных наличием классовых антагонизмов, так и в выполнении ею «общих дел, вытекающих из природы всякого общества».

Марксизм рассматривает  обе упомянутые роли государства  и права в их неразрывном единстве, т. е. в таком их состоянии, в каком они находятся в практической, эмпирической жизни. Лишь во взаимообусловленности одной роли другой можно точно распознать всю истину каждой из них. Заведование общими делами общества и выполнение функций механизма, используемого господствующим классом для подавления своих классовых противников,— вовсе не параллельно совершающиеся процессы: у них есть множество точек соприкосновения и пересечения.

«Специфические  функции», возникающие из противоположности между государственной машиной и народом, претворяются в жизнь и через управление общими делами, через общесоциальную деятельность эксплуататорского государства. Не бывает в классовом обществе классово безразличного функционирования государственности, законодательства; не бывает классово нейтральных ролей государства. Этой мыслью проникнуты все произведения Маркса и Энгельса, так или иначе обращенные к социально-политической и политико-юридической проблематике.

" В марксизме  классовая борьба выступает одной  из важнейших закономерностей бытия общества, расколотого на антагонистические классы. Ничто сколько-нибудь существенное в социальной жизни такого общества (тем более линия поведения господствующего класса, природа государства и права и т. п.) не может быть объяснено и понято вне контекста классовой борьбы.

В значительной мере из-за нее аппарат государства  оказывается учреждением, легитимно осуществляющим целенаправленное насилие в обществе. Выделение и акцентирование в природе государства его принуждающего начала закономерно для марксизма. Изображение государства в качестве органа институционализированного насилия «подсказывается» Марксу и Энгельсу их представлением об истории цивилизованного общества как процессе, в основном «сотканном» из антагонизмов, стимулируемом борьбой противоположностей, наполненном стихией всяческих битв (внешних и внутренних) и проч.

В «Манифесте Коммунистической партии» подчеркнуто, что добившийся своего политического господства пролетариат  осуществит (наряду с другими мерами) деспотическое вмешательство в право собственности и в буржуазные производственные отношения, сосредоточит все орудия производства в руках государства, централизует транспорт и кредит, введет одинаковую обязательность труда для всех и создаст промышленные армии (милитаризация труда рисовалась тогда авторами «Манифеста» одним из способов его организации). Пролетариат «в качестве господствующего класса силой упраздняет старые производственные отношения». До тех пор пока все производство не сосредоточится в руках «ассоциации индивидов», публичная власть сохраняет свой политический характер. «Политическая власть в собственном смысле слова — это организованное насилие одного класса для подавления другого».

«Насилие,— отмечает Маркс в «Капитале»,— является повивальной бабкой всякого старого общества, когда оно беременно новым. Само насилие есть экономическая потенция». Политического аспекта насилия, продуцируемого государством, касается Энгельс. Он пишет: «..государство есть лишь преходящее учреждение, которым приходится пользоваться в борьбе, в революции, чтобы насильственно подавить своих противников... пока пролетариат еще нуждается в государстве, он нуждается в нем не в интересах свободы, а в интересах подавления своих противников, а когда становится возможным говорить о свободе, тогда государство как таковое перестает существовать». Это высказывание Энгельса Ленин считает «одним из самых замечательных, если не самым замечательным рассуждением в сочинениях Маркса и Энгельса по вопросу о государстве». Из слов Энгельса вытекает, что государство, которое пролетариат использует в целях насильственного подавления противников рабочего класса, не признает свободу для них. Но обеспечивает ли оно (в состоянии ли обеспечить) свободу самому пролетариату? Ведь давно и хорошо известно непреложное правило: всякий раз, когда под вопрос ставится та или другая свобода (не говоря уже об изъятии из сферы свободы, насильственном подавлении определенной социальной группы), ставится под вопрос и свобода вообще. И об этом писал не кто иной, как Маркс.

Помимо карательно-репрессивной функции государства Маркс и  Энгельс выявили и иные социальные свойства, иные (напрямую не связанные с насилием) способы жизнедеятельности. Однако в идеологии революционного социалистического движения почти вся совокупность воззрений Маркса и Энгельса на природу государства была сведена к формуле: «государство — организация для систематического насилия одного класса над другим (одной части населения над другой)».

 Сущность  марксистской политической теории  может быть усвоена лишь в том случае, если будет понята необходимость диктатуры одного класса для всякого классового общества, в том числе и того общества, в котором станет господствовать пролетариат.

Фундаментальный характер идеи пролетарской диктатуры  в общей системе марксистских воззрений на государство и право усматривается прежде всего из такой ее оценки самими создателями этого направления коммунизма. Маркс посчитал нужным указать именно эту идею в качестве сердцевины тех главных открытий в области социального знания, которые были сделаны лично им: «Классовая борьба необходимо ведет к диктатуре пролетариата». Тот факт, что идея диктатуры пролетариата действительно является одной из центральных в политическом учении марксизма, объективно подтверждается неизменным ее присутствием в творчестве Маркса и Энгельса. Оба они обращались к ней, использовали ее на протяжении всей своей практической и теоретической деятельности.

Не всегда идея эта воплощается в словах «пролетарская  диктатура», «диктатура рабочего класса»  и т. п. Поначалу (1844—1849) данные формулы не были еще найдены. Когда же они были взяты на вооружение, то случались обстоятельства, делавшие употребление названных словосочетаний нецелесообразным по соображениям тактики. Однако сама идея революционной диктатуры пролетариата красной нитью проходит через все учение марксизма о государстве и праве, образуя его неотъемлемый определяющий признак.

Маркс утверждает, что «покуда существуют другие классы, в особенности класс капиталистический, покуда пролетариат с ним борется (ибо с приходом пролетариата к власти еще не исчезают его враги, не исчезает старая организация общества), он должен применять меры насилия.

С приходом пролетариата к власти радикально меняются условия, которые влияют на выбор тех или  иных конкретных способов продолжения и углубления революционного процесса, свершающегося в борьбе классов. По мнению Маркса разделявшегося также Энгельсом), пролетариат очень заинтересован в создании обстановки, которая позволяет этой классовой борьбе «проходить через свои различные фазы наиболее рациональным и гуманным путем». Есть ли противоречие между таким мнением, высказываниями о желательности, выгодности для рабочего класса мирной и легальной революции и тезисом относительно жесткой необходимости «применять меры насилия», покуда не устранена «старая организация общества»? Противоречия здесь нет. Насилие, учиняемое над индивидом, группой, общностью, выступает обычно в разных ипостасях и имеет место там, где так или иначе попирается равенство всех людей перед законом. Насилие может быть грубым, непосредственным, физическим: порабощение, грабежи, внесудебные расправы и т. п. Но может выражаться и в менее острых (нередко официально санкционируемых) формах: ограничение свободы, ущемление в правах, экономический и идеологический прессинг, другие виды дискриминации. Эти формы не менее действенны, чем прямой произвол.

Живым примером диктатуры рабочего класса была для  Маркса и Энгельса Парижская коммуна (1871). Они высоко ценили ее как рождающуюся систему «управления народа посредством самого народа». Есть в суждениях Маркса и Энгельса, одобряющих действия парижских коммунаров по налаживанию новой организации власти, такое, что не укладывается в систему представлений о демократически-правовом устройстве государства. С точки зрения Маркса, Коммуна явила собой образец не парламентарной, а работающей корпорации, одновременно «и законодательствующей и исполняющей законы». Следовательно, Коммуна упразднила принцип разделения властей. А это неизбежно ведет к монополизации власти, которая напрочь исключает правовые формы осуществления «управления народа посредством самого народа». Идея соединения в одном органе как законодательной, так и исполнительной властей стала одним из краеугольных камней большевистской концепции Советов. 

2.3. Государство-орудие эксплуатации угнетенного класса 

Для содержания особой, стоящей над обществом, общественной власти нужны налоги и государственные  долги.

"Обладая общественной  властью и правом взыскания  налогов, чиновники - пишет Энгельс  - становятся, как органы общества, над обществом. Свободное, добровольное уважение, с которым относились к органам родового (кланового) общества, им уже недостаточно - даже если бы они могли завоевать его"... Создаются особые законы о святости и неприкосновенности чиновников. "Самый жалкий полицейский служитель" имеет больше "авторитета", чем представители клана, но даже глава военной власти цивилизованного государства мог бы позавидовать старшине клана, пользующемуся "не из-под палки приобретенным уважением" общества.

Вопрос о привилегированном  положении чиновников, как органов  государственной власти, здесь поставлен. Намечено, как основное: что ставит их над обществом? Мы увидим, как этот теоретический вопрос практически решался Парижской Коммуной в 1871 году и реакционно затушевывался Каутским в 1912 году.

..."Так как  государство возникло из потребности  держать в узде противоположность  классов; так как оно в то  же время возникло в самых  столкновениях этих классов, то  оно по общему правилу является  государством самого могущественного, экономически господствующего класса, который при помощи государства становится также политически господствующим классом и приобретает таким образом новью средства для подавления и эксплуатации угнетенного класса"... Не только древнее и феодальное государства были органами эксплуатации рабов и крепостных, но и "современное представительное государство есть орудие эксплуатации наемного труда капиталом. В виде исключения встречаются однако периоды, когда борющиеся классы достигают такого равновесия сил, что государственная власть на время получает известную самостоятельность по отношению к обоим классам, как кажущаяся посредница между ними"... Такова абсолютная монархия XVII и XVIII веков, бонапартизм первой и второй империи во Франции, Бисмарк в Германии.

Таково - добавим  от себя - правительство Керенского в республиканской России после  перехода к преследованиям революционного пролетариата, в такой момент, когда  Советы благодаря руководству мелкобуржуазных  демократов уже бессильны, а буржуазия еще недостаточно сильна, чтобы прямо разогнать их.

В демократической  республике - продолжает Энгельс - "богатство  пользуется своей властью косвенно, но зато тем вернее", именно, во-первых, посредством "прямого подкупа  чиновников" (Америка), во-вторых, посредством "союза между правительством и биржей" (Франция и Америка).

В настоящее  время империализм и господство банков "развили" оба эти способа  отстаивать и проводить в жизнь  всевластие богатства в каких  угодно демократических республиках  до необыкновенного искусства. Если, например, в первые же месяцы демократической республики в России, можно сказать в медовый месяц бракосочетания "социалистов" эсеров и меньшевиков с буржуазией в коалиционном правительстве г. Пальчинский саботировал все меры обуздания капиталистов и их мародерства, их грабежа казны на военных поставках, если затем ушедший из министерства г. Пальчинский (замененный, конечно, другим совершенно таким же Пальчинским) "награжден" капиталистами местечком с жалованьем в 120 000 рублей в год, - то что это такое? прямой подкуп или непрямой? союз правительства с синдикатами или "только" дружественные отношения? Какую роль играют Черновы и Церетели, Авксентьевы и Скобелевы? - "Прямые" ли они союзники миллионеров-казнокрадов или только косвенные?

Всевластие "богатства" потому вернее при демократической республике, что оно не зависит от плохой политической оболочки капитализма. Демократическая республика есть наилучшая возможная политическая оболочка капитализма и потому капитал, овладев (через Пальчинских, Черновых, Церетели и К°) этой наилучшей оболочкой, обосновывает свою власть настолько надежно, настолько верно, что никакая смена ни лиц, ни учреждений, ни партий в буржуазно-демократической республике не колеблет этой власти.

Надо отметить еще, что Энгельс с полнейшей определенностью называет всеобщее избирательное право орудием господства буржуазии. Всеобщее избирательное право, говорит он, явно учитывая долгий опыт немецкой социал-демократии, есть

"показатель  зрелости рабочего класса. Дать большее оно не может и никогда не даст в теперешнем государстве".

Мелкобуржуазные демократы, вроде наших эсеров и  меньшевиков, а также их родные братья, все социал-шовинисты и оппортунисты Западной Европы, ждут именно "большего" от всеобщего избирательного права. Они разделяют сами и внушают народу ту ложную мысль, будто всеобщее избирательное право "в теперешнем государстве" способно действительно выявить волю большинства трудящихся и закрепить проведение ее в жизнь.