Контрольная работа по "Философии"

1. Личные наблюдения что Поппер прав(примеры из жизни)

Главной идеей  Поппера, разработка которой представляет собой его основной вклад в  сокровищницу философского знания, является, несомненно, идея «третьего» мира. Поппер достаточно убедительно опровергает, казалось бы, очевидное представление о де-лении мира на две части: материю и сознание, дух. Специфичной чертой материи, по Ле-нину, является ее объективность, независимость от сознания. И такую объективность Поппер открывает в самом сознании. Это объективное знание или знание в объективном смысле, «которое состоит из логического содержания наших теорий, предложений и дога-док» (с.78). В качестве примеров объективного знания он указывает – на «теории, опубли-кованные в журналах и книгах и хранящиеся в библиотеках, обсуждения этих теорий, трудности или проблемы, на которые было указано в связи с такими теориями и т. д.». Далее Поппер дает такое резюме: «Мы можем назвать физический мир «миром 1», мир наших осознанных переживаний – «миром 2», а мир логического содержания книг, библиотек, компьютерной памяти и тому подобному – «миром 3». Проблемы, как явления третьего мира существуют в нем объективно еще до того, как их открывают, «то есть до того, как что-либо соответствующее им появилось в «ми-ре2». Поэтому «мир 3», в некотором смысле, автономен и в нем можно «делать теоретические открытия подобно тому, как делаем географические открытия в «мире 1» (там же). Главный тезис, который стремится доказать Поппер, – заключается в том, что наше осознанное субъективное знание (знание в мире 2) зависит от мира 3, то есть теорий сформулированных (хотя бы виртуально) на определенном языке» (там же). В качестве обоснования положения о независимом существовании третьего мира Поппер предлагает два мысленных эксперимента: 1) Допустим, что уничтожены орудия труда и все наши субъективные знания, в том числе об орудиях труда. Но остались библиотеки и способность усваивать содержание книг. Мир может начать развиваться снова.

2) К тому  же уничтожены все библиотеки. Во втором случае для возрождения цивилизации потребуется много тысячелетий.

По мнению Поппера, сравнение этих двух случаев выявляет ту роль, которую может сыграть третий мир, независимо от всех прочих обстоятельств. Отметим, что в этом рассуждении Поппер непосредственно использует метод единственного различия – один из методов индуктивного исследования причинных связей, что не очень вяжется с его категоричным отрицанием индукции.

Является  ли книга книгой, если она никем  не понята и даже не прочитана? Казалось бы, что ответ должен быть отрицательным, но Поппер дает категорический утвердительный ответ. Более того, книга может не иметь автора, если не считать таковым компьютер, который может составить, например, таблицы логарифмов. Что касается читателей, то важно их чисто потенциальное, а не актуальное наличие, которое может иметь часто случайный характер. Сказанное Поппер стремится использовать в качестве аргумента в пользу тезиса об объективном характере содержания книг. Здесь, как мне кажется, не обошлось без преувеличений. Книга может не иметь читателей, но без автора она не может появиться на свет. Компьютер не может быть автором даже таблицы логарифмов. Автором здесь будет программист, который соответствующим образом запрограммировал этот компьютер.

Теперь нам  пора дать оценку концепции Поппера о трех мирах в целом. Все ли миры он выделил? В одном месте своей работы он допускает, что не все. «В частности, мы могли бы различить более чем три мира» . И это необходимо сделать для того, чтобы идею третьего мира можно было бы провести более последовательно. К какому миру относится книга? У Поппера нет четкого ответа на этот вопрос. У него есть такие формулировки, из которых следует, что это – третий мир. «Черные пятна на белой бумаге превращаются в книгу, в знание в объективном смысле» . Итак, книга – это знание. Мы же думаем,что книга содержит знание, но сама по себе это – материальный предмет. Значит, книга не знание и не включается в третий мир. Но и материей она является необычной. Такую материю не встретишь там, где не было воздействия человека или другого разумного существа. Книга, паровоз, компьютер – все это материальные продукты деятельности человека, так же, как третий мир – ее идеальный про-дукт.

Оглядимся вокруг себя. Увидим стол, ручку, бумагу, стены, потолок, окно, за ним возможно автомобили, троллейбусы и т.д. Все это составляет особый мир. Это не просто материя, а материя, преобразованная человеком с помощью его сознания. Без сознания его бы не было. Значит это не первый мир, существующий независимо от какого-либо созна-ния. Но и не второй, и не третий. Мы бы не хотели присваивать ему номер. Числовая модель соотношения миров может приводить к недоразумениям. Лучше описать ситуацию на качественном уровне.

В основе «большого», «всеохватывающего» мира лежит материя, которую можно назвать исходной. Она порождает сознание. Сознание порождает теоретические системы, т. е. «третий мир» Поппера. Опосредованно через сознание третий мир воздействует на исходную материю, порождая, таким образом, производную материю – от первобытного топора до современного компьютера. Вместе с тем производная материя способствует развитию сознания и росту объективного знания.

У животных тоже есть производная материя –  соты, норы, бобровые плотины, коралловые рифы и т.д. Однако, отсутствие третьего мира делает эту материю косной, неразвивающейся. Она застыла в определенных неизменных формах.

За изложением теории «третьего мира» следует  небольшая, но важная главка, посвященная «цели науки». Поппер предполагает, что «цель науки – находить удовлетворительные объяснения для всего, что кажется нам нуждающимся в объяснении». Объясняемое – explicandum принимается за истинное. Объясняющее – expliсans, как правило, нам не известно – его надо открыть. Поэтому объяснение, представляющее собой открытие, будет объяснением известного через неизвестное . Правда, далее он говорит о том, что это неизвестное должно быть истинным (по крайней мере, не должно быть известно, что оно ложно). Кроме того, объясняющее должно быть проверяемо независимо от объясняемого. Иначе – будет круг в объяснении.

Развитие  науки приводит к тому, что объясняющее на одном этапе становится объясняемым на другом. В связи с этим Поппер резко выступает против идеи окончательного объяснения в терминах сущностей, которую он называет эссенциализмом. Его позиция была названа модифицированным эссенциализмом. И Поппер с этим соглашается, подчеркивая слово «модифицированный». Эта модификация связана не только с отверганием «окончательных объяснений», но и с отверганием всех вопросов типа «что есть?», что яв-ляется сущностью данной вещи или ее подлинной природой . В связи с этим он критикует Аристотеля, ставя вопрос «Почему не может быть столько разных сущностей, сколько есть разных вещей? И это весьма странно, так как именно Аристотель ввел категорию первой сущности, которая относится к единичным вещам. Каждая единичная вещь есть первая сущность. Поэтому первых сущностей ровно столько, сколько единичных ве-щей. (Аристотель. Категории. 2а10-15) Вряд ли можно согласится с Поппером в том, что вопросы типа «что есть?» вообще не имеют никакого смысла. Очень часто они предшествуют любым другим вопросам. На-пример «что представляют собой летающие тарелки?». В остальном же теория причинных объяснений, с нашей точки зрения, вполне приемлема, в особенности отбрасывание Поппером окончательных объяснений. Однако, можно сомневаться в том, что такое объяснение является единственной целью науки. Прежде чем что-то объяснять, нужно знать, что именно нужно объяснять, и знать, что это объясняемое истинно. Откуда мы можем знать 7

об этом, кроме как от науки? Пьер Дюгем  считал, что задача науки – описание, а объяснение – паразит на шее научной теории. (П.Дюгем. Физическая теория. Ее цель и строение. – СПб., 1910). Это, естественно, крайность. Поппер впадает в другую крайность, считает что объяснение – единственная цель науки.

2. Открыть в себе философа, какие идеи в себе движутся. Смысл смерти

Только факт смерти ставит в глубине вопрос о  смысле жизни. Жизнь в этом мире имеет  смысл именно потому, что есть смерть. Смысл связан с концом. И если бы не было конца, т.е. если бы была дурная бесконечность жизни, то смысла в жизни не было бы. Смерть -предельный ужас и предельное зло - оказывается единственным выходом из дурного времени в вечность, и жизнь бессмертная и вечная оказывается достижимой лишь через смерть.

Платон учил, что философия есть не что иное, как приготовление к смерти. Но беда лишь в том, что философия  сама по себе не знает, как нужно  умереть и как победить смерть.

Жизнь благородна только потому, что в ней есть смерть, есть конец, свидетельствующий о том, что человек предназначен к другой, высшей жизни. В бесконечном времени смысл никогда не раскрывается, смысл лежит в вечности. Но между жизнью во времени и жизнью в вечности лежит бездна, через которую переход возможен только лишь путем смерти, путем ужаса разрыва. Гейдеггер говорил, что обыденность парализует тоску, связанную со смертью. Обыденность вызывает лишь низменный страх перед смертью, дрожание перед ней как перед источником бессмыслицы. Смерть есть не только бессмыслица жизни в этом мире, тленность ее, но и знак, идущий из глубины, указывающий на существование высшего смысла жизни.

Не низменный  страх, но глубокая тоска и ужас, который вызывает в нас смерть, есть показатель того, что мы принадлежим  не только поверхности, но и глубине, не только обыденности жизни во времени, но и вечности. Вечность же во времени не только притягивает, но и вызывает ужас и тоску. Смысл смерти заключается в том, что во времени невозможна вечность, что отсутствие конца во времени есть бессмыслица.

Но смерть есть явление жизни, она еще по эту сторону жизни, она есть реакция  жизни на требование конца во времени  со стороны жизни. Смерть есть явление, распространяющееся на всю жизнь. Жизнь  есть непрерывное умирание, изживание  конца во всем, постоянный суд вечности над временем. Жизнь есть постоянная борьба со смертью и частичное умирание человеческого тела и человеческой души.

Время и  пространство смертоносны, они порождают  разрывы, которые являются частичным  переживанием смерти. Когда во времени умирают и исчезают человеческие чувства, то это есть переживание смерти. Когда в пространстве происходит расставание с человеком, с домом, с городом, с садом, с животным, сопровождающееся ощущением, что, может быть, никогда их больше не увидишь, то это есть переживание смерти. Смерть наступает для нас не только тогда, когда мы сами умираем, но и тогда уже, когда умирают наши близкие. Мы имеем в жизни опыт смерти, хотя и не окончательный. Стремление к вечности всего бытия есть сущность жизни. И вместе с тем вечность достигается лишь путем прохождения через смерть, и смерть есть участь всего живущего в этом мире, и, чем сложнее жизнь, чем выше уровень жизни, тем более ее подстерегает смерть.

Смерть, которая  порождается природной закономерностью  и к которой человек приговаривается  биологическим процессом, есть самое индивидуально-личное в человеке. И она есть прежде всего прекращение сообщений с другими людьми и с жизнью космоса. Каждый человек должен пройти через трагедию смерти. Фрейд утверждает, что цель, к которой стремится всякая жизнь, есть смерть. Парадокс смерти в том, что смерть есть самое страшное зло, которое больше всего страшит человека, и через это зло раскрывается выход к вечной жизни, или один из выходов. Такими парадоксами наполнена наша жизнь. Плохая бесконечность жизни как раз и делала бы человека конечным существом.

Парадокс  смерти имеет в мире не только этическое, но и эстетическое свое выражение. Смерть уродлива, и она есть предельное уродство, разложение, потеря лица, потеря всякого облика и лика, торжество  низших элементов материального мира. И смерть прекрасна, она облагораживает последнего из смертньк и ставит его на одну высоту с самыми первыми, она побеждает уродство пошлости и обыденности. Смерть - это предельное зло, благороднее жизни в этом мире. Красота, прелесть прошлого связана с облагораживающим фактом смерти. Именно смерть очищает прошлое и кладет на него печать вечности. В смерти есть не только разложение, но и очищение. Испытания смерти не выдерживает ничто испортившееся, разложившееся и тленное. Это испытание выдерживает лишь вечное. Нравственный парадокс жизни и смерти выразим в этическом императиве: относись к живым, как к умирающим, к умершим относись, как к живым, т.е. помни всегда о смерти, как о тайне жизни, и в жизни, и в смерти утверждай всегда вечную жизнь.

Трагедию смерти можно сознать лишь при остром сознании личности. Трагедия смерти ощутима лишь потому, что личность переживается как бессмертная и вечная. Трагична лишь смерть бессмертного, вечного по своему значению и назначению. Смерть смертного, временного совсем не трагична. Трагична смерть личности в человеке, потому что личность есть вечная Божья идея, вечный Божий замысел о человеке. Личность не рождается от отца и матери, личность творится Богом. Человек в этом мире есть смертное существо. Но он сознает в себе образ и подобие Божье, личность, сознает себя принадлежащим не только к природному, но и к духовному миру. И потому человек почитает себя принадлежащим не только к природному, но и духовному миру. И потому человек почитает себя принадлежащим к вечности и стремится к вечности. Человек бессмертен и вечен, как духовное существо, принадлежащее к нетленному миру, но он есть духовное существо не естественно и фактически, он есть духовное существо, когда он осуществляет себя духовным существом, когда в нем побеждает дух и духовность, овладевает его природными элементами. Бессмертным оказывается вид, род, а не индивидуум. Бессмертие завоевывается личностью и есть борьба за личность. Фихте или Гегель не знают личного человеческого бессмертия. Человеческая личность и ее вечная судьба приносятся в жертву идее, ценности, мировому духу, мировому разуму и т.п.

Материализм, позитивизм и т.п. учения примиряются  со смертью, узаконивают смерть и  вместе с тем стараются забыть о ней, устраивая жизнь на могилах  покойников. Отношение к смерти стоическое или буддийское бессильно перед ней и означает победу смерти, но оно благороднее родовых теорий, совершенно забывающих о смерти. Душевное, а не духовное отношение к смерти всегда печально и меланхолично, в нем всегда есть печаль воспоминания, не имеющего силы воскрешать. Только духовное отношение к смерти победно. Только христианство знает победу над смертью. Христианство учит не столько об естественном бессмертии, не предполагающем никакой борьбы, сколько о воскресении, предполагающем борьбу духовных, благодатных сил с силами смертоносными. Учение о воскрешении исходит из трагического факта смерти и означает победу над ним, чего нет ни в каких учениях о бессмертии, ни в орфизме, ни у Платона, ни в теософии. Только христианство прямо смотрит в глаза смерти, признает и трагизм смерти, и смысл смерти, и вместе с тем не примиряется со смертью и побеждает ее. Человек и смертен и бессмертен, он принадлежит и смертоносному времени и вечности, он и духовное существо, и существо природное. Смерть есть страшная трагедия, и смерть через смерть побеждается воскресением. Но смерть побеждается не природными, а сверхприродными силами.