Концепции возникновения языка от Демокрита до А. Смита

            Звук, которым выражалось на первом  этапе появления языка предикативное  представление, мог быть и эмоциональным  выкриком (междометием), вызванным этим  представлением и подражанием  звучанию соответствующего предмета. Конечно, первоначально естественно  звучавшие корни радикального  языка в процессе стихийного  его развития значительно изменяются  – и Вундт пытается доказать  это на большом языковом материале.

            Первые корни были связаны с указательной и изобразительной пантомимой и соответственно делились на указательные (здесь, который, этот, там) и предикативные (солнце, человек, любовь). Разница между ними состоит в том, что если указательная пантомима и корень имеют одно и то же назначение, благодаря чему корень просто "обращает" пантомиму в звук, то изобразительная пантомима и предикативный корень только "переводит" пантомиму в звук.

            В результате взаимодействия  чувственных признаков, предикатов  и звуков образуется радикальный  язык, в котором нет грамматики и предложения строятся как свободная последовательность корней, соответствующая ходу мыслей говорящего. Примером такого языка Вундт считает китайский, который развивался за счет богатства корней: чтобы сказать "в доме", китаец употребит два корня – дом и внутренность.

            По мере того как "обширные", общие, целостные (сознания совпадают  с индивидуальным объектом) представления  начинают расчленяться на составляющие  их признаки, образуются агрегаты  признаков, состоящие из совокупностей  отдельных признаков. Этим совокупностям  соответствуют наборы корней, из  которых один становится основным, а остальные – уточняющими.  На этой ступени формируются  агглютинативные языки, в которых  слова "склеиваются" из нескольких  корней. Вундт приводит пример: в делаварском языке есть слово nadholineen, образованное из корней naten "достать", hol (от amohol "лодка") и ineen "нас" и означающее "достать-на-лодке-нас" (угроза неприятеля переплыть к нам на лодке.

            И наконец, когда развиваются  и выделяются в мышлении общие  представления и абстрактные  признаки, слово превращается в  символ, и значения его составных  элементов уже не принимаются  во внимание. Из таких слов–символов  и образуются инфлекционные языки со сложной грамматикой.

            Поскольку первые этапы языка  сильно зависят от условий  жизни народа, постольку число  первоначальных языков было бесконечным.  Дальнейшее же их развитие  и застывание связано со свойствами  их народов. 

Корни языка в  физических действиях

XIX в. — век бурного  развития промышленной революции  капитализма с его индивидуализмом  и прагматизмом, может быть, косвенно, но оказал влияние на характер  рассуждений философов и филологов  о происхождении языка. Если  В.Гумбольд, В.Вундт и А.А.Потебня опирались в своих гипотезах на внутренние способности индивида, его духа или инстинктов, то другая серия гипотез, в которой выделяется концепция Л.Нуаре, обращена к внешней, физической деятельности людей, притом совместной.

Одним из основоположников этой линии явился известный немецкий филолог Л.Гейгер (1829—1870). Его большой  интерес к возникновению и  развитию языка выразился в двух работах: "Происхождение языка" и "Происхождение и развитие человеческого  языка и разума"[4]. 

В основе формирования языка лежат не чувства, связывающие  образ предмета и исторгаемый  человеком звук (теория междометий), и не звуковые впечатления от предметов (ономатопоэтическая теория), а зрительные восприятия, как полагает Л.Гейгер. Из всех зрительных восприятий наиболее сильными были восприятия человеческих движений. С другой стороны, произнесение человеком какого-либо звука обязательно  связано с мимикой лица, по крайней  мере с "жестом" рта, и легко наблюдается собеседником. Этот "жест" изображает звук, а звук — свой жест. Этот двуединый объект языка связывается с впечатлением от действий (немимических) и начинает их обозначать. Постепенно звук освобождается от мимики и уже самостоятельно обозначает действие.

Этот первоначально  мимический язык был достаточно выразительным, чтобы люди могли без предварительного соглашения понимать друг друга.

Конечно, скажем мы, глухие могут "читать" звучащую речь по движениям губ говорящего, но для этого они должны пройти большую  школу обучения. Мимика — достаточно выразительное средство для эмоциональных  состояний, но недостаточное для  описания внешних явлений, в том  числе и действий.

Постольку исходные впечатления вызывались действиями людей, постольку первыми корнями  явились глагольные, полагал Л. Гейгер. Так, в основу названий цвета легли  не впечатления от разных красок, а "действие намазывания краской  предмета". Гейгер пытается, но малоуспешно, показать, что названия предметов  производны от названий действий. Так, дерево, происходит от лишенный коры, земля — от растертое, зерно — от растущее и т. д.

Сама по себе идея действия, лежащего в основе происхождения  языка, звучит вполне современно, но развертывается она у Гейгера односторонне и  прямолинейно.

Однако представление  об определенной роли ротового "жеста" живо и в наше время. Так, в журнале "Тетради по мировой истории" в 1956 г. была опубликована статья Р.Пэджета "Происхождение языка и эпоха палеолита”[5], в которой автор утверждал, что язык возникает из пантомимических движений рук, которым бессознательно подражает рот, а движения последнего коррелируют с горловыми звуками. Думается, что "техника" движений рук и рта настолько разнородна, что проведение между ними аналогии — слишком смелая гипотеза.