Галиле́о Галиле́й

Последние годы

Папа не стал долго  держать Галилея в тюрьме. После  вынесения приговора Галилея  поселили на одной из вилл Медичи, откуда он был переведён во дворец своего друга, архиепископа Пикколомини в  Сиене. Спустя пять месяцев Галилею  было разрешено отправиться на родину, и он поселился в Арчетри, рядом с монастырём, где находились его дочери. Здесь он провёл остаток жизни под домашним арестом и под постоянным надзором инквизиции.

Режим содержания Галилея  не отличался от тюремного, и ему постоянно угрожали переводом в тюрьму за малейшее нарушение режима.[52] Галилею не дозволялось посещение городов, хотя тяжелобольной узник нуждался в постоянном врачебном наблюдении. В первые годы ему запрещено было принимать гостей под страхом перевода в тюрьму; впоследствии режим был несколько смягчён, и друзья смогли навещать Галилея — правда, не более чем по одному.[52]

Инквизиция следила  за пленником до конца его жизни; даже при кончине Галилея присутствовали два её представителя.[53] Все его  печатные работы подлежали особо тщательной цензуре.[25] Отметим, что в протестантской Голландии издание «Диалога» продолжалось (первая публикация: 1635 год, в переводе на латинский).

В 1634 году умерла 33-летняя старшая дочь Вирджиния (в монашестве Мария-Челеста), любимица Галилея, которая преданно ухаживала за больным отцом и остро переживала его злоключения.[54] Галилей пишет, что им владеют «безграничная печаль и меланхолия… постоянно слышу, как моя дорогая дочурка зовёт меня».[55] Состояние здоровья Галилея ухудшилось, но он продолжает энергично работать в разрешённых для него областях науки.

Сохранилось письмо Галилея к его другу Элиа Диодати (1634), где он делится новостями  о своих злоключениях, указывает  на их виновников (иезуитов) и делится  планами будущих исследований. Письмо было послано через доверенное лицо, и Галилей в нём вполне откровенен:

  В Риме я  был приговорён Святой инквизицией  к заточению по указанию Его  Святейшества… местом заточения  для меня стал этот маленький  городок в одной миле от  Флоренции, со строжайшим запрещением спускаться в город, встречаться и беседовать с друзьями и приглашать их…

   Когда я  вернулся из монастыря вместе  с врачом, посетившим мою больную  дочь перед её кончиной, причём  врач сказал мне, что случай  безнадёжный и что она не переживёт следующего дня (как оно и случилось), я застал дома викария-инквизитора. Он явился, чтобы приказать мне, по распоряжению Св. инквизиции в Риме…, что я не должен был обращаться с просьбой разрешить мне вернуться во Флоренцию, иначе меня посадят в настоящую тюрьму Св. инквизиции…

   Это происшествие  и другие, о которых писать  было бы слишком долго, показывает, что ярость моих весьма могущественных  преследователей постоянно возрастает. И они в конце концов пожелали  раскрыть своё лицо: когда один  из моих дорогих друзей в Риме, тому около двух месяцев, в разговоре с падре Христофором Гринбергом, иезуитом, математиком этой коллегии, коснулся моих дел, этот иезуит сказал моему другу буквально следующее: «Если бы Галилей сумел сохранить расположение отцов этой коллегии, он жил бы на свободе, пользуясь славой, не было бы у него никаких огорчений и он мог бы писать по своему усмотрению о чём угодно — даже о движении Земли» и т. д. Итак, Вы видите, что на меня ополчились не из-за того или иного моего мнения, а из-за того, что я в немилости у иезуитов.[56]

В конце письма Галилей  высмеивает невежд, которые «подвижность Земли объявляют ересью» и  сообщает, что намерен анонимно опубликовать новый трактат в защиту своей  позиции, но прежде хочет закончить  давно задуманную книгу по механике.[57] Из этих двух планов он успел осуществить только второй — написал книгу по механике, подытожившую ранее сделанные им открытия в этой области (см. ниже).

Вскоре после смерти дочери Галилей полностью потерял  зрение, но продолжал научные исследования, опираясь на верных учеников: Кастелли, Торричелли и Вивиани (автора первой биографии Галилея). В письме 30 января 1638 года Галилей заявляет:[58]

Я не прекращаю, даже в охватившей меня темноте, строить  рассуждения по поводу то одного, то другого явления природы, и я не смог бы дать своему беспокойному уму отдыха, даже если бы пожелал того.

Последней книгой Галилея  стали «Беседы и математические доказательства двух новых наук», где  излагаются основы кинематики и сопротивления  материалов. Фактически содержание книги представляет собой разгром аристотелевой динамики; взамен Галилей выдвигает свои принципы движения, проверенные на опыте. Бросая вызов инквизиции, Галилей вывел в новой книге тех же трёх персонажей, что и в запрещённом ранее «Диалоге о двух главнейших системах мира». В мае 1636 года учёный ведёт переговоры об издании своего труда в Голландии, а затем тайно переправляет туда рукопись. В доверительном письме другу, графу де Ноэлю (которому он посвятил эту книгу) Галилей пишет, что новый труд «снова ставит меня в ряды борцов».[59] «Беседы…» вышли в свет в июле 1638 года, а в Арчетри книга попала почти через год — в июне 1639 года. Этот труд стал настольной книгой Гюйгенса и Ньютона, завершивших начатое Галилеем построение оснований механики.

Только один раз, незадолго до смерти (март 1638 года), инквизиция разрешила слепому и  тяжело больному Галилею покинуть Арчетри  и поселиться во Флоренции для  лечения. При этом ему под страхом  тюрьмы было запрещено выходить из дома и обсуждать «про́клятое мнение» о движении Земли[60]. Однако спустя несколько месяцев, после появления нидерландского издания «Бесед…», разрешение было отменено, и учёному предписали вернуться в Арчетри. Галилей собирался продолжить «Беседы…», написав ещё две главы, но не успел выполнить задуманное.

Галилео Галилей  умер 8 января 1642 года, на 78-м году жизни, в своей постели. Папа Урбан запретил хоронить Галилея в семейном склепе базилики Санта-Кроче во Флоренции. Похоронили его в Арчетри без  почестей, ставить памятник Папа тоже не позволил. [61]

Младшая дочь, Ливия, умерла в монастыре. Позже единственный внук Галилея тоже постригся в  монахи и сжёг хранившиеся у него бесценные рукописи учёного как  богопротивные. Он был последним  представителем рода Галилеев.[62]

В 1737 году прах Галилея, как он и просил, был перенесён в базилику Санта Кроче, где 17 марта он был торжественно погребён рядом с Микеланджело. В 1758 году Папа Бенедикт XIV велел вычеркнуть работы, защищавшие гелиоцентризм, из «Индекса запрещённых книг»; впрочем, эта работа проводилась неспешно и завершилась только в 1835 году.[63]

С 1979 по 1981 годы по инициативе Римского Папы Иоанна Павла II работала комиссия по реабилитации Галилея, и 31 октября 1992 года Папа Иоанн Павел II официально признал, что инквизиция в 1633 году совершила ошибку, силой вынудив учёного отречься от теории Коперника.[64]

Научные достижения

Галилей по праву  считается основателем не только экспериментальной, но — в значительной мере — и теоретической физики. В своём научном методе он осознанно  сочетал продуманный эксперимент с его рациональным осмыслением и обобщением, и лично дал впечатляющие примеры таких исследований. Иногда из-за недостатка научных данных Галилей ошибался (например, в вопросах о форме планетных орбит, природе комет или причинах приливов), но в подавляющем большинстве случаев его метод приводил к цели. Характерно, что Кеплер, располагавший более полными и точными данными, чем Галилей, сделал правильные выводы в тех случаях, когда Галилей ошибался.

Философия и научный метод

Хотя в древней  Греции были замечательные инженеры (Архимед, Герон и другие), сама идея экспериментального метода познания, который должен дополнять и подтверждать дедуктивно-умозрительные построения, была чужда аристократическому духу античной физики. В Европе ещё в XIII веке Роберт Гроссетест и Роджер Бэкон призвали к созданию экспериментальной науки, которая на математическом языке сможет описать природные явления, однако до Галилея в реализации этой идеи не было существенного продвижения: научные методы мало отличались от теологических, и ответы на научные вопросы по-прежнему искали в книгах древних авторитетов.[65] Научная революция в физике начинается с Галилея.[66]

В отношении философии  природы Галилей  был убеждённым рационалистом. Он считал, что законы природы постижимы для человеческого разума. В «Диалоге о двух системах мира» он писал:[67]

Я утверждаю, что  человеческий разум познаёт некоторые  истины столь совершенно и с такой  абсолютной достоверностью, какую имеет  сама природа; таковы чистые математические науки, геометрия и арифметика; хотя Божественный разум знает в них бесконечно больше истин… но в тех немногих, которые постиг человеческий разум, я думаю, его познание по объективной достоверности равно Божественному, ибо оно приходит к пониманию их необходимости, а высшей степени достоверности не существует.

Разум у Галилея —  сам себе судья; в  случае конфликта  с любым другим авторитетом, даже религиозным, он не должен уступать:

Мне кажется, что  при обсуждении естественных проблем  мы должны отправляться не от авторитета текстов Священного Писания, а от чувственных опытов и необходимых доказательств… Я полагаю, что всё касающееся действий природы, что доступно нашим глазам или может быть уяснено путём логических доказательств, не должно возбуждать сомнений, ни тем более подвергаться осуждению на основании текстов Священного Писания, может быть, даже превратно понятых.[68]

Бог не менее открывается  нам в явлениях природы, нежели в  речениях Священного Писания… Было бы опасно приписывать Священному Писанию  какое-либо суждение, хотя бы один раз оспоренное опытом. [69]

Античные и средневековые  философы предлагали для объяснения явлений природы разнообразные  «метафизические сущности» (субстанции), которым приписывались надуманные свойства. Галилея такой подход не устраивал:[70]

Поиск сущности я считаю занятием суетным и невозможным, а затраченные усилия — в равной мере тщетными как в случае с удалёнными небесными субстанциями, так и с ближайшими и элементарными; и мне кажется, что одинаково неведомы как субстанция Луны, так и Земли, как пятен на Солнце, так и обыкновенных облаков… [Но] если тщетно искать субстанцию солнечных пятен, это ещё не значит, что нами не могут быть исследованы некоторые их характеристики, например место, движение, форма, величина, непрозрачность, способность к изменениям, их образование и исчезновение.

Декарт отверг такую  позицию (в его физике основное внимание уделялось именно нахождению «главных причин»), однако начиная с Ньютона  галилеевский подход становится преобладающим.

Галилей считается  одним из основателей механицизма. Этот научный подход рассматривает Вселенную как гигантский механизм, а сложные природные процессы — как комбинации простейших причин, главная из которых — механическое движение. Анализ механического движения лежит в основе работ Галилея. Он писал в «Пробирных дел мастере»:[71]

Никогда я не стану  от внешних тел требовать чего-либо иного, чем величина, фигура, количество, и более или менее быстрые  движения для того, чтобы объяснить  возникновение ощущений вкуса, запаха и звука; я думаю, что если бы мы устранили уши, языки, носы, то остались бы только фигуры, числа, движения, но не запахи, вкусы и звуки, которые, по моему мнению, вне живого существа являются не чем иным, как только пустыми именами.

Для проектирования эксперимента и для осмысления его результатов нужна некоторая предварительная теоретическая модель исследуемого явления, и основой её Галилей считал математику, выводы которой он рассматривал как самое достоверное знание: книга природы «написана на языке математики»;[72] «Тот, кто хочет решать вопросы естественных наук без помощи математики, ставит неразрешимую задачу. Следует измерять то, что измеримо, и делать измеримым то, что таковым не является.»[73]

Опыт Галилей рассматривал не как простое наблюдение, а как  осмысленный и продуманный вопрос, заданный природе. Он допускал и мысленные эксперименты, если их результаты не вызывают сомнений. При этом он ясно представлял, что сам по себе опыт не даёт достоверного знания, и полученный от природы ответ должен подвергнуться анализу, результат которого может привести к переделке исходной модели или даже к замене её на другую. Таким образом, эффективный путь познания, по мнению Галилея, состоит в сочетании синтетического (в его терминологии, композитивный метод) и аналитического (резолютивный метод), чувственного и абстрактного.[74] Эта позиция, поддержанная Декартом, с этого момента утвердилась в науке. Тем самым наука получила свой метод, собственный критерий истины и светский характер.

Механика

Физика и механика в те годы изучались по сочинениям Аристотеля, которые содержали метафизические рассуждения о «первопричинах» природных процессов. В частности, Аристотель утверждал:[75]

Скорость падения  пропорциональна весу тела.

Движение происходит, пока действует «побудительная причина» (сила), и в отсутствие силы прекращается.

Находясь в Падуанском университете, Галилей изучал инерцию  и свободное падение тел. В  частности, он заметил, что ускорение  свободного падения не зависит от веса тела, таким образом опровергнув  первое утверждение Аристотеля.

В своей последней книге Галилей сформулировал правильные законы падения: скорость нарастает пропорционально времени, а путь — пропорционально квадрату времени.[76] В соответствии со своим научным методом он тут же привёл опытные данные, подтверждающие открытые им законы. Более того, Галилей рассмотрел (в 4-й день «Бесед») и обобщённую задачу: исследовать поведение падающего тела с ненулевой горизонтальной начальной скоростью. Он совершенно правильно предположил, что полёт такого тела будет представлять собой суперпозицию (наложение) двух «простых движений»: равномерного горизонтального движения по инерции и равноускоренного вертикального падения. Галилей доказал, что указанное, а также любое брошенное под углом к горизонту тело летит по параболе.[76] В истории науки это первая решённая задача динамики. В заключение исследования Галилей доказал, что максимальная дальность полёта брошенного тела достигается для угла броска 45° (ранее это предположение высказал Тарталья, который, однако, не смог его строго обосновать[77]). На основе своей модели Галилей (ещё в Венеции) составил первые артиллерийские таблицы.[78]