Абсурдный персонаж в творчестве Камю

Истоки  темы абсурдности в творчестве А. Камю.

К проблеме абсурдности  мира А. Камю обращается ещё в раннем своём творчестве. Темы бедности, одиночества, болезни, беззаботной юности вошли  в отдельные эссе-новеллы сборника «Изнанка и лицо», первой книги Камю, вышедшей в 1937 году. Этот сборник - исходный пункт становления творческого  метода писателя. Он приходит к пониманию  того, что произведение не может  быть простым описанием отдельных  эпизодов жизни. Писатель утверждается в изначальной идее трагичности  жизни. Неприметные судьбы бедняков приобретают в его сознании очертания  устойчивого идеологического образца  абсурдности мира.

Само слово  «абсурд» впервые возникает уже  в этом первом сборнике. В небольших  эссе автор приходит к одному из главных принципов своего мировоззрения, сформулированному в её названии - понимания жизни как многоликого  начала, как диалектики «изнанки»  и «лица». Болезнь, смерть, одиночество, нищета изнурительная работа, притупляющая человеческие чувства, - это всё тёмная сторона существования, которая  уже в раннем творчестве Камю занимает главенствующее место.

На всё творчество А. Камю повлияло его знакомство с  представителем философии Жаном  Гренье и его книгой «Острова». В ней Камю встречает темы, созвучные его собственному трагическому мироощущению: страх человека перед небытиём, перед головокружительными безднами бытия, неизбывное одиночество человека и его непреодолимое стремление к счастливому единению с миром. Вот одна из читательских заметок молодого Камю, позволяющая наглядно представить меру воздействия учителя на его духовную жизнь: «Прочитал книгу Гренье… Единство его книги заключается в постоянном присутствии смерти. Я бы сказал так: само по себе мировоззрение Гренье, ничего не изменяя в моём существе, делает меня более серьёзным, более проникнутым серьёзностью жизни. Я не знаю другого человека, так сильно воздействующего на меня» Камю А. Творчество и свобода. Статьи, эссе, записные книжки - М.: Наука, 1990 - с. 22

Е. П. Кушкин, затрагивая проблему влияния Гренье на раннего Камю, замечает, что «страх перед небытиём, о котором так много говорилось в его «Островах» был началом творчества писателя» Кушкин Е. П. Альберт Камю. Ранние годы. - Л.: Просвещение 1982 - с. 97 . Автор «Постороннего» переживал этот страх перед неумолимой смертью в реальной жизни - болезнь и смерть станут не только постоянными темами его мысли, но и неотступными спутниками жизни, наделяя естественной трагичностью всё миропонимание Камю.

Большое влияние  на творчество А. Камю оказали и работы Ф. Ницше. Камю был тонким ценителем  и глубоким знатоком этого философа. Ему импонировал ницшевский «оптимизм, основанный на опьянении страданием» Камю А. Творчество и свобода. Статьи, эссе, записные книжки - М.: Наука, 1990 - с. 56 , который и повлиял на появление в творчестве Камю цикла «Абсурда».

Началом этого  цикла принято считать и довоенную  публицистику Камю, а именно серию  репортажей 1939 года «Нищета Кабилии», в которой автор рассказывал о беднейшем районе Алжира. Статьи о Кабилии, в которых описывались невероятная нищета алжирцев, страшная обездоленность маленьких детей, дерущихся с собаками за содержание мусорных куч, показывали абсурдное преступление: естественному стремлению человека к счастью препятствовала унизительная и сокрушающая нищета. Общефилософские мотивы концепции абсурда, выражавшей сомнение в наличии высших законов бытия, опирались на конкретные жизненные наблюдения Камю-публициста. Само понятие «абсурд» и близкие к нему по смыслу термины и словосочетания неоднократно возникают под пером молодого журналиста: «абсурдная система», «безвыходная ситуация», «порочный круг».

На абсурд мира проступал не только в постыдной  бедности человека, вынуждающей его  жить на границе человеческого и  нечеловеческого, но и в его пронзительной  беззащитности, перед неумолимыми  силами государственно-полицейской  машины. Присутствуя по долгу службы на ряде судебных процессов, начинающий писатель мог воочию убедиться в частой беспомощности обвиняемых из простого люда перед «сухой буквой» закона. Нелепица бездушного судопроизводства, безжалостно сокрушавшая обездоленных людей, порой не способных и слова сказать в своё оправданье, оказывалась ещё одним ликом вселенского абсурда.

Наряду с началом  публицистической деятельности, заметно  повлиявшей на становление художественного  мышления Камю, большое значение для  его эстетического сознания и  самопознания имело обращение к  литературно-критическому творчеству. Особый интерес Камю проявлял к романам  А. Мальро «Завоеватели» и «Удел  человеческий», из которых он воспринимает идею абсурда. Размышляя над творчеством  Мальро, Камю отмечает, что он пытается на конкретном, очень актуальном материале  осмыслить метафизические проблемы свободы, смерти, «Богооставленности». Вслед за Мальро Камю пытается понять историческую активность человека как духовное движение, способствующее преодолению ничтожества удела человеческого разочарования в истории предопределяли повышенный интерес к метафизике, причём к метафизике личности, к философии индивидуального человеческого существования. Отношение Камю к истории не исчерпывается её неприятием, его позиция принципиально «антиисторична»: он видит в истории врага, отрицать существование которого и бесполезно и пагубно, - с ним надо бороться.

Большое значение на взгляды Камю оказали Ж.-П. Сартр, его роман «Тошнота» (1938 г.) и сборник  новелл «Стена» (1939). Эти произведения Камю считал «экстравагантной медитацией»  человека, сталкивающегося с абсурдными проявлениями жизни, поэтому отвергал значимость их. Не могла вызывать у  Камю сочувствия и сосредоточенность  Сартра на тёмных, безобразных сторонах жизни, обнаруживающая определённую узость его мировидения, невосприимчивость  ко всей полноте бытия. Камю обращает внимание на склонность Сартра к «бессилию»; заставляющую брать своих героев на границе человечного и бесчеловечного, за которыми маячит грязное абсолютное «ничто»¹¹ Шервашнидзе В. В. Альберт Камю. Путь к роману «Посторонний». Сухуми, 1988 - с. 112 . Камю отмечает за склонностью автора к анализу почти патологической разорванности личности лежит фундаментальная проблема человеческой свободы. «Герой сатиры одинок, он заперт в своей свободе. Его свобода во времени, и лишь смерть даёт ей краткое и головокружительное опровержение. Удел такого человека абсурден. Дальше он не пойдёт»²² Камю А. Творчество и свобода. Статьи, эссе, записные книжки. - М.: Наука, 1990 - с. 64 . Эти размышления приводят к концепции «абсурдной свободы». Полагая смерть и невинность человека первейшими очевидностями «абсурдного сознания», отвергая все апелляции к лишённому достоверности потустороннему миру высших ценностей, Камю приходит к пониманию свободы «абсурдного человека». Именно в силу невинности ему всё позволено. Через губительные перепутья вседозволенности проходят герои ранних произведений Камю - от Калигулы до Мерсо в «Постороннем». Лишь в более поздний период писатель приходит к мысли, что «нельзя быть свободным против других людей». Особое место занимаю в размышлениях Камю о Кафке и его произведениях «Замок» и «Процесс». В «Процессе», как полагает Камю, Кафка сосредотачивается на изображении абсурдности жизни. Йозеф К. обвинён, только его вина остаётся неизвестной, а приговор непонятным. Попытки героя противостоять неумолимым силам «процесса» выглядят безнадёжно. Отвергая мировоззренческую направленность к потустороннему, свойственному по его представлению Кафке, Камю рассматривает её как отрицающую человека силу. Кафка даёт образ фундаментальной отчуждённости человека от мира, когда же самые близкие люди не способны искренне любить человека и обретают несчастного на смертное одиночество. Особую заслугу Кафки Камю видит в подчинении писателя кропотливому воссозданию трагичности человеческого удела через повседневность.

Проза Кафки  лучше всего отвечала складывающимся представлениям молодого Камю о романе, направленном на открытие абсурдности  человеческой судьбы.

Таким образом, анализируя идеи, образы, художественные манеры писателей и философов  конца 30-х годов, Камю разрабатывает  собственное художественное мировоззрение, собственную позицию, определяет принципы и установки своего творческого  метода. Сознанием писателя целиком  овладевает тема абсурдности человеческого  существования, которая и находит  отражение в таких произведениях  Камю, как «Посторонний», «Калигула», «Миф о Сизифе» и др.  
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Понятие «абсурда» в мировоззрении А. Камю.

Непосредственным  литературным предшественником Камю в  разработке темы абсурда был А. Мальро, который в 1926 году писал: «В душе европейского человека, подавляя его великие жизненные  порывы, коренится изначальный абсурд»¹¹ Мальро А. В свете истории. Статьи, письма. М.: Худ. Литература, 1984 г. - с. 25 . По замечанию Мальро, абсурд всё глубже и прочнее утверждается в бытии и сознании современного человека, подчиняя себе его мысли и жизненное поведение. Для него абсурд означал разлад между миром и человеком, нелепость существующего устройства. Смерть, как одно из самых властных воплощений абсурда, с наибольшей убедительностью доказывающее независимость вечного мира по отношению к бренному человеку, по мысли Мальро, задаёт границу человеческой жизни, определяет её исключительно земное значение. Человеку не избежать смерти, но он может избежать абсурда в жизни - живя наперекор смерти, ясно сознавая её неотвратимость, стремясь к преодолению ничтожества человеческой судьбы, избегая всевластности абсурда.

В своём понимании  абсурда Камю очень близок к мировоззренческой  позиции Мальро, хотя его философская  концепция сложнее, в ней есть отдельные положения, непосредственно  развивающие идею об абсурде как  разладе мира и человека, есть и  характерные уточнения, вносящие особые оттенки в эту идею, дополняющие  её - главным образом, в плане последовательно  рационального осмысления фундаментальной  иррациональности бытия.

Абсурдность мира у Камю соответствует абсурдному человеку, ясно осознающему абсурд - таким образом, абсурд оказывается  сосредоточенным в человеческом познании. Абсурд для Камю - это ясное, лишенное всякой метафизической надежды  видение мира.

Абсурдное сознание требует соответствующих творческих форм - абсурдного художественного  принятия, абсурдного романа.

Абсурдное принятие, согласно представлениям автора «Мифа  о Сизифе», это произведение, свободное  от стремления утверждению сверхсмысла. Абсурдное сознание, не презирающее разум, но знающее его границы, воплощается в произведении, не объясняющем, а лишь воспроизводящем мир. Мир иррационален, непостижим, и абсурдное произведение имитирует бессмыслицу мира. Для абсурдного сознания, по Камю, всякое объяснение мира является напрасным - мир в силу своей нечеловеческой самостоятельности ускользает от нас, отвергает навязываемые ему образцы и схемы человеческого мышления. Абсурдное сознание противостоит миру - оно может лишь испытывать на себе и отражать безразличие, безучастность мира к человеку. В творчестве абсурдное сознание ограничивается тем, что пытается описать посторонний ему мир, отщеплению имитировать его обессмысленность.

Проблема отражения  абсурда в художественном произведении занимает творческое сознание Камю, и  находит главное место в его  творчестве.  
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Проблема  абсурда в романе «Посторонний»

Роман об абсурде  должен быть абсурдным произведением форма которого отрицает привычные способы видения мира, ставит под сомнение устоявшиеся способы повествования. К этому и стремится Камю в работе над «Посторонним», последовательно отвергая грешащие психологизмом формы повествования от третьего лица и в виде дневника, наделяя своего героя Мерсо не интроспективным, а экстраспективным видением, добиваясь тем самым художественного воплощения выброшенности человека из самого себя, тревожной опустошённости его обезбоженной души, лишнего чувства греховности, чуждой раскаяния и, следовательно, склонности к психологическому анализу переживаний. Если отсутствует смысл, зачем тогда мысль? В этом парадоксе - одна из главных черт абсурдного мышления, доходящего до последних пределов.

«Посторонний» - это записки злополучного убийцы, ждущего казни после суда. В  нём мы распознаем злодея и великомученика, тупое животное и мудреца, недочеловека и сверхчеловека. Но, прежде всего  мы видим в нём «чужого», «постороннего» тому обществу, в котором он живёт. Он осуждён на одиночество за то, что не желает «играть в игру окружающих…  Он бродит в стороне от других по окраинам жизни частной, уединённой, чувственной. Он отказывается играть… Он говорит то, что есть на самом деле, он избегает маскировки, и вот уже общество ощущает себя под угрозой».