Платон и его учение о пайдейе

Платон  и его учение о  пайдейе. Роль философии и философов в воспитании людей сегодня 

     Большинство мыслителей Античности стремились вернуться к прошлому Афинского государства; при этом, обыкновенно, собственные политические желания выдавались за события исторического прошлого. В большинстве случаев подобные идеи реставрации прошлого носили романтический характер, но при этом нельзя не заметить, что в них присутствовала критика текущей жизни и всех воззрений того времени служила исходным пунктом умозрительных планов переустройства общества. Сутью этих планов были, прежде всего, воспитательные мероприятия, то есть ПАЙДЕЙЯ.

       В том столетии взаимосвязь между государством и человеком воспринималась особенно остро. Причина этого лежала не только в понимании того, что крепость государства зиждется на высокой морали граждан. Вся индивидуальная жизнь граждан обусловлена социальными и политическими причинами. Такой взгляд естественно выработался у народа, обладавшего таким прошлым, какое было у греков. Попытки создать новый тип воспитания, с помощью которого греки хотели укрепить и улучшить свое государство, тоже способствовали осознанию взаимосвязей между человеком и обществом в целом. С этой точки зрения частный характер древнего афинского воспитания казался совершенно неправильным и должен был уступить место общественному воспитанию; при этом само государство совершенно не знало, что для этого следует сделать. Идея общественного воспитания, благодаря тому, что она была принята философией, победила полностью. Закат политической самостоятельности греческих полисов еще больше убедил в правильности этой идеи.

     Великие системы Пайдейи, появившиеся в IV веке до н. э., хотя и возникли в условиях демократического свободомыслия, но выросли уже не на духовной почве афинской демократии. Тяжелое испытание проигранной войны и внутренние проблемы демократии были толчком к развитию мысли; но после того, как мысль возникла, ее нельзя было удерживать в унаследованных формах, и уже недостаточно было ограничиваться только оправданием этих форм. Мысли о способах воспитания шли своим собственным путем, и люди беспрепятственно стали предаваться мечтам об идеальном образовании.

     Судьба  непостижима для простого человека, но благочестивый разум воспринимает ее не как слепую случайность, а как  чудесное проявление спасительной власти. Эта мысль неоднократно встречается  у Платона именно в этой связи  и представляет собой религиозное  истолкование жизненного опыта. Она  воспринимается как парадокс, и одновременно в ней ощущается высший смысл.

     Платон считает плохое воспитание губительным для философов. В этом он как будто единодушен с мнением толпы, которая жаловалась на губительное влияние софистов. С точки зрения Платона, воспитание — это функция общества, независимо от того, регулируется ли оно государством или осуществляется «свободно». А так как правильное воспитание возможно лишь в идеальном государстве, он мысленно создает такое государство. Оно должно служить рамкой для правильного воспитания. За пороки существующего воспитания он возлагает ответственность не на воспитателей, а на все общество. Поэтому людей, обвиняющих софистов в разложении молодежи, он считает тоже софистами. На самом деле это вина государства и общества, воспитывающих человека. Воспитание происходит в нужном для государства направлении. Народные собрания, суд, театр, военные лагеря и любые другие людские сборища — это места, где люди с громкими овациями или криками неодобрения встречают речи ораторов. В таких местах формируются взгляды людей любого возраста. Разве может противостоять молодой человек подобному воздействию? Не устоит перед ним и воспитание, полученное частным образом. Молодой человек, попав в такую среду, присоединится к мнению толпы. Суждения толпы станут для него руководящими принципами в его поведении. Человек формируется под влиянием такой «Пайдейи» и подчиняется лишь ее законам, разве что божественная судьба спасет его от этого пагубного влияния. Учителя и воспитатели, получающие деньги за свою работу, могут привить человеку только господствующие взгляды толпы. Слабость софистов, полагающих, что именно они дают людям наилучшее воспитание, как раз заключается в том, что все их суждения продиктованы толпой. Эти воспитатели уподобляются людям, которые, ухаживая за «огромным и сильным зверем», научились понимать издаваемые им звуки. Они сделали своей профессией умение приспосабливаться к желаниям этого зверя. Таким образом, господствующая система воспитания воспринималась Платоном как искажение истинной Пайдейи. Истинная Пайдейя, как и спасение философской натуры (оно ведь возможно лишь благодаря Пайдейе), может осуществляться в этом мире лишь в результате вмешательства божественного чуда. Эти рассуждения помогают нам понять, каким образом Платон нашел свое спасение, взяв себе воспитателем Сократа.

     Платон  создал идеальный образ праведного человека, раскрыв перед нами его  суть и обрисовав испытываемое им блаженное состояние. Платон называет свое творение «парадигмой»: это одновременно образ и образец. Платон считает  предметом своей книги не государство, а прежде всего самого человека и его способность создавать государство. Платон, правда, говорит о парадигме государства, но ведь нельзя на самом деле сравнивать государство с портретом прекрасного человека. Прекрасный человек - это идеальный тип праведника, которого сам Платон считает предметом своей картины. Идеальное государство — это лишь адекватное пространство, в котором он помещает созданный им образ. «Государство» Платона — это прежде всего произведение о формировании человека. Однако огромная воспитательная истина, которая наглядно представлена в «Государстве», — это строгая корреляция образа человека и пространства, в которое он помещен. Это не только художественный принцип, это и нравственный закон. Совершенный человек может сформироваться только в совершенном государстве, и наоборот: создание совершенного государства - это проблема формирования человека. В этом и заключается причина взаимозависимости внутренней структуры человека и государства, человеческих типов и типов государства.

     Любая парадигма есть некое совершенство, которым мы восхищаемся, независимо от того, может ли она претвориться в жизнь или нет. Уже в самом  понятии совершенства заложена мысль, что оно не может осуществиться. К совершенству можно лишь приблизиться. Идеал всегда сохраняет свое значение, подобно тому, как портрет самого прекрасного человека всегда сохраняет свою красоту, хотя к ней неприменимы практические мерки.

     Вся греческая Пайдейя основана на древних  греческих понятиях парадигмы (образца) и мимесиса (подражания). Платон конструирует свое «государство» как новую ступень Пайдейи. Риторика во времена Платона проповедовала мифические и исторические парадигмы и призывала подражать им. Как уже было сказано, такая ментальность греков восходит к поэзии древнейших времен, когда события и образы мифов служили образцами для подражания. Воспитательный характер поэзии восходит своими корнями к мифам. Поэтому, сравнивая свое идеальное государство или идеального человека с образами мифов, Платон подчеркивает присущий им характер образца. В изобразительном искусстве тоже существуют каноны для изображения человека, которые должны служить эстетическим образцом во всех его пропорциях и формах. Но у Платона в понятие парадигмы входит, кроме того, этический элемент. В этом Платон непосредственно соприкасается с древней поэзией и даже вступает с нею в состязание. Он осознает привлекательность идеальных образов поэзии и чувствует, что именно этой силы недостает философскому мышлению, оперирующему абстрактными понятиями. Однако перед его поэтическим взором обобщенное понятие добродетели сразу же превращается в определенный тип человека. Справедливость принимает образ праведного человека. Мы видим это не только в данном конкретном случае. В поисках парадигмы его ум создает идеальные человеческие типы всевозможных нравственных оттенков и форм. Такая типизирующая персонификация становится устойчивой манерой его мышления. Учитывая это, можно понять «идеальное государство» и «истинно праведного человека» в его книге. Они — достойные подражания образцы, которые лишь нужно претворить в жизнь.

     В современном Платону государстве власть становится самоцелью. В задачи государства не входило воспитание человека, а для Платона именно воспитание было основной функцией государства. Ему представляется невозможным избавление от социальных зол в современном обществе, если политическая власть и философский дух не сольются воедино. Становится понятным знаменитое высказывание Платона о том, что политические неурядицы мира исчезнут, если к власти придут философы или, наоборот, если властители станут философами. Это требование занимает центральное место в его «Государстве». Это не просто злободневный лозунг. В нем находит свое разрешение трагический конфликт, существующий между государством и задачей философского воспитания человека, с которым мы уже сталкивались в более ранних произведениях Платона. Требование отдать власть философам продиктовано у Платона сознанием, что именно философия служит созидательной силой в этом зарождающемся мире, то есть тем духом, который государство хотело уничтожить в лице Сократа. Лишь философия, мысленно построив идеальное государство, в состоянии претворить его в жизнь, если ей будет дана власть.

     Если считать познание высшей нормы основополагающим для идеального государства, то ведь практическая беспомощность философов будет противоречить требованию Платона, чтобы в нем управляли носители такого знания. Платон здесь, прежде всего, выступает против высказывания, что философия, если ею заниматься несколько лет в юности, полезна для Пайдейи, но длительное занятие философией истощает нервную систему человека и делает его непригодным для жизни. Платон здесь отрицает такое узкое понимание Пайдейи. Он рисует картину (εΐκών), которую, даже не обладая особой фантазией, можно перенести на полотно. Платон описывает корабельщика, который и ростом и силой превосходит всех на корабле, но он глуховат и близорук и мало смыслит в мореходстве. Корабельщик — это народ. Его окружают матросы, которые спорят из-за того, кто должен управлять кораблем. Они требуют, чтобы корабельщик предоставил управление им. Матросы — аллегорическое изображение претендентов на высшую власть в государстве. Им невдомек, что управление — это искусство, которому нужно учиться. Каждый считает себя способным управлять кораблем. Если же их не слушаются и не доверяют им кормила, они прибегают к силе и без разговоров выбрасывают за борт всех, кто им возражает. Одурманив с помощью мандрагоры, вина или другого какого-нибудь средства настоящего кормчего, который единственный мог вести корабль, они не дают ему проявить свое искусство управления кораблем и несутся по морю, пируя и бражничая. Они восхваляют каждого, кто поможет им захватить власть силой, отняв ее у кормчего. Единственного сведущего в кораблевождении человека, который учился своему искусству, они бранят, называя его праздным болтуном и бездельником.

     Платон  подчеркивает, что образование философа (именно он просматривается за образом  кормчего) отличается от той Пайдейи, о которой говорит Калликл. В «Пайдейе» Калликла сыновья знатных господ посвящают несколько лет в юности учению до того, как они столкнутся в жизни с серьезными проблемами. По сравнению с таким учением тот курс, который прошел «кормчий», представляется очень уж трезвым и целенаправленным. Это подчеркнуто профессиональное обучение, которое затем находит практическое применение. Как мы видим, Платон не согласен с софистами и гуманистами, выступающими против профессионального обучения. В его устах это звучит парадоксально, ведь он превыше всего ценит знания ради самих знаний.

     У Пайдейи Платона есть цель, и она служит определенной профессии. Эта профессия представляет собой наивысшее умение человека, направленное на спасение тех, кто вместе с «кормчим» находится на одном корабле. Образ кормчего выбран очень точно. В описанной Платоном ситуации находит отражение: необходимость для спасения команды тех знаний, которыми обладает кормчий, и неспособность команды понять превосходство его искусства. Его знания необходимы для управления кораблем, но для команды он, тем не менее, бездельник и праздный болтун. Его профессия требует знания теории и обладания мастерством в большей степени, чем это могут себе представить матросы. В этом описании бросается в глаза то, что Платон намеренно подчеркивает, что искусству управления кораблем можно научиться. Матросы же считают, что этому учиться незачем. Таким образом Платон снова поднимает вопрос об искусстве политики. Платон подводит нас к мысли, что можно научиться управлять государством, и ставит вопрос о воспитании правителей.

     Охарактеризовав философа через предмет его знаний, Платон приступает к попытке определить его природу. Это нужно ему, чтобы  стал понятным тезис о философах-правителях. В его понимании философ —  это «друг познания», под этим словом понимается глубоко образованный человек. Философ в представлении  Платона — это человек с  прекрасной памятью, быстрым восприятием  и любознательный. Его не интересуют детали, он видит вещь в целом, охватывая  взором бытие и эпохи. Он не слишком  высоко ценит жизнь и не обращает внимания на ее внешние блага. Ему  чуждо бахвальство. Он — «друг  и приверженец» истины, справедливости, мужества, самообладания. Платон полагает, что такого человека можно создать, непрерывно отбирая лучших представителей еще в раннем возрасте и в дальнейшем воспитывая их. С годами к этому прибавится жизненный опыт. Философ в изображении Платона отличается от ученика софистов. Интеллектуал, непрерывно критикующий других, не пользуется благосклонностью Платона, для него нет места в его храме. Для Платона основное в человеке — это гармония духа и характера.

     Образование человека невозможно без идеального образа человека. Самообразование, которое  на самом деле ограничено философской Пайдейей, приобретает свой высший социальный смысл благодаря своему отношению к совершенному государству. Эту зависимость Платон не считает чистой фикцией. Он подчеркивает, что идеальное государство возможно, хотя его и нелегко создать392. Благодаря этому понятие будущего, ради которого философ и занимается самообразованием, не переходит в область воображаемого. Теоретической жизни философа он придает удивительное напряжение, которого лишена «чистая наука»: он дает ей возможность в любое время превратиться в реальную жизнь. Благодаря такому промежуточному положению между чистым исследованием, не имеющим перед собой практических этических целей, и чисто практическим политическим образованием софистов платоновский гуманизм оказывается выше их обоих.