Есенин и фольклор

§ 1. Народно-поэтические начала в лирике С.Есенина. 
 
             Сергей Александрович Есенин - талантливейший поэт земли русской. Его 
             творчество неотделимо от духовной жизни нашей страны, ее богатой 
             национальными традициями песенной культуры. В чем же секрет столь 
             огромной популярности этого автора? Он в особом характере его природного 
             таланта, с поразительной естественностью соединившего в себе высокую 
             поэзию и живую действительность, фольклорно-песенное начало и глубокую 
             индивидуальность. К Есенину в высшей степени применимо определение, 
             которое дал в свое время Гегель Гете: он "поэтичен во всем многобразии своей 
             наполненной событиями жизни ... он всегда жил в себе, обращая в поэтическое 
             сознание все, что касалось и затрагивало его. Все становилось у него 
             лирическим излиянием - его внешняя жизнь, своеобразие его сердца... его 
             впечатления, которые производили на него многообразно переплетающиеся 
             явления эпохи, выводы, которые извлекал он из них, юношеский пыл и 
             задор...". 
             К вершинам художественного мастерства Есенин поднялся из глубин народной 
             жизни, что и определило весь характер его поэзии. Он родился в селе 
             Константинове Рязанской губернии. В одном из своих стихотворения он писал: 
             У меня отец - крестьянин, 
             Ну, а я - крестьянский сын []. 
             Любовь к деревенской России, к природе, быту, устной поэзии Есенин пронес 
             через все свое творчество. 
             Фольклорное начало отчетливо просматривается уже в первых стихах поэта. 
             Некоторые из них целиком построены на традиционно-песенном 
             материале. 
             Правда, мотивы и образы устной лирики несколько изменялись под пером 
             индивидуального стихотворца: в тексте появились новые содержательные 
             подробности, строгие ритмические очертания принимали поэтические 
             строки. Для песенного пересказа поэт выбирал главным образом любовные 
             ситуации: приглашение невесты на свидание, измена милой и вызванные этим 
             событием переживания юноши, размышления молодой девушки о своей 
             нерадостной судьбе, которую ей предсказывают приметы природы и т.д. 
             Выдвигая в своих стихах на первый план элемент занимательности, Есенин 
             обычно ставил перед собой две задачи: во-первых, он стремился сохранить в 
             сюжете его изначальный традиционный дух, в во-вторых, прилагал все усилия к           тому, чтобы сочинение его прозвучало как можно оригинальнее. 
             Преобразования, которые он делал в том или ином тексте, принимал 
             различные  формы. 
             Рассмотрим наиболее характерные из них. Раньше всего в творческой практике 
             Есенина выработался способ, связанный с введением собственного 
             лирического героя в традиционную сюжетную схему. Что представляет собой 
             эта  художественная операция, можно увидеть на примере стихотворения 
 
             "Под венком лесной ромашки..." (1911). Материалом для него послужила 
             народная песня, в которой поется о девушке, теряющей колечко и вместе с ним 
             утрачивает всякую надежду на счастье. Вот опорные строки этого лирического 
             повествования: 
             Потеряла я колечко, 
             Потеряла я любовь. 
             А по этому колечку 
             Буду плакать день и ночь . 
             Есенин изложил данное поэтическое событие следующим образом. Он сделал 
             главным героем не девушку, мечтающую о замужестве, а деревенского 
             плотника, с которым, в сущности, случается то же происшествие, что и с 
             фольклорной  героиней: чиня лодку на берегу реки, он начаянно обронил 
             "кольцо милашки в cтруи пенистой волны". Вещица была подхвачена щукой и 
             унесена прочь, а потом выяснилось что любимая девушка нашла себе нового 
             друга. Правда, поэт, пересказывая известную ситуацию, постарался 
             конкретизировать ее, вследствие  чего в ней появились стихи, которые в песне 
             отсутствовали: 
             Не нашлось мое колечко, 
             Я пошел с тоски на луг, 
             Мне вдогон смеялась речка: 
             У милашки новый друг . [1911] 
             Смеющаяся речка - это образ, найденный автором. Конечно, такие частности не 
             могли изменить общий смысл сюжета. Они лишь несколько оживили 
             лирическое действие, придавая ему тем самым оттенок реальности. Это, 
             собственно, и отвечало задаче поэта на первом этапе его работы с 
             фольклором. В дальнейшем Есенин стал придерживаться иных правил в 
             процессе создания произведений с устно-художественной основой. Они 
             сводились к тому, чтобы не теряя связи с традиционным текстом в его узловых 
             моментах, отойти от него в подборе поэтических образов и деталей. В данном 
             случае появлялись обычно вариативно-новые стихи, лишь отдаленно 
             напоминающие собой оригинал. Контакт их с песенным образом выражался 
             только в одном-двух общих сюжетных витках, в то время как лексика, 
             синтаксические фразы, сама система изобразительных  средств не имела в 
             своей совокупности определенного адресата. 
             Иллюстрацией такого приема может служить стихотворение "Зашумели над 
             затоном тростники..." (1914). Оно переплетается с известной народной песней 
             "Помню, я еще молодушкой была...", что, в свою очередь" восходит к 
             произведению Е.П.Гребенки "Молода еще девица я была...". 
             Однако отдельными штрихами сюжета есенинские стихи близки к другому 
             народно-лирическому тексту. В частности они схожи с песней "Грушица, 
             грушица моя..." 
             Пойду в зеленый сад гулять, 
             Сорву с грушицы цветок, 
             Совью на голову венок... 
             Брошу венок мой я в реку, 
             Погляжу в ту сторонку: 
             Тонет ли, тонет ли венок? 
             Тужит ли, тужит ли дружок? . 
             Есенин свел данный текст к одному запевному штриху. Венок в его 
             стихотворении лишь одна из примет "предсказывающих" молодой девушке ее 
             судьбу: 
             Погадала красна девица в семик. 
             Расплела волна венок из повелик . [1914] 
             К этой примете поэт присоединил множество других, которых в песне 
             "Грушица, моя грушица..." нет, но которые искусно выдержаны в фольклорном 
             стиле, отражая собой истинный характер народных поверий и воссоздавая 
             вследствие этого реальную процедуру гадания. Вначале Есенин старался не 
             разрушать жанровых границ обрабатываемого им устного лирического 
             творения. Его стихи в сущности оставались в тех же 
             формально-содержательных очертаниях, что и фольклорные тексты, на основе 
             которых они возникли. 
             В дальнейшем же автор отошел от такой практики и стал создавать 
             произведения, совершенно отличающиеся по жанру от своих 
             первоисточников.  Это было вызвано его стремлением к самостоятельному 
             осмыслению народно-поэтичской тематики. Так, например, на Рязанщине 
             издавна пользовалась известностью песня "Как у наших у ворот...": 
 
             До кроватки проводи, 
             До кроватки тесовой, 
             До перинки пуховой. 
             Бить-то станет - отойми, 
             Целовать-то - прочь поди []. 
             Однако поэта привлекали не эти стихи, показывающие положение женщины в 
             патриархальной семье, а другие, в которых нарисована обстановка 
             праздничного гуляния молодежи: 
             Как у наших у ворот, 
             Ой, люли, у ворот, 
             Ой, люли, у ворот, 
             Стоял девок хоровод, 
             Молодушек табунок []. 
             На их основе Есенин и создал панорамную лирическую зарисовку, наполнив ее 
             различными образными подробностями, собранными из многих фольклорных 
             текстов: 
             А у наших у ворот 
             Пляшет девок корогод. 
             Ой, купало, ой, купало. 
             Пляшет девок корогод. 
             Кому горе, кому грех, 
             А нам радость, а нам смех. 
             Ой, купало, ой, купало, 
             А нам радость, а нам смех . [1916] 
             Восторженная мажорная интонация свойственная многим есенинским 
             произведениям фольклорного происхождения. В такой лирической манере 
             написаны "Темна ноченька, не спится...", "Заиграй, сыграй, тальяночка, 
             малиновы меха...", "Выткался на озере алый цвет зари..." и др. Тут сказался 
             особый характер мироощущения молодого поэта воспитанного в семье, где 
             веселья шутка, поговорка, частушка были обыденным явлением. По всей своей 
             смысловой и эстетической значимости сочинения Есенина порой не уступали 
             традиционно-песенным. Их лексика, синтаксис, образы, ритмы казались 
             настолько точными и выразительными, как если бы все это было подобрано 
             самими народными певцами. Разумеется, подобная атмосфера в стиле 
             устанавливалась ценой неустанного творческого труда. Над художественным 
             замыслом стиха Есенин работал с неистощимым упорством, пытаясь высветить 
             каждую грань сюжета, отчего повествование нередко приобретало вид 
             необычайно простой и вместе с тем поэтически содержательной жизненной 
             формулы. Случалось, что написанное стихотворение чем-то не удовлетворяло 
             поэта, и тогда он принимался переделывать весь текст, намечая в нем то один, 
             то другой мотив, пока не добивался наиболее полного воплощения темы. В 
             итоге возникали совершенно новые произведения- в целом их можно 
             рассматривать как однотемные образно-психологические циклы стихов, 
             напоминающие собой аналогичные жанровые образования в устной поэзии. 
 
             Такова, например, группа указанных выше стихотворений, единство которых 
             обусловлено общим авторским замыслом, связанным с темой юношеской 
             любви. Самое совершенное среди них - "Выткалсяна озере алый цвет зари...", в 
             то время как два других произведения воспринимаются не более чем ранние 
             наброски к нему. Начало сюжета уже просматривается в лирическом эскизе 
             "Заиграй, сыграй, тальяночка, малиновы меха...", где в форме песенного 
             отрицательного параллелизма дано внешнее изображение девушки: 
             То не зори в струях озера свой выткали узор, 
             Твой платок, шитьем украшенный, мелькнул за косогор. 
             [1912] 
             Живописная описательность стиха расходилась в данном случае с общей 
             интонацией народных запевок, на которую автор, несомненно, 
             ориентировался,    когда сочинял эти строки. Поэтому он счел нужным 
             продолжить работу над своей  поэтической мыслью, стремясь теперь придать ей 
             динамический, событийный характер. Дальнейшее развитие тема юношеской 
             любви получила в стихотворении "Темна ноченька, не спится..." (1911). В нем 
             герой обращается к любимой девушке: 
             "Выходи, мое сердечко, слушать песни гусляра". И далее возникает картина, 
             которую поэт, по-видимому, давно рисовал в своем воображении. В центре ее -            гусляр, подробно рассказывающий читателю о том, как он. встретившись с 
             любимой,  сорвет с нее праздничную фату и поведет девушку в "терем темный, 
             лес зеленый  ... вплоть до маковой зари". 
             Но и такие стихи не составили окончательного варианта, поскольку в их 
             структуру были внесены стилевые анахронизмы, весьма распространенные в 
             фольклоре, но лишенные всякой опоры вжизни реальной (темный терем, 
             маковая заря, гусляр как главное действующее лицо и т.д.). Тогда поэт путем 
             художественной контаминации соединил в одной сюжетной ситуации мотив 
             свидания молодых людей и образ зари, ткущей на озере узоры. При этом он 
             восстановил прежнюю монологическую форму изложения от первого лица и 
             убрал из текста всю образную архаику. Так сложилась основа лирической 
             новеллы "Выткался на озере алый цвет зари...", психологическими 
             содержательной и возвышенной, которой суждено было стать популярной 
             песней: 
 
             Выткался на озере алый цвет зари, 
             На бору со звонами плачут глухари. 
             Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло, 
             Только мне не плачется - на душе светло [1910] 
             Пейзаж играет важную композиционно-сюжетную роль в данном тексте. 
             Он окрашен в народно-поэтические тона и является средством изображения не 
             только обстановки художественного события, но и душевного строя его 
             персонажей: счастливо-озорное настроение молодых людей прямо 
             противопоставлено в произведении плачу иволги и звонам глухарей. Такой 
             прием изложения был, безусловно, подсказан автору устной лирикой. Велико 
             значение фольклора в становлении поэтического таланта Есенина. В сущности, 
             все творчество его выросло на народно-песенной основе. Этим прежде всего 
             обусловлены оригинальность и многообразие лирических интонаций в 
             сочинениях поэта. 
             Поэт был прав, сказав: "Моя лирика жива одной большой любовью, любовью к 
             родине. Чувство родины - основное в моем творчестве". Это чувство связывает 
             воедино все лирические произведения Есенина: стихи с отчетливо выраженной 
             общественно-политической тематикой, любовную лирику и стихи о природе, 
             лирический цикл произведений, обращенных к сестре и матери, лирику 
             философских раздумий. В этом заключалась своеобразная цельность поэта, 
             несмотря на те внутренние противоречия, которые не покидали его до конца 
             жизни. Есенин, утверждал, что в слове "Россия" заключена и "роса", и "сила", и 
             синее что-то. Любовь к родине нашла выражение не только в содержании 
             произведений Есенина, но и в самой их художественной форме. Это прежде 
             всего обнаруживается в глубокой внутренней связи его поэзии с народным 
             устно-поэтическим творчеством. Есенин говорил о восприятии им 
             действительности "с крестьянским уклоном". Тот же самый "крестьянский 
             уклон" во многом определял и средства ее художественного изображения. 
             Прежде  всего необходимо отметить, что характер связи есенинской поэзии с 
             народным  творчеством менялся на протяжении всего творческого пути поэта. 
             Эта связь претерпевала существенные изменения, становилась все более 
             глубокой и оригинальной. Еще в раннем творчестве Есенина заметны элементы 
             стиха,  характерные для народного творчества. Таковы, например, постоянные 
             эпитеты ("темна ноченька", "кудри русые", "лиходейная разлука" и т.п.), краткие 
             прилагательные ("алы зори", "белы снега", "горючи слезы", "сине море", "буйны 
             головы"), зачины ("Сторона ль моя, сторонка", "Гой ты, Русь моя родная"), 
             частушечные ритмы ("Хороша была Танюша, краше не было в селе..."), 
             подражания ("Песнь о Евпатии Коловрате"). 
             Все это было лишь первым обращением поэта к народному творчеству, во 
             многом оно оставалось чисто внешним. Молодой поэт еще не в состоянии был 
             творчески воспринять его богатства. В 1917-18 годах, когда Есенин задумывал и           писал "Ключи Марии", он попытался более глубоко и органически воспринять 
             художественные особенности устного народного творчества. В наибольшей 
             степени это отразилось в метафорическом строе его стиха, в его подчеркнутом 
             внимании к разработке образа на основе народного образотворчества. Так 
             например, в эту пору у него встречается образ "месяц - пастух", который 
             восходит к народной загадке: "Поле не мерено, овцы не считаны, пастух рогат" 
             (небо, звезды, месяц). Известна и такая народная загадка: "Над бабиной 
             избушкой висит хлеба краюшка. Собаки лают, а достать не могут". Есенин 
             извлекает из нее собственный поэтический смысл, у него появляется целый ряд 
             образов, берущих начало из этой загадки: "Ковригой хлебною над сводом 
             надломлена твоя луна"; "Выплывает луна, ее не слопали собаки"; "Луну, 
             наверно, собаки съели. Ее давно на небе не видать". Бесспорно, что в основе 
             строк Есенина "Коромыслом серп двурогий Плавно по небу скользит" лежит 
             народное сравнение месяца с коромыслом. 
             "Гори звезда моя, не падай", - пишет поэт, и мы чувствуем здесь отголосок 
             былого народного поверья, говорящего о том, что при рождении человека на 
             небе загорается новая звезда, которая падает в момент его смерти. Так 
             постепенно углублялась связь поэзии Есенина с народной поэтикой. Однако 
             некоторые заимствования иногда осложняли и отяжеляли образную систему 
             поэта, делали ее не всегда доходчивой. 
             Действительно, представим себе неискушенного читателя, встречающегося со 
             строчкой: "Хорошо бы, на стог улыбаясь, Мордой месяца сено жевать". Читатель 
             будет немало озадачен такой загадкой (месяц жует сено!). Есенин в данном 
             случае исходит из народного сравнения месяца с конем. Но образ как бы 
             отделился от источника, чрезмерно осложнился, получилась некоторая 
             нарочитость в использовании народного творчества, которую можно объяснить 
             близостью Есенина в это время к имажинистам. 
             К подлинно народной образности примешивается имажинистское 
             "образотворчество", всегда расчитанное на то, чтобы поразить читателя своей 
             неожиданностью. В поэзии Есенина первых лет революции имажинизм иногда 
             приводил к тому, что народность источника подавлялась вычурностью 
             поэтической структуры, поскольку образ становился самоцелью. Так, например, 
             метафора "Над тучами, как корова, Хвост задрала заря" действительно 
             ошеломляла. Гораздо ярче и выпуклее было такое сравнение, очищенное от 
             имажинистских влияний: "Заря над полем - как красный тын". 
 
             Но ни прямые заимствования из русского фольклора, ни осложненные 
             переработки народной образной системы в духе имажинистского 
             "образотворчества" не дают истинной картины связи  ранней поэзии Есенина с 
             народным творчеством. Это были лишь первые опыты освоения фольклорных 
             богатств. Более глубокими нитями связаны с народно-поэтическими 
             традициями произведения Есенина 20-х годов, в которых с особой полнотой и 
             силой раскрывается его поэтический облик. В связи с этим Есенин 
             отказывается  от поверхностной стилизации, творчески осмысляет 
             художественные богатства фольклора, придает им своеобразный поэтический 
             характер. Как поэт-лирик, Есенин особенно близок своей поэтической 
             системой  к тем элементам устного поэтического творчества, которые связаны с 
             лирической поэзией. 
             И здесь главным образом следует говорить о том принципе психологического 
             параллелизма, который пронизывает все русское народное творчество и 
             встречается еще в таком древнейшем памятнике, как "Слово о полку 
             Игореве". Характерной особенностью русского фольклора является то, что в нем 
             почти не встречаются самостоятельные описания природы, она соотнесена с 
             мыслями и чувствами человека, разделяет с ним радость и горе, сочувствует 
             ему, остерегает его, вселяет в него надежду, плачет над его несбывшимися 
             мечтами. Эта исторически сложившаяся особенность русской народной поэзии 
             лежит в основе всей лирики Есенина. Положив в основу своей поэтики 
             психологический параллелизм, Есенин творчески развил этот принцип, придал 
             ему собственную окраску. Есенин постоянно обращается к русской природе в 
             тех случаях, когда высказывает самые сокровенные мысли о себе, о своем месте 
             в жизни, о своем прошлом, настоящем, и будущем. Нередко в стихах Есенина 
             природа настолько сливается с человеком, что как бы оказывается выражением 
             каких-то человеческих чувств, а человек, в свою очередь, предстает как частица 
             природы: 
             Я покинул родимый дом, 
             Голубую оставил Русь. 
             В три звезды березняк над прудом 
             Теплит матери старой грусть. 
             Золотою лягушкой луна 
             Распласталась на тихой воде. 
             Словно яблонный цвет, седина 
             У отца пролилась в бороде. 
             Я не скоро, не скоро вернусь! 
             Долго петь и звенеть пурге. 
             Стережет голубую Русь 
             Старый клен на одной ноге. 
             И я знаю, есть радость в нем 
             Тем, кто листьев целует дождь. 
             Оттого, что тот старый клен 
             Через семь лет Есенин возвращается к образу клена. Но теперь поэтом владеет 
             не радость, а горькое чувство утраченной молодости, ощущение увядания. 
             Яркий летний пейзаж сменяется картиной ледяной зимы 
(            "Клен ты мой опавший, клен заледенелый..."). 
             Как видим, и здесь "пейзаж" дан не сам по себе, он целиком соответствует 
             внутреннему настроению поэта. Клен как бы живет теми же чувствами, что и 
             автор. Пейзаж у Есенина это не просто иллюстрация чувств, которые им 
             владеют. Природа для поэта - это тот друг, чье настроение совпадает с его 
             собственным. Так, например, прошлое, настоящее, грустные думы о будущем - 
             все это сливается в единую картину осени ("Отговорила роща золотая...") "На 
             душе лимонный свет заката И сирени шелест голубой", - писал Есенин в минуту 
             тихого успокоения. "Языком залижет непогода Прожитой мой путь", - говорил 
             он в час горьких раздумий. Выражение глубоких человеческих чувств через 
             картины природы - самая характерная особенность есенинской лирики. И даже 
             тогда, когда поэт, живя в каменном городе, непосредственно не наблюдает 
             природу, не видит родного пейзажа, все же именно картины природы 
             целиком выражают его внутреннее состояние: ("Низкий дом с голубыми 
             ставнями"). 
             И когда поэт жил за рубежом, где ничто вокруг не напоминало привычного и 
             родного, он оставался самим собой, на всю жизнь влюбленным в русскую 
             природу. Вот, например, что писал он, живя в шумном и веселом Париже: 
             Не искал я ни славы, ни покоя, 
             Я с тщетой этой славы знаком. 
             А сейчас, как глаза закрою, 
             Вижу только родительский дом. [] 
             Однако картины русской природы далеко не всегда окрашены у Есенина в 
             унылые тона. В его поэзии родной край предстает расцвеченным в яркие и 
             разнообразные краски. Он видит "синь и полымя", "полей малиновую ширь", 
             "алый свет зари", "зелень озер", "синий вечер", "золото травы", "голубеющую 
             воду", на деревьях "огонь зеленый", "синий май", "июнь голубой", "черемуховую 
             вьюгу" весной, "багряную метель" осенью и т.д. Изображение собственных 
             переживаний через картины родной природы естественно приводило поэта к 
             тому, что мы называем очеловечиванием природы. Этот прием издавна 
             известен народному творчеству. Но издесь Есенин пошел по пути 
             оригинального развития этой поэтической особенности. Если в народном 
             творчестве, как правило, олицетворяются стихийные силы природы (вьюга 
             злится, ветер гуляет, солнце улыбается и т.п.), то в поэзии Есенина мы находим 
             дальнейшую конкретизацию этого поэтического приема: "Отговорила роща 
             золотая Березовым веселым языком", "Спит черемуха в белой накидке", она 
             "машет рукавом", "где-то на поляне клен танцует пьяный". Природа способна 
             поступать, как человек. О деревьях перед окнами родной избы говорится: 
 
             Там теперь такая ж осень... 
             Клен и липы в окна комнат, 
             Ветки лапами забросив, 
             Ищут тех, которых помнят. [] 
             Особенно часто возвращается поэт к образу, который олицетворяет собой 
             русскую природу - образу березы. В народном творчестве часто встречаются 
             условно-символическое обозначение деревьев: дуб - долголетие, сосенка - 
             прямота, осина - горе, береза - девичья чистота и т.п. 
             Есенин углубляет этот принцип. у него береза - "девушка", "невеста", она 
             олицетворение всего чистого и красивого. Поэт говорит о ней, как можно 
             говорить только о человеке, наделяет ее конкретными человеческими 
             приметами: 
             "Зеленокосая, в юбченке 
             белой стоит береза над прудом". 
             В некоторых стихах Есенина мы встречаемся даже с фактами "биографии", с 
             "переживаниями" березы: 
             Зеленая прическа 
             Девическая грудь, 
             О тонкая березка, 
             Что загляделась в пруд? [] [1918] 
             Такой принцип изображения необычайно приближает природу к 
             человеку. В этом одна из сильнейших сторон лирики Есенина - он 
             влюбляет человека в природу. 
  
             В народном творчестве мы встречаемся и с обратным перенесением тех или 
             иных явлений природы на человека. И этот признак весьма ощутим в поэзии 
             Есенина и также приобретает своеобразное выражение. "Все мы яблони и 
             вишни голубого сада", - говорит Есенин о людях. Поэтому так естественно 
             звучат в его стихах слова о том, что у его подруги "глаз осенняя усталость". Но 
             особенно сильно этот поэтический прием звучит там, где поэт говорит о себе. 
             "Ах,увял головы моей куст", - пишет он об утраченной молодости и вскоре 
             снова   возвращается к подобному сравнению: "головы моей желтый лист". 
             "Был я весь, как запущенный сад", - сожалеет он о прошлом. Варьируя этот 
             прием, он все более углубляет его, создает ряд образов, внутренне связанных 
             между собой: "Я хотел бы стоять, как дерево, При дороге на одной ноге"; "Как 
             дерево роняет тихо листья, Так я роняю грустные слова". И, наконец, даже не 
             упоминая слова "дерево", он вызывает этот образ словами: "Скоро мне без 
             листвы холодеть". 
             Так характерный для народного творчества психологический параллелизм в 
             изображении природы получил в лирике Есенина своеобразное развитие, 
             творческую самостоятельность и законченность. В устной поэзии нашего 
             народа издавна существует один из приемов усиления эмоциональности стиха - 
             повторение. 
             Эта черта в высшей степени присуща есенинскому творчеству. "Уж ты, радость 
             ты, моя радость, Ты куда же, радость, девалась?" - пел народ в своих песнях. И, 
             как отклик на это, звучат слова Есенина: "Где ты, где моя тихая радость?", "Где 
             ты, моя радость? Где ты, моя участь?". "Ветры мои, ветры, вы, буйные ветры!" - 
             слышится голос народного певца. И ему как бы вторит поэт: "Ветры, ветры, о, 
             снежные ветры!", "Эх, ты, молодость, буйная молодость...", "Клен ты мой 
             осенний, клен заледенелый...", "Русь моя, деревянная Русь...", "Мир 
             таинственный, мир мой древний...". Этот прием повторения однородных слов и           выражений делает стихи эмоционально насыщенными, певучими, 
             способствует  усилению лирического настроения. Используя прием повтора, 
             Есенин вывел его  рамки обращения человека к природе. Словесные повторы 
             помогают поэту    вести напряженный лирический монолог, придают 
             взволнованность его речи. А Есенин всегда взволнован - в грусти, в радости ли.        Он никогда не бывает равнодушным и бесстрастным. 
             Ах, постой. Я ее не ругаю. 
             Ах, постой. Я ее не кляну, - 
             из двенадцати слов этого двустрочия не повторяются только два, но мы в 
             первую очередь замечаем не само повторение слов, а то волнение, которым 
             охвачен поэт. 
             Ах, Толя, Толя, ты ли, ты ли, 
             В который миг, в который раз... - 
             казалось бы, здесь поэт просто повторяет одни и те же слова. Но такова 
             природа есениского стиха: повтор никогда не воспринимается в нем как 
             простое повторение, а всегда как нагнетание настроения. Этому помогают 
             вопросительные и восклицательные интонации. "Почему прослыл я 
             шарлатаном? Почему прослыл я скандалистом?" - спрашивает поэт, и мы 
             чувствуем его мучительное состояние. 
             Соединяя повтор с восклицанием, поэт так же убедительно передает 
             настроение, окрашенное в решительные тона: "О верю, верю, счастье есть!", 
             "Довольно скорбеть, довольно!" и т.п. Принцип словесного повтора лег и в 
             основу композиции подавляющего большинства лирических стихотворений 
             Есенина. Такую композицию принято называть кольцевой. В ней начальные 
             строки, выражающие главную тему, повторяются в конце как заключительный 
             аккорд, как вывод. Возвращая читателя к первоначально высказанной мысли, 
             поэт не просто повторяет ее, но настаивает на ней, создает определенное 
             создает определенное законченное настроение. в стихах: "Дорогая, сядем рядом" 
             [1923]. Подобную композицию мы встречаем в большинстве лирических 
             произведений Есенина ("Годы молодые с забубенной славой...", "Низкий дом с 
             голубыми ставнями..." и многие другие). 
             Одна из характернейших особенностей лирики Есенина - ее монологичность. 
             Эта особенность встречается и у других поэтов, но в творчестве каждого из них 
             она приобретает свою особую окраску. Поэтический монолог Есенина - это 
             доверительная беседа со слушателем. Поэт делится своими самыми 
             сокровенными думами и чувствами, заведомо предполагая в собеседнике друга, 
             на понимание которого он может вполне расчитывать. Умению Есенина вести 
             задушевный разговор с читателем, воздействовать на него в большой мере 
             способствует афористичность языка поэта. Как и другие особенности поэзии 
             Есенина, она внутренне связана с художественными принципами народного 
             творчества. Творчески осваивая это богатство национальной культуры, каждый 
             из писателей обнаруживает свой собственный подход к нему. 
за          Использование афористичности языка приобретает у каждого автора свои 
             особенности, обусловленные общим характером его творчества. 
             Есенин иногда открыто декларирует свой интерес к афористичности русской 
             народной речи: 
 
  
             Ведь недаром с давних пор 
             Поговорка есть в народе: 
             Даже пес в хозяйский двор 
             Издыхать всегда приходит. [] 
             Лиризм, эмоциональность стиха Есенина, богатая гамма настроений и ичувств 
             в его произведениях отразились и на своеобразном использовании поэтом 
             афористического склада русской речи. Формула чувства _ так можно 
             определить афоризмы Есенина столь присущие его лирике. Они богато 
             используются поэтом, скрепляя весь стих, делая его легко запоминающимся, 
             придавая ему большую силу. Таковы многие афористические выражения 
             Есенина, краткие, веские по  своему содержанию, легкие для восприятия: 
             "Так мало пройдено дорог, Так много  сделано ошибок"; "Коль не цветов среди 
             зимы, То и грустить о них не надо"; "Ведь разлюбить не можешь ты, Как 
             полюбить ты не сумела"; "Кто любил, уж тот любить не может, Кто сгорел, того 
             не подожжешь" и т.п. В подобных формулах чувств у Есенина не нужно искать 
             прямых параллелей с русскими поговорками и пословицами. Речь идет 
             о принципиальной их близости, близости конструкций и интонаций. Но в 
             есенинских стихах можно обнаружить и иную близость к народным афоризмам, 
             близость по смыслу. К примеру, в основе таких строк Есенина, как "В саду 
             горит огонь рябины красной, Но никого не может он согреть", лежит 
             выражение "Светит, да не греет". И уже совсем откровенно близок Есенин к 
             загадке "Крыльями машет, а улететь не может" в таких строках: "Так мельница, 
             крылом махая, С земли не может улететь". Есенин говорил о том, что он всегда 
             избегал в своих стихах переносов и разносок, а любил естественное течение 
             стиха, совпадение фразы и строки. Такое совпадение, действительно, 
             характерно для есенинского стиха и это во многом способствовало его 
             афористичности. 
             До конца дней Есенин сохранил свою силу в создании поэтических формул. 
             И его предсмертные стихи тоже оказались формулой, трагической и особенно 
             опасной по своей отточенной поэтической лаконичности: "В этой жизни 
             умирать не ново, Но и жить, конечно, не новей...".    В творчестве Есенина обильно представлена народная лексика. И дело здесь 
             не в рязанских диалектизмах, которые часто встречаются в его раннем 
             творчестве: "жамкать" (жевать),"булдыжник" (буян), "корогод" (хоровод), 
             "плакида" (плакальщица), "сутемень" (сумерки), "еланка" (поляна), 
             "бластился" (мерещился), и т.п. И. Розанов вспоминает сказанное 
             Слушатели часто недоумевали, а мне это сначала нравилось. Потом я решил, 
             что это ни к чему. Надо писать так, чтобы тебя понимали 
             []. Зрелый Есенин почти не употребляет диалектных выражений, 
             они встречаются у него чрезвычайно редко и употреблены к месту: 
             обращаясь к матери, он представляет ее в "шушуне" (шубейка). 
             Язык Есенина целиком уходит своими корнями в русскую национальную 
             почву, но это не приводит его к увлечению архаикой, хотя язык поэм он 
             насыщал архаизмами ("вежды", "небесные дщери", "отче" и т.п.). Скорее, это 
             была стилизация под архаику, "отче" и т.п.). Скорее, это была стилизация под 
             архаику, продиктованная условно-символическим замыслом этих поэм. Позже 
             Есенин решительно отказывается от церковно-славянской архаики. 
             Вместе с тем Есенин не отказывается от исконно русских слов, дошедших 
             до нас из глубокой древности: "благословенное страданье", "сонм чувств", 
             "златой родник", "хладная планета", "мирные глаголы", "душой своей опальной" 
             и т.п. Использование подобной лексики было подчинено все той же задаче 
             усиления эмоционального воздействия стиха, о чем говорит такая, например, 
             строфа: 
             Любимая! 
             Меня вы не любили. 
             Не знали вы, что в сонмище людском 
             Я был как лошадь, загнанная в мыле, 
             Пришпоренная смелым ездоком. [] 
 
             Весьма характерно, что как в этой строфе, так и в ряде других случаев рядом с 
             высокоторжественными словами ("сонмище людском") Есенин употребляет 
             выражения обиходного просторечия (лошадь, загнанная в мыле"). Таким путем, 
             избегая чуждого ему ложнопатетического стиля, Есенин вместе с тем сообщает 
             поэтическую величественность простому человеческому чувству, не лишая его 
             простоты. 
             Одна черта есенинской лексики особенно прочно связывает ее с древнейшими 
             формами русского языка - это употребление кратких существительных типа 
             "конский топ", "людская молвь". Стихи Есенина богаты такими словами, как 
             "темь", "морозь и слизь", "синь и сонь", "гладь", "водь", и т.п. Развивая эту 
             особенность русской речи поэт вводит такие слова, как "солнь и стынь", 
             "безгладь", "бредь", "звень", "трясь", "березь да цветь" и т.п. 
             Еще Пушкин обращал внимание русских писателей на народное творчество с 
             тем, чтобы они лучше могли увидеть "свойства русского языка". Есенин был 
             наделен редким талантом видеть и чувствовать эти свойства. 
 
             Воспринимая и творчески осмысливая исторически сложившиеся особенности 
             русской речи, Есенин в то же время широко использовал современный 
             разговорный язык, справедливо полагая, что он в гораздо большей степени 
             может помочь в установлении того внутреннего контакта с читателем, которого 
             поэт настойчиво добивался. Есенина весьма привлекала современная ему 
             лексика. Она властно проникла в его стихи. Так он пишет о расцветающем 
              клене: 
             "Без ордера тебе апрель Зеленую отпустит шапку". Тяга Есенина к современной 
             лексике выражалась в его пристрастии к просторечиям, обиходным бытовым 
             выражениям, характерным для 20-х годов: "Я сердцем влип", "Мечтать 
             по-мальчишески в дым", "паршивый лорд Керзон", "не фунт изюму" и т.п. 
 
             Есенин охотно пользовался простыми рифмами, широко известными до него. 
             В стихотворении "Памяти Брюсова" он писал: "Мы рифмы старые раз сорок 
             повторим". В его стихах много самых обычных рифм: цветет-поет, плыть-жить, 
             дорога-порога, слова-голова, тополя-поля, косогоры-просторы, 
             избенка-лошаденка, сада-прохлада и т.п. Но поэт не только повторял давно 
             известное. 
             У него немало оригинальных находок, как например: заря-рыбаря, выи-впервые 
             удачи-чудачеств, хужего-сужевать, Азия-вязевый и т.п. Есенин не был 
             безразличен к рифме. Он ощущал необходимость ее художественного 
             обогащения, наполнения ее музыкальным звучанием, необходимость 
             освобождения ее от примитивизма, назойливых повторов. Развивая подобные 
             мысли, он писал в 1921 году, что такие рифмы, которыми переполнено все наше 
             творчество: 
             достать-стать, 
             пути-идти, 
             голубица-скрыться, 
             чайница-молчальница, - 
             ведь это же только дикари могут делать такие штуки. 
             Поэтическое ухо должно быть тем магнитом, который соединяет 
             в звуковой одноудар по звучанию слова разных образных смыслов. 
             Только тогда это и имеет значение. Но ведь "пошла-нашла", 
             "ножка-дорожка", "снится-синица" - это не рифмы. 
             Это грубейшая неграмотность, по которой сами же поэты не рифмуют 
             "улетела - отлетела". Глагол с глаголом нельзя рифмовать уже по одному тому, 
             что все глагольные окончания есть вид одинаковости словесного действия". 
             И далее Есенин пишет: 
             "Отказался от всяких четких рифм теперь слова только отрывочно, коряво, 
             легкокасательно, но разносмысленно, вроде:почва -ворочается, куда - дал и 
              т.д.  Если вдуматься в это замечание Есенина о "легкокасательных" и 
             "разносмысленных" рифмах, в использовании которых он видел путь 
             художественного обогащения поэзии, то можно заметить, что Есенин 
             сознательно или бессознательно, но близок к принципам рифмовки в устном 
             поэтическом творчестве, в частности к частушкам, которые он любил и хорошо 
             знал с юношеских лет. 
             В народном творчестве довольно часто встречаются полные рифмы ("дрова - 
             голова", "платок - цветок", "прятаться - свататься", " ловить - любить" и т.д.), 
             но более характерными для народного стиха являются как раз 
             "легкокасательные", "разносмысленные" рифмы, образованные по созвучию, 
             а не по полному совпадению:"березовы - тверезы", "нужно - ружье", "канава- 
             доконала", "коровья не ровня", "велик - делить", "соколик - успокоит", "назад - 
             сказать", "утеха - уехал", "ковер довел" и т.д. Такая особенность рифмы весьма 
             характерна для Есенина, у которого мы встречаем: "лип - крик", "мост - берез", 
            "встанет - зубами", "Грудь - пруд", "березка - звездный", "месяц- свесясь - 
             новость", "осень - забросил", "Руси - донести" и т.д. Эта близость к принципам 
             рифмовки народного творчества говорит о том, что поэта рифма интересует не 
             с формальной стороны, а в ее живом произношении. это целиком отвечает 
             естественной интонации стихов Есенина. 
             Напевность - такова еще одна особенность есенинской лирики. Лирические 
             произведения Есенина написаны как песни и легко могут быть положены на 
             музыку. Лирика Есенина целиком пронизана  песенной стихией. "Засосал меня 
             песенный плен", - писал о себе поэт, подчеркивая эту особенность своих 
             произведений. Сам он часто называл свои стихотворения песнями. "Песни, 
             песни, о чем вы кричите?" - спрашивал он, имея в виду свои собственные 
             стихи. "Я пел, когда мой край был болен", - говорил он о себе. "Степным 
             пеньем" назвал поэт свое творчество. 
             Ты запой мне ту песню, что прежде 
             Напевала нам старая мать. 
             Не жалея о сгибшей надежде, 
             Я сумею тебе подпевать, - [] 
             так начинал он стихотворение о русской песне, обращенное сестре Шуре. 
             Многим своим стихотворениям Есенин дал название "Песня". Некоторые его 
             стихи сразу же воспринимались народом как песни. Так, например, было с его 
             "Письмом к матери", которое долгое время являлось одной из самых 
             популярных песен. Популярность стихотворений-песен Есенина 
             способствовало их плавное ритмическое течение, простотой языка, 
             отсутствие словесной и образной затрудненности. 
             Но дело не только в форме. Самый дух есенинской лирики близок к народной 
             стихии. 
             Сочетание сильных контрастных настроений в высшей степени характерно 
             для песенной лирики Есенина: 
             Сыпь, тальянка, звонко, сыпь, тальянка, смело, 
             Вспомни, что ли юность, ту, что пролетела? [] 
             Поэзия для есенина и была по преимуществу песенным творчеством. 
.  
             § 2. Традиции А.Кольцова в художественной интерпретации С.Есенина. 
 
             Поэзия Кольцова обладает для читателей особой очевидностью. 
             Небольшой объем творчества, ясность народно-фольклорной ориентации, 
             внимание Жуковского, Пушкина, Вяземского, Одоевского, Белинского, 
             Боткина, трагичность житейской судьбы "поэта- прасола"- все это обозримо, 
             конкретно. Между тем именно вследствие всей этой очевидности, как оно и 
             бывает в истории литературы, в связи с каким-то литературным явлением 
             остаются вопросы, которые в свою очередь как бы само собой не нуждаются 
             в разъяснении. Хотя на деле нуждаются. Одним из таких вопросов в связи с 
             Кольцовым остается вопрос о его конкретной художественной традиции в 
             поэзии, о реальном контексте этой традиции. Ни одна работа о фольклорных 
             началах в русской поэзии не обходится без имени А.В.Кольцова. 
 
             Его поэзия является типичной поэзией "открытого стиля". 
             Первейший признак поэзии Кольцова состоит в том, что принято обозначать 
             словами: "как птица поет". Есть ощущение непосредственности, как бы 
             граничащей с бесформенностью, а то и переходящей в нее: 
             Не на смерть иду, 
             Не хоронишь меня. 
             На полгода всего 
             Мы расстаться должны; 
             Есть за Волгой село 
             На крутом берегу: 
             Там отец мой живет, 
  
-             53 - 
             Там родимая мать 
             Сына в гости зовет; 
             Я поеду к отцу, 
             Поклонюся родной... [].  
             Главное здесь - прямое чувство. Вообще сила чувства, кажется безраздельно 
             царит в стихотворениях Кольцова, определяя собой все; в этом смысле его 
             поэзия является эталоном того, что для Л.Толстого как теоретика было 
             всеобщим критерием творчества ("выражение чувства"). Чувство это 
             совершенно цельно, оно словно бы ведет за собою и мысли, и образы, будь 
             то воспоминание о любви к милой, апофеоз крестьянскому труду или картина 
             трагического  леса, символизирующая смерть Пушкина. Следует, однако, 
             заметить, что "безраздельная эмоциональность", "нерассуждающая стихия" 
             Кольцова вообще-то не абсолютны. Мало того, по-своему условны. 
             Это та сфера, аура, в которую у Кольцова погружено все остальное, потому что 
             Кольцов по сути многих своих образов - поэт мысли, но особой "мысли 
             сердца", но настолько собирательной и широкой, что она словно бы и 
             отсутствует как именно мысль. А присутствует как целый мир, как глобальные 
             открытия, ведомые мощью чувства: 
             Красным полымем 
             Заря вспыхнула; 
             По лицу земли 
             Туман стелется... 
             . . . . . . . . 
             НА гумнах везде, 
             Как князья, скирды 
             Широко сидят, 
             Подняв головы...[]. 
  
             - 54 - 
             ("Урожай", 1835) 
             Любимые образы Кольцова - лес и степь. В них средняя Россия предстает в 
             своем и широком, глобальном, и сугубо конкретном обличье... Степь 
             господствует; но в ответственный момент является образ леса - могучего, 
             полного прямой тайны (стихотворения "Удалец", "Хуторок", "Домик лесника", 
             "Русская песня" (1841), наконец, "Лес" как таковой, посвященный Пушкину. 
             Чаще всего лес и степь выступают как образы-маяки во взаимодействии, 
             причем в пределах одного произведения, к примеру, Ты не пой, соловей, 
             Под моим окном; 
             Улети в леса 
             Моей родины!..[]. 
(            "Песня", 1832) 
             Аналогично в стихах "Удалец" (1833), "Молодая жница" (1836), 
             "Вторая песня Лихача Кудрявича" (1837), "Разлука" (1840), 
             "Русская песня" и др. 
             И во всем этом заключается мощная мысль, влекомая чувством. 
             Чтобы яснее проиллюстрировать этот тезис, можно вспомнить стихи 
             Кольцова, в которых философско-поэтическая мысль "согрета" эмоциональным 
             порывом; таких стихотворений не так уже мало. Вот строки из некоторых: 
             В душе человека 
             Возникают мысли, 
             Как в дали туманной 
             Небесные звезды... []. 
"           Поэт (Дума)", 1840 []. 
             Если искать в XX веке наследника всех этих качеств Кольцова,  то им бесспорно 
             окажется С.Есенин. "Есенин - это вообще во многом осуществленный 
             Кольцов". 
             Он продолжил его вширь, вглубь. Он конкретизировал многие черты поэтики, 
             явленные у Кольцова в их нерасчленонности. Несмотря на то, что Есенин 
             прожил на свете еще меньше, чем Кольцов, он производит впечатление более 
             зрелого Кольцова. Исходные данные все те же, но только резче и 
             разветвленней. Открытость стиля, напор, размах, главенство чувства и т.д., 
             которые мы обнаруживаем у Кольцова, являются кардинальными и для 
             Есенина. Даже и ключевые слова у него - те же, что и у Кольцова: буйство, 
             удаль и т.п. "Буйство глаз и половодье чувств". Эти черты у Есенина вполне 
             очевидны. Типологически они прослеживаются при сравнении конкретных 
             образов Кольцова и Есенина, к примеру: 
             Золотая словесная груда, 
             И над каждой строкой без конца 
             Отражается прежняя удаль 
             Забияки и сорванца..... 
             (С.Есенин.) 
             Тяжелей горы 
             Темней полночи 
             Легла на сердце 
             Дума черная! . 
             (А.Кольцов.) 
             Оба поэта открыты, эмоциональны и живописны, нацелены на тайную музыку 
             мира как его высокую, цельную гармонию. С другой стороны, они могут быть 
             скрупулезно вещны и эмпиричны: 
             И под лавкой сундук 
             Опрокинут лежит; 
             И, погнувшись, изба, 
             Как старушка стоит... . 
(            А.Кольцов.) 
             Я иду долиной. НА затылке кепи, 
             В лайковых перчатках смуглая рука.... 
             (С.Есенин.) 
             Но это скорее исключение, подтверждающее общие тенденции. В русской 
             традиции, что прямо сориентирована на фольклор и на классику, есть как 
             известно две духовно-стилевые линии - строго реалистичная и романтическая. 
             С последней во многом связан А.Кольцов. На его причастность к романтизму 
             обращали внимание Пушкин, Белинский, Жуковский, Вяземский, 
             Вл.Одоевский. 
             С именем Кольцова в определенной степени связан всплеск неоромантических 
             настроений в русской поэзии XX века. Здесь следует в первую очередь по 
             типологическим параметрам говорить о С.Есенине. Не только в отношении 
             открытости, но и в отношении народно-реалистической традиции родство 
             Есенина и Кольцова несомненно. Оно подтверждено как прямыми заявлениями 
             Есенина ("Идет в златой ряднине // Твой Алексей Кольцов"), так и системой 
             образов. 
             Напряженно преодолевая свою раннюю орнаментальную и имажинистскую 
             метафоричность Есенин стремится достичь и полной свободы, и полного 
             артистизма образа одновременно. Свободно-романтические музыка, напев, 
             плавность мира, его разноцветие, красочность, общая живописность, приятие 
             и любовь ко всему живому и ощущение черной бездны как рока и трагедии, 
             преодолеваемых мировым светом, солнцем, полнейшая свобода и 
             раскованность высказывания при тайном соблюдении гармонической формы, 
             никогда не превращающейся в оковы, торжество "буйного" чувства и светлого 
             разума, обретших единство исходное, изначальное, контрастность и яркость, 
             неспешность и резкость, космизм и филиграннейшая конкретность - все эти 
             черты предельной творческой свободы, свойственной высокому романтизму, 
             черты одновременно типологические и пронзительно индивидуальные, 
             строгие и непринужденные присущи Есенину в высшей степени. И оглядка его 
             на Кольцова на этом своем пути - несомненна. Учитываемый и ранее, Кольцов 
             помог Есенину выйти к живой воде чистого чувства. Сравним: 
             На лице моем 
             Кровь отцовская 
             В молоке зажгла 
             Зорю красную. 
             Кудри черные 
             Лежат скобкою; 
             Что работаю - 
             Все мне спорится... 
             В края дальние 
             Пойдет молодец: 
             Что вниз по Дону, 
             По набережью, 
             Хороши стоят 
             Там слободушки! 
             Степь раздольная 
             Далеко вокруг. []. 
             (А.Кольцов.) 
          ...Далеко сияют розовые степи, 
             Широко синеет тикая река. 
             Я - беспечный парень. Ничего не надо. 
             Только б слушать песни - сердцем подпевать, 
             Только бы струилась легкая прохлада, 
             Только бы не сгибалась молодая стать. 
             Выйду за дорогу, выйду под откосы, 
             Сколько там нарядных мужиков и баб! 
             Что-то шепчут грабли, что-то свищут косы, 
             Эй, поэт, послушай, слаб ты иль не слаб []. 
(            С.Есенин.) 
             Образно-словесная фактура вся в пределах одной атмосферы: золотой, черный, 
             красный, синий, удаль, молодец, степь, лес, небо, конь, косарь и коса, хмель, 
             радость, черная туча, тоска-беда-горе... Интонации соответственны. Для 
             примера можно проследить единство различных мотивов на разных уровнях 
             глубины образа. Есенина и Кольцова роднит открытое чувство трагедии мира 
             при всем его светлом торжестве и радости - чувство, извечно свойственное 
             высокому романтическому творчеству. Оно связано с ощущением рока и иных 
             неведомых объективных сил; оно же - от истории родных мест всей этой 
             срединной, южной России с ее тысячелетней трагедией. Грандиозные образы 
             родятся лишь на трагедии. Иное дело, что самой трагедии для них мало; что 
             высокий свет мировоззрения вступает в борьбу с черной, серой бездной. Но 
             без нее нет правды. Исторический Север стал, с его тихой пуританской 
             жизнью, держателем устоев, хранителем и самой культуры; трагический 
             Юг - это размах, "вдрызг", "бездна", всесветность доли и поражения. И н на 
             всем - свет и величие судеб мира. Стих "удалых", "раздольных" образов 
             Кольцова и Есенина - в ощущении одновременных радости и "надрыва" мира, 
             в осознании мощи и силы духовного, исторического, космического 
             противоборств, отражаемых одно в другом непрерывно: 
             Разойдусь с бедою - 
             С горем повстречаюсь.... 
(            А.Кольцов.) 
             Беспокойная, дерзкая сила 
             На поэмы мои пропилась.... 
(            С.Есенин.) 
             Обращает на себя внимание пронзительная цветовая рельефность, 
             живописность южной романтической поэзии. Безудержная южная стихия, 
             поддержанная резким солнцем и "синим ветром", зноем, красками, яркостью 
             самой природы, не позволяет поэту ни аскетизма, ни просто сдержанности: 
  
             На лице моем 
             Кровь отцовская 
             В молоке зажгла 
             Зорю красную... . 
(            А.Кольцов.) 
             Золотая словесная груда... . 
(            С.Есенин.) 
             Музыка, гулкий ритм, напев господствуют в их стихах. Есенин- из тех, что 
             хранил секрет великого русского дольника XX века: одновременно предельно 
             резкого и предельно плавного, музыкального и напевного. Искусством этого 
             сочетания владел до него лишь Блок. Их достижения на этом поприще вполне 
             сопоставимы. Сравните: 
             В легком сердце - страсть и беспечность! 
             Словно с моря мне подан знак. 
             Над бездонным провалом в вечность, 
             Задыхаясь, летит рысак... . 
             (А.Блок.) 
             Город, город! Ты в схватке жестокой 
             Окрестил нас как падаль и мразь. 
             Стынет поле в тоске волоокой, 
             Телеграфными столбами давясь... . 
(            С.Есенин.) 
             В классическом XIX веке у них был в этом очевидный предшественник - 
             Кольцов. Ритмические эксперимента великих Лермонтова, Тютчева, Фета по 
             смелости не идут в сравнение с тем, что сотворил Кольцов и что так и названо 
             - "кольцовский стих" за невозможностью ввести это в общепринятую 
             профессиональноканоническую систему. Как известно, этот стих можно 
             трактовать как "анапест+ямб", а при искусственном скандировании - как 
              хорей. Но эти конкретные признаки не дают представления о тех предельной 
             интонационно-напевной свободе, размахе, удали, которые дает этот мощный 
             стих: 
             Раззудись, плечо! 
             Размахнись, рука! 
             Ты пахни в лицо, 
             Ветер с полудня... . 
             При этом мы знаем, что Кольцов непринужденно владел каноническим ямбом 
             (многие стихотворения, особенно ранние), а также простым анапестом ("Глаза", 
             1835), хореем ("Разлука", 1840) и т.д.; но, конечно, истинный его триумф - это 
             его знаменитый логаэдический дольник, проложивший дорогу Блоку, Есенину 
             и другим. Виртуозные мелодические ходы, признак музыкально-ритмической 
             свободы, есть в стихах Кольцова и помимо самой его гениальной 
             фольклорно-личностной схемы. Например, 
              Чего душа хочет - 
              Из земли родится; 
              Со всех сторон прибыль 
              Ползет и валится... . 
               Или: 
             Не родись богатым, 
             А родись кудрявым: 
             По щучьему велению 
             Все тебе готово . 
             Располагая грандиозным опытом Пушкина, Есенин обращается к песням 
             родного Кольцова. Сложная и, по сути, во многом изощренная поэзия Есенина 
             чрезвычайно расширила кольцовскую стихию, придала ей несколько иные 
             очертания. Но основополагающие принципы, несмотря на реформы, остались 
             неизменными. Они то и определяют духовное родство двух самобытных 
             художников - прямых выразителей сознания русского народа.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ 
 
             С.Есенин - представитель нового поколения крестьянской поэзии. Она в свою 
             очередь - исключительно самобытное и сложное явление в отечественной 
             литературе. Возникла как одна из форм сближения устно-поэтической традиции 
             с письменной. Наследуемые новокрестьянскими авторами поэтические 
             традиции многообразнее, хотя грани, разделяющие их со своими 
             предшественниками, не были особенно резкими. Как и прежде, они писали не 
             столько о своей личной судьбе, сколько о судьбе крестьянства в целом, о 
             национально-исторической и национально-эстетической основе русской 
             жизни. Поэты из народы создали в начале ХХ века высокохудожественную 
             лирику. Общечеловеческое в их стихах и песнях непременно преломлялось 
             сквозь спецефически крестьянское. Своеобразные отношения установились у 
             новокрестьянских художников с большой литературой. В отличие от суриковцев 
             они уже не называли себя самоучками, наоборот, их поэтическая мысль и 
             архитекторика стиха оказались на уровне самых высоких достижений русской 
             поэзии ХХ века. 
С.         Есенин - это стихи, идущие от жизни, от знания крестьянского быта. Главное 
             место в них занимает реалистическое изображение деревенской жизни. 
             Неслучайно сильная сторона его первого сборника стихов "Радуница" как раз и 
             заключалась в лирическом изображении русской природы. Значимость 
             есенинской лирики состоит в том, что в ней чувство любви к родине всегда 
             выражается не отвлеченно и риторично, а конкретно в зримыхпейзажных 
             образах. Есенин одухотворяет и олицетворяет природные явления: "Черемуха 
             манит рукавом", "Словно белой косынкой подвязалась сосна" и т.п. В то же 
             время поэт активно использует прием психологического параллелизма, к 
             примеру, "С алым соком ягоды на коже..." или "На закат ты розовый 
             похожа...". 
             Изображение человека в общении с природой дополняется у Есенина любовью 
             ко всему живому. В таком взгляде были отголоски древнего представления о 
             человеке, природе, надолго удержавшегося в сознании крестьянства. 
             Значимость произведений С.Есенина определяется позицией лирического "я", 
             со всей окружающей стихией бытия. С другой стороны, природная сущность - 
             не фон, не второстепенный элемент общей композиции. Они - духовное 
             пристанище поэта. Таковы наиболее характерные мотивы раннего творчества 
             С.Есенина. Они опираются на устно-поэтическую народную традицию и 
             лирику А.Кольцова. Фольклорное начало отчетливо просматривается уже в 
             первых стихах С.Есенина. Некоторые из них целиком построены на 
             традиционно-песенном материале. С другой стороны, налицо оригинальность 
             поэта: в тексте появились новые содержательные подробности, а поэтические 
             строки принимали строгие ритмические очертания. В дальнейшем автор создает 
             произведения, совершенно отличающиеся по жанру от своих первоисточников. 
             Это было вызвано его стремлением к самостоятельному осмыслению народно- 
             поэтического материала. В конечном итоге именно данная тенденция 
             обусловила оригинальности и многообразие лирических интонаций поэтов. 
             Развитие его творческой индивидуальности проходит с опорой на традицию 
             А.Кольцова, первейший стилистический признак которого состоит в том, что 
             принято обозначать словами: "как птица поет". Любимые образы у него - лес и 
             степь. В них средняя Россия предстает в своем и широком, глобальном, и сугубо 
             конкретном обличие... Если искать в ХХ веке наследника всех поэтических 
             качеств А.Кольцова, то им бесспорно окажется С.Есенин. Открытость стиля, 
             напор, размах, главенство чувства и т.д., которые мы обнаруживаем у Кольцова 
             и в народных песнях, являются кардинальными и для Есенина. Даже ключевые 
             слова у него- те же: буйство, удаль и т.п. Сложная и, по сути, во многом 
             изощренная поэзия Есенина чрезвычайно расширила кольцовскую стихию, 
             придала ей несколько иные очертания. Но основополагающие принципы, 
             несмотря на реформы, остались неизменными. Они то и определили духовное 
             родство двух самобытных  художников - прямых выразителей сознания русского 
             народа.