Анкета удовлетворенности работой

      1.3.4. Взлет и упадок  советской бюрократии. Гиперцентрализм закономерно способствует росту бюрократического аппарата. В условиях натурализации экономики и сильной деформации товарно-денежных отношений развивается система вертикальной ответственности. Так называемый демократический социализм быстро перерождается в авторитарный. Руководители более низкого ранга назначаются вышестоящими чиновниками и не несут ответственности перед работниками тех ведомств, организаций и учреждений, которыми руководят. Власть для народа эволюционировала не во власть народа, а во власть бюрократии от имени народа. Быстро разрушается, так и не успев полностью сформироваться, механизм подчинения центра воле трудящихся. Такой механизм, по мысли Ленина, должен был осуществляться через партию, профсоюзы, Советы и другие органы представительской власти, опираться на инициативу масс [18]. Ликвидация "старой гвардии" в партии, огосударствление профсоюзов и лишение Советов реальной власти парализовали обратную связь, постепенно превратив демократию в фикцию.  

Основой разраставшегося  бюрократического аппарата была монополизация  роли в иерархическом разделении общественного труда. Для советской  бюрократии, как и для бюрократии вообще, характерны стремление ускорить ход дела административными методами, абсолютизация формы в ущерб содержанию, принесение стратегии в жертву тактике, подчинение цели организации задачам ее сохранения. "Бюрократия, — писал К. Маркс, — считает самое себя конечной целью государства. Так как бюрократия делает свои «формальные» цели своим содержанием, то она всюду вступает в конфликт с «реальными» целями. Она вынуждена поэтому выдавать формальное за содержание, а содержание — за нечто формальное. Государственные задачи превращаются в канцелярские задачи, или канцелярские задачи — в государственные" [19].  

В то же время советская  бюрократия обладала и рядом специфических  черт. Для нее характерно сращивание законодательной и исполнительной, военной и гражданской, административной и судебной власти, слияние партийного и государственного аппарата. Административно-командная  система — это своеобразная, идеологизированная форма бюрократизма. Важную роль в увеличении прав и полномочий советской бюрократии сыграл тезис о чрезвычайной ситуации и учение об обострении классовой борьбы.  

В рамках бюрократической  структуры можно выделить высшее, среднее и низшее звенья. С известной  долей условности к высшему звену  следует отнести бюрократический  аппарат центральных органов, к  среднему — чиновников областных  органов, министерств и ведомств, и к низшему — работников управления заводов, фабрик, организаций и учреждений. Несомненно, что в условиях культа личности вся полнота власти принадлежала высшему звену. В последующий  период происходит значительное усиление бюрократии среднего звена, а в настоящее  время — низшего.  

В условиях административно-командной  системы происходит фактическое  огосударствление рабочей силы. Достаточно вспомнить широко практиковавшиеся до недавнего различные формы  государственного принуждения (например, массовое использование в 30-50-е годы труда заключенных; привлечение  миллионов людей — рабочих, служащих, учащейся молодежи и интеллигенции  — к осенне-полевым сельскохозяйственным работам и др.). К этому следует  добавить необоснованные массовые репрессии, затронувшие в период культа личности Сталина несколько миллионов  человек!  

Фактическая утрата трудящимися положения собственника средств производства привела к  перерождению общенародной собственности  в государственную, нарастанию процессов отчуждения, социальной апатии, падения дисциплины. Широко стало распространяться представление о государственной собственности как "ничейной". И дело не только в некомпетентности некоторых принятых от имени государства важных (затрагивающих судьбы миллионов людей!) решений, вроде переброски северных рек на юг, и т.д. Дело в том, что такие решения стали возможны в результате возникновения разрыва собственности и ответственности, фактического устранения коллективов трудящихся от оперативного управления социалистической собственностью.  

Для бюрократии характерно отношение к работникам как к "винтикам" государственной системы. Действительно, полное огосударствление экономики лишает рабочих свободы  выбора места и характера работы. Государство монопольно определяет условия предоставляемой работы, ее содержание, систему оплаты, формирует  репрессивный аппарат, законодательно ограничивает формы протеста. Происходит не только формальное, но и реальное подчинение труда государственно-бюрократическому строю. Под видом борьбы с характерными для капитализма отношениями  вещной зависимости и экономического принуждения воспроизводятся предкапиталистические формы — отношения личной зависимости и внеэкономического принуждения. Этому служила целая система принятых в 30-е годы мер: суровые наказания за опоздания и прогулы, введение обязательного минимума трудодней в колхозах, жестокие репрессии за хищения государственного и колхозного имущества. Защитная функция советских профсоюзов была практически ликвидирована, профсоюзные лидеры стали послушными марионетками в руках административного аппарата. Произошло фактическое огосударствление профсоюзов.  

В 30-е годы принимается  ряд постановлений и указов, фактически прикреплявших рабочих к отдельным  предприятиям и учреждениям. На это, в частности, было направлено введение трудовых книжек и особенно Указ Президиума Верховного Совета СССР "О переходе на восьмичасовой рабочий день, на семидневную рабочую неделю и  о запрещении ухода рабочих и  служащих с предприятий и учреждений", принятый 26 июня 1940 года. Согласно этому  Указу, прогул без уважительной причины  карался исправительными работами сроком до 6-ти месяцев с удержанием до 25% зарплаты. За самовольный уход с предприятия грозило тюремное заключение от 2-х до 4-х месяцев. Нарушителей  привлекали к ответственности в 5-дневный срок. За первый месяц после  принятия Указа была возбуждено более 100 тыс. судебных дел, а за полтора  последующих — еще 900 тыс. [20]. Подобные постановления и приказы способствовали росту неограниченной реальной власти заводской администрации над  работниками, вытеснению экономических методов управления внеэкономическими, резкому ухудшению социально-психологического климата на производстве и в стране в целом.  

Стремление нижестоящих  чиновников выслужиться перед вышестоящими породило такое характерное для  административно-командной системы  явление, как "перегибы". В отличие  от экономических методов управления, которые в значительной мере действуют автоматически и воспроизводятся на собственной основе, внеэкономические методы управления необходимо воспроизводить искусственным путем. При этом всегда легче "перегнуть" палку, чем "недогнуть", ибо есть реальная опасность поплатиться за "гнилой либерализм". В условиях сегментарной системы управления существует объективная тенденция к росту перегибов на каждом более низком уровне пирамиды власти. Нарастание перегибов доводит до абсурда любые предложенные "наверху" меры, превращая их в очередную кампанию (внедрение кукурузы, борьба против пьянства и т.п.).  

Укрепление государственно-бюрократической  формы собственности происходит за счет коллективной, кооперативной  и индивидуальной форм собственности. Не только в теории, но и на практике субъектом собственности считалось  только государство. Между тем именно через предприятия и трудовые коллективы осуществлялось реальное соединение рабочей силы со средствами производства. В условиях общественного разделения труда предприятия не могли не иметь особые экономические интересы. Эти интересы отнюдь не исчезали от того, что бюрократические органы перестали с ними считаться.  

Не только государственные  предприятия, но даже и колхозы были лишены реальных прав владения, пользования  и распоряжения принадлежащими им ресурсами. Первоначально для колхозов устанавливалась  система обязательных заготовок  только по зерну, однако в дальнейшем система обязательных закупок охватила все основные виды продовольственных  и технических культур, а также  продукцию животноводства. Государство, определяя структуру закупок, навязывало тем самым определенную структуру  производства. Монопольно устанавливаемые  цены предопределяли эффективность (или  неэффективность) производства отдельных  видов продукции. Тем самым колхозы  не могли рационально распоряжаться  своими средствами производства и даже своими (хранящимися в Госбанке) деньгами.  

Тормозящую роль оказывает и мелочная регламентация  производства. Следствием чрезмерного  огосударствления становится фактическая  утрата колхозно-кооперативной формой собственности своего кооперативного содержания. Чрезмерная опека со стороны  государства парализовала развитие нашего сельского хозяйства, способствовала возникновению такого странного  и трудно объяснимого с позиций "концепции развитого социализма" явление, как продовольственная проблема. Советский Союз в середине 80-х годов по урожайности зерновых занимал 90-е место, а по урожайности картофеля — 71-е место, отставая не только от среднемирового уровня, но также от среднего уровня всех развивающихся стран! К сожалению, это отставание не сокращалось, а увеличивалось и в последующие годы. За 1974-1985 гг. сельскохозяйственное производство увеличилось в СССР лишь на 11,6%, тогда как среднемировое производство выросло на 30,6% [21].  

Дискриминации подвергалась индивидуальная трудовая деятельность и соответствующая ей индивидуальная трудовая собственность. Целесообразность их сохранения в мелкой розничной  торговле и сфере услуг доказывается современным опытом развитых и развивающихся  стран. Действительно, индивидуальная трудовая деятельность эффективна везде, где производство еще не достигло высокого научно-технического уровня и крупных масштабов. Не секрет, что семейное производство было вытеснено в 30-е годы не экономическими, а административными методами, что существенно ограничило удовлетворение общественных потребностей. Огосударствление происходило тогда не только в сфере производства, но и в сферах распределения, обмена и потребления. Государство определяло стандарты бытия человека во всех сферах в соответствии с местом, которое он занимал в партийно-государственной иерархии.  

Особенно наглядно это проявлялось в сфере распределения. Первоначально здесь господствовали уравнительные тенденции. Их развитию способствовала существовавшая в первой половине 30-х годов и в годы Великой Отечественной войны  карточная система, а также широко распространенный в 50-60-е годы принцип  примерно равной оплаты за разный труд, что способствовало падению стимулирующей  роли заработной платы. В годы застоя к этому добавилась практика выплаты  незаработанных премий, рост различных  привилегий в зависимости от места  в партийно-государственной иерархии, с одной стороны, и рост нетрудовых доходов — с другой. Эти процессы также способствовали углублению разрыва  между трудовым вкладом и его  оплатой.  

В условиях административно-командной  системы господствует редистрибутивный принцип распределения продукции. Причастность к власти означает и причастность к распределению. Вертикальная, зависящая от Центра, форма распределения продукта воплощается в номенклатурных уровнях распределения. Поэтому главной формой социальной борьбы становится не борьба вокруг собственности на средства производства, а борьба за доступ к ключевым рычагам распределения, за контроль над каналами распределения. Доход в обществе все больше зависит от статуса, чина и должности. Социальное деление общества выражается в его разделении на рядовых производителей и управляющих. Возникает целая система спецраспределителей дефицитной продукции для людей, причастных к власти. Торговля соединяется с распределением, становится не формой обмена, а формой редистрибуции. Возникают спецмагазины, спецбуфеты, спецстоловые и т.д.  

Наличие доступа  к дефицитным товарам у отдельных  социальных групп и их отсутствие у других становится важным фактором, усиливающим социально-экономическое  неравенство. Если рядовые производители "отоваривают" свои деньги в системе госторговли и на колхозном рынке, то представители управленческого аппарата имеют возможность получить продукцию и через спецраспределители, в которых имеется широкий круг товаров, продаваемых по государственным (как правило, монопольно низким) ценам. Единая покупательная сила денег деформируется: она становится разной у разных социальных слоев и групп. В этих условиях прокламируемое всеобщее равенство все более и более превращается в фикцию.  

Углублению неравенства  способствовала и сложившаяся система  распределения общественных фондов потребления, также ставшая основой  для различных привилегий (в первую очередь работников государственного аппарата). Дифференциация доходов  независимо от реального трудового  вклада стала особенно заметной на фоне инфляционных процессов, окончательно деформировав принцип "от каждого  — по способностям, каждому —  по труду". Кстати, сам факт нарастающей  инфляции явился своеобразным проявлением  внутренних противоречий хозяйствования в условиях административно-командной  системы. Инфляция (до конца 1980-х гг. незамечаемая нашей статистикой) наглядно показывала разрыв между словом и делом, между официальными показателями роста уровня жизни и ее реальным уровнем, уровнем дефицитной экономики.  

Нарастающее неравенство  усиливает кастовые признаки бюрократии. Начинают развиваться такие черты, как эндогамность (стремление вступать в браки лишь с людьми "своего круга"), престижное потребление (оно пронизывает весь образ жизни и находит свое выражение в специфическом знаковом характере одежды, предметов быта и т.д.), чувство избранности, сословная психология и т.п. Характерно, что в качестве ответной реакции у рядовых производителей возникает понимание равенства и социальной справедливости как уравниловки в потреблении, что нашло наглядное отражение в кампании по борьбе с привилегиями.  

Роль бюрократии в условиях административно-командной  системы особенно велика, потому что  ей противостоит рыхлая социальная структура. "Бессубъектное общество", однако, неоднородно. Оно состоит из множества  социальных групп, различающихся по социальному статусу: уровню дохода, потребления, степени защищенности прав и т.д. Наличие мелкогрупповых интересов, множественность статусов, региональный и ведомственный сепаратизм рабочих способствует росту группового и профессионального эгоизма и кретинизма. В условиях общей материальной скудости общества большую роль играют различия в потреблении. Умело используя различные мелкие привилегии (премии, право на заказ, выдача бесплатной путевки, льготная очередь на покупку автомобиля, получение квартиры и т.д.), бюрократия препятствует единству рабочего класса, осознанию им своих классовых интересов в условиях административно-командной системы. Проблема перехода трудящихся из одной структуры в другую также зависит от представителей местной администрации, что объективно укрепляет ее роль в обществе.  

Оборотной стороной бюрократической системы является наличие широких маргинальных слоев. Их развитию способствовали массовая миграция из деревни в город, люмпенизация интеллигенции и наличие многообразных  слоев неполноправной рабочей силы (зеки, стройбат, дисбат, обитатели лечебно-трудовых профилакториев психоневрологических диспансеров). Неудивительно, что до последних лет существования СССР министерство внутренних дел по объему выпускаемой продукции стояло на 6-м месте среди производственных министерств [22]. Образ "социалистического лагеря" возник отнюдь не на пустом месте. И действительно, лагерная субкультура до сих пор сохраняется в нашем обществе.