Врожденный порок сердца

«Каждый человек может объявить перерыв, но ни один человек не может сказать, когда этот перерыв окончится».
Курт Воннегут «Колыбель для кошки»

В обесцвеченном приёмном покое равнодушно и монотонно медсестра задает вопросы и заполняет медицинскую карту. Только на несколько секунд она отрывается от скучного и привычного занятия, когда записывает в твоей карточке «врожденный порок сердца (ВПС), митральный…». Вскинув на тебя, а точнее на твой круглый живот глаза, она взглядом даёт понять, что думает о нас...
- Снимите украшения и отдайте мужу.
Ты неохотно снимаешь и протягиваешь крестик и обручальное кольцо. Моя попытка поспорить с медсестрой, что нательный крестик и колечко – это не украшения, а скорее обереги, талисманы, бесполезна. Потому что: «Не положено!» Кем не положено, зачем не положено?
Я смотрю, как хрупкая фигурка удаляется по длинному коридору. Ты несколько раз оглянулась, испуганно улыбаясь мне. На середине вдруг остановилась, словно передумала идти, но уверенная рука медсестры слегка подталкивает, и ты, подчинившись, бредешь дальше.
Медсестра, вернувшись, удивлена, что я продолжаю еще находиться здесь, и выпроваживает меня за дверь приемного покоя.
- Узнавайте. Звоните.
На улице, разжав кулак, долго рассматриваю кольцо и крестик. Мне кажется, что они ещё хранят твоё тепло. На цепочку к крестику добавляю кольцо и вешаю на шею - хочется, чтобы ты хотя бы так была со мной.
Еще мне беспризорно-неуютно без тебя и страшно уходить далеко от большого серого трехэтажного здания, где находишься сейчас ты. Оно держит меня. Оно как старая потрёпанная шкатулка, что хранит бесценное сокровище – моих любимых людей. И я брожу вокруг как сторож. Делаю круг за кругом, понимая, что выгляжу глупо, но и уйти не хватает сил. На десятом круге доходит, что можно узнать номер палаты, потом по циферкам на окнах найти твое окно, и я бегу назад в приемное отделение.
В глазах медсестры уже нескрываемое раздражение, но мне совершенно на это наплевать.
Окно на втором этаже с цифрой пять, пронумерованное чей-то заботливой рукой, нахожу быстро, и я уже люблю это окно. На крик выглядывают несколько женщин, а потом подходишь ты. Мы, молча, смотрим друг на друга. В голове всякая чушь - хорошо, что твоя палата номер пять потому, что мы познакомились пятого. В этом нет никакой связи. Я создаю эту связь сам, словно создав, смогу защитить тебя от плохого. От того плохого, чего оба боимся, от того, что говорили врачи, уговаривая не рисковать. А мы рискнули, мы посмели.
Я помню, как убеждал тебя: «Глупо и бессмысленно рисковать своей жизнью... Ребенка можно взять из детдома. Какая разница кто его родил?..» Я повторял эти слова,.. и сам, до дрожи, до сумасшествия, хотел с в о е г о ребенка! Своего! А ты тихо плакала или просто молчала в ответ и знала, что я вру. Ты, маленькая, хрупкая, моя любимая женщина, оказалась в сотни раз храбрее меня, сильнее и мудрее. Однажды на очередные махания руками перед твоим носиком, ты вдруг очень жестко ответила, как отрезала: «Или у нас будет наш ребенок, или не будет больше ничего!»
Сделав вид, что обиделся на такое твоё несерьезное отношение к запрету врачей, я на самом деле очень обрадовался. Обрадовался как мальчишка, переложив эту ответственность на твои плечи. Ты решила, а я подчинился. Как же сладко было моё подчинение...
И в эти месяцы ожидания, тихой радости, мы больше не говорили о том, чего боялись оба.
Только в марте, когда после консультации у «светила» кардиологии тебе вновь было предложено прервать беременность, сказала:
- Если что, вызови маму, она поможет.
«Если что» долбануло тогда в грудине неприятно и инородно, как враг, что, не спрашивая, захватывает твои владения.
В квартире тихо и пусто. На столе лежит раскрытая книга Воннегута «Колыбель для кошки». Это твоё любимое произведение, которое перечитывалось уже много раз.
Я начинаю читать с открытой страницы: «Каждый человек может объявить перерыв, но, ни один человек не может сказать, когда этот перерыв окончится...»
И всё, что я сейчас хочу, это стать невидимой тенью, что защитит тебя и нашего еще не рожденного малыша. Я хочу объявить перерыв в своей жизни, чтобы помочь тебе. Я готов отдать тебе своё здоровое сердце...
Господи, что я несу!.. Я, *лять, здоровый мужик, сижу посреди нашей квартиры, кидаюсь мысленно благородными фразами о своем готовом самопожертвовании, а на самом деле, на заклании сейчас ты! И ничего нельзя отменить, ничего нельзя отложить на потом. Время пошло, у него нет никаких перерывов. И мой договор со своей совестью, подписанный твоей кровью, уже заключен. И это ты шагаешь в черную пропасть, из которой можешь не вернуться. И это моё желание иметь с в о е г о ребенка обмотано удавкой на твоей шее. И как же дико, до дрожи, до исступления я хочу, чтобы ты вернулась, чтобы справилась сама и смогла спасти и его...
Я нащупываю на груди твой крестик и колечко и шепчу в никуда: «Спаси и сохрани их…... прости меня, дурака».