Особенности драматургии А. Н. Островского

Особенности драматургии

А. Н. Островского 

       Изучению  творчества великого русского драматурга А. Н. Островского посвящено большое  количество литературных исследований. В них рассматриваются общие  и частные проблемы творчества: идейно - художественное своеобразие его пьес, место их в русской драматургии того времени и т. д. Чтобы осмыслить, что собой представляет феномен драматургии одного из создателей русского реалистического театра, мы обратились к работам общетеоретического характера. Это, прежде всего монографии А. И. Ревякина «Искусство драматургии А. Н. Островского», А. И. Журавлёвой и В. Н. Некрасова «Театр А. Н. Островского», В. В. Основина» Русская драматургия второй половины  XIX века» и др.

       А. И. Ревякин обращает внимание на особенность типизации характеров в пьесах Островского. Он отмечает, что драматурга привлекали, как правило, не исключительные личности, а «обычные, рядовые социальные характеры большей или меньшей типичности»¹. Образы – персонажи даны в их социально исторической конкретности, «это в высшей степени законченные и выразительные типы определённого общественного положения, времени и места»². Так, Прибытков («Последняя жертва»), Кнуров («Бесприданница») -  типичные  представители пореформенной буржуазии, с присущими ей чертами внешней цивилизации, бессердечия, холодной расчётливости в торговых делах и в быту. Островский создаёт яркие, живые характеры в динамике их развития и многообразности проявления их внутренней сущности. При этом он всегда особо подчёркивает в действующем лице главенствующую социально – типическую черту. Например, Кнуров в обыкновенном бытовом разговоре с Вожеватовым так объясняет свои редкие посещения семейства Огудаловых: «Да неловко; много у них всякого сброду бывает; потом встречаются, кланяются, разговаривать лезут. Вот, например, Карандышев, - ну что за знакомство для меня»³. («Бесприданница», д. I., явление 2) В этих словах проявилась не только индивидуальная особенность персонажа – снобизм, но и яркий пример социально – типической характеристики. Это говорит – цивилизованный «идол», миллионер, презирающий всех малосостоятельных людей.

       Персонажи пьес Островского поражают разнообразием, глубокой индивидуальностью, всегда конкретным и абсолютно самобытным характером. При этом драматург обнаруживает дар глубочайшего проникновения в их психологический мир. Вот невежественное самодовольство Подхалюзина, спрашивающего Тишку: «А что, Тишка, похож я  на француза? А? Да издали погляди! («Свои люди сочтёмся» д. IV, явление 1)⁴. Или спесивое, важнопокровительственное обращение Беневоленского с Добротворским, сменяющееся совершенно искренним движением человека, на одно мгновение потерявшего уверенность в собственных достоинствах: «А отдадут за меня, коли, мне понравится? («Бедная невеста», д.II, сцена 2,явление 10)⁵. Произнеся эти слова, Беневоленский, как прожектором, осветил самого себя, свою жизнь. Он – то знает, что, несмотря на его богатство, за него могут и не отдать благородную девицу.

       Духовный  мир действующих лиц в драмах Островского, как отмечает Журавлева, изображается преимущественно не через монолог, не прямым самораскрытием действующего лица, а его участием в действии и бытовом диалоге. Островский прибегает к монологу только в кульминационные моменты действия, а именно тогда, когда «прозревает», когда он стремится сформулировать какие – то свои новые взгляды, новое понимание жизни или своего положения. «Монологи героев Островского- подведение итога, пусть и не всегда это итог всей жизни героя, но обязательно какого – то её этапа»⁶. Сама же эта внутренняя духовная работа, как и характеристики психологических состояний героя в тот или иной момент, даётся иными средствами. Главное среди них – диалоги. Герои, разговаривая партнёрами, могут прямо описывать свои чувства, но это обязательно должно быть сюжетно мотивировано, связано с конкретной ситуацией (например, разговоры Юлии Тугиной с Дульчиным или рассказ о своей «любви» к Дульчину, который Ирина Лавровна преподносит Прибыткову, чтобы получить у него денег, - в «Последней жертве»)

       Индивидуализация  персонажей достигается введением в пьесу сведений об их происхождении, жизненной практике, общественном положении и культуре. Для большей полноты драматург нередко сопровождает их характеристики справками, которые даются в афише.      

       Например, сведения о Большове («Свои люди – сочтёмся»), Катерине («Гроза»), чиновнике Крутицком («Не было ни гроша, да вдруг алтын») и другие. Ясные, чёткие, определенные и законченные в своей социальной и индивидуальной сущности персонажи Островского, отмечает А.И. Ревякин, в восприятии читателей и зрителей стали типами, а их имена – нарицательными. Этому содействуют во многих случаях их знаменательные фамилии и имена. Имена и фамилии персонажей могут указывать на их происхождение (например, духовное – Беневоленский), социальную принадлежность (мещанско-купеческую – Круглов, Курослепов или дворянскую – Гурмыжская, Мурзавецкая), на их социально – психологические свойства (Подхалюзин, Лютов, Вожеватов, Кручинина), имена (Истукарий Лупыч, Тигрий Львович в пьесе «Не было ни гроша, да вдруг алтын»).

       Островский, пишет Ревякин, искусно мотивирует социально, психологически, художественно  любой поступок, любое движение своих  персонажей. В драме «Бесприданница»  гости Карандышева обращают внимание на оружие, развешенное над диваном на ковре. Это оружие, вызывающее иронию гостей, - одно из средств характеристики Карандышева, его хвастовства и честолюбия, стремление подражать состоятельным людям. Отвечая на насмешки своих гостей, обиженный Карандышев защищается: «Да чем оно негодное?»⁷. Между Паратовым и Карандышевым происходит легкая пикировка. Реплики Паратова, знатока оружия, показали истинную цену  оружия Карандышева. Это, по сути  дела, бутафорские вещи. Оружие сыграло свою роль в характеристике Карандышева. Но оно понадобилось и для других, более важных целей. Оскорбленный, потерянный выходкой гостей он хватает со стола пистолет, чтобы мстить. Здесь ремарка (схватывает со стола пистолет и убегает)⁸ (д. III, явл.14). Если бы пистолета не было на столе, то Карандышеву пришлось бы доставать его со стены, тянуться за ним. Это бы нарушило непроизвольность его движения.

       В создании характеров, отмечает Ревякин, Островским применяются средства «крупного комизма»: гиперболика, гротеск, шарж. Пример тому образы Градобоева, Курослепова, Хлынова в комедии «Горячее сердце». Купец  Курослепов спивается до такой степени, что ему кажется, что небо валится.

       Он  спрашивает себя: «Неужто ж это  я в аде?»⁹ (д. I, явление 2). Подрядчик Хлынов, уверенный в безнаказанности, оголтело куражась и безобразничая, издевается над Городничим (д.III., явление 9). Городничий Градобоев, превращая взятку в закон, требует, что ему «от каждого дела щетинка была»¹⁰ (д.II явление 5). Приметы гиперболики, гротеска очевидны в обрисовке Бальзаминова (трилогия о Бальзаминове), Кучумова («Бешеные деньги»), Елеси Мигачёва и квартального Лютова («Не было ни гроша, да вдруг алтын»), Ераста Громилова («Таланты и поклонники»).

       Исследователи творчества (А. Н. Ревякин, А. И. Журавлёва, В.В Основин) видят одну из особенностей драматургии Островского в присутствии романтического начала в построении образов действующих лиц его пьес. Элементы романтики, органически включённые в реалистическую ткань пьес Островского, по мнению литературоведов, проявляются в таких образах, как Жадов («Доходное место»), Катерина Кабанова («Гроза»), Параша Курослепова (« Горячее сердце»), Снегурочка («Снегурочка»), Лариса Огудалова («Бесприданница»). Романтика этих героев – «в устремлённости к свету, красоте, свободе, мечте, в эмоционально – политической приподнятости»¹¹. Романтичен образ Катерины Кабановой. Органически ненавидя окружающий её бытовой деспотизм, стихийно протестуя против него, чуждая пошлости, устремлённая к красоте, к свободному раскрытию чувств, она спрашивает Варвару: «Отчего люди не летают, как птицы?»¹² (д. I, явление 7). Её тяготение к необыкновенному и страшное желание летать – яркое выражение романтичности. Романтическую окраску образу Ларисы Огудаловой придают её мечты о любви, безоглядная вера в избранника своего сердца Паратова и трагическое несовпадение с окружающим миром корысти и неизменных помыслов.

       Строя свои пьесы как пьесы социальных характеров и нравов, обусловленных  общественной средой, Островский существенным образом изменяя привычную для  драматургии его времени конструкцию  сюжета.

       А. И. Ревякин отмечает, что драматург сообщает внутренним движениям и внешним поступкам действующих лиц жизненную, психологическую оправданность. Это придаёт изображаемым событиям строгую обусловленность и ясность. Для того Островский использует распространенную экспозицию, которая нередко занимает целые акты («Свои люди сочтёмся!», «Гроза», «Бесприданница», «Без вины виноватые»). При распространенной экспозиции главные, сюжетообразующие персонажи первоначально чаще всего характеризуются репликами, рассказами других действующих лиц. Так, появлению на сцене Ларисы Огудаловой предшествует её характеристика Вожеватовым и Кнуровым («Бесприданница» д. I, явление 2) В дальнейшем эта характеристика подкрепляется и углубляется их поступками. Драматург вводит самые разнообразные ремарки, в большинстве случаев содействующие ясности психологических свойств и состояний персонажей. Например, подтверждая слова Гаврилы о Кнурове, драматург даёт ремарку: «Слева входит Кнуров и, не обращая внимания на поклоны Гаврилы и Ивана, садится к столу, вынимает из кармана французскую газету и читает»¹³ («Бесприданница» д. I, явление 1). Но экспозиции пьес Островского не ограничиваются описательно – информативными целями. В них нередко более или менее чётко обнаруживаются противоречия интересов и стремлений действующих лиц, намечается их борьба. Яркое тому подтверждение экспозиции «Грозы» и «Бесприданницы».

       В трагедии «Гроза» в самых первых явлениях наличие враждебных, противостоящих друг другу общественных сил: с одной  стороны – Катерина, Кулигин, Кудряш, с другой – Дикой и Кабаниха. В драме «Бесприданница» борьба за Ларису начинается со второго явления, Кнуров уже здесь выказывает своё желание¹⁴ «А хорошо бы с такой барышней в Париж прокатиться на выставку» (д. I, явление 2).

       Для драматургии Островского, отмечает А. И. Журавлёва, характерно введение пейзажа или другого описания в тексте пьесы.

       Особенно  богата в этом отношении «Гроза»: волжский обрывистый берег, раскрывающиеся за рекой дали, красота города, которую  видят только Кулигин и Катерина; рассказы Катерины о церковной службе, вернее, о располагающем к поэтическим грёзам внутреннем пространстве храма; описание фрески, изображающей грешников в аду, на стене полуразрушенной часовни – всё это включено в действие пьесы.

       «Произведение Островского – филигранно отшлифованные самоцветы русского слова»¹⁵. Сквозь язык его действующих лиц русская речь просвечивает самыми существенными своими признаками: лексическим богатством, сочностью, образностью, меткостью, гибкостью. Речь персонажей Островского – проявление присущего им облика, мировосприятие, общественно – бытовых связей и влияний. Вот почему действующие лица одной и той же социальной категории отличаются не поступками, но и в особенности языком, манерой говорить. Так, Большов («Последняя жертва») – выходец из непривилегированных слоёв, вероятнее всего из мещанства, связанного с деревней. И это сказывается в его языке – ярко образном, как бы прошитом пословицами и поговорками «Так какую же ты механику подсмолишь?» - спрашивает он Рисположинского (д. 1, явление 10) или «Владей, Фадей, нашей Маланьей»¹⁶ (д. 2, явление 10), - произносит он, выдавая свою дочь за Подхалюзина. Пореформенная буржуазия – уже иного склада. В эту пору её представители приобретают более или менее солидную внешнюю культуру, проявляющуюся и в языке. Речь Прибыткова («Последняя жертва»), Кнурова («Бесприданница») вполне литературная. Прибытков весьма свободно обращается с иностранными словами (абонемент, феномен, репутация), говорит как образованный человек: «Абонемент на настоящий сезон не имеете?»¹⁷ («Последняя жертва» д. 1, явление 7). Но его связь с купеческими кругами очевидна. Кроме делового характера, она проявляется в наличии слов коммерческого обихода (проценты, капитал, барыш, убыток). В зависимости от общественного, культурного уровня в пьесах Островского мы встречаем бытовых краснобаев вроде свахи Красавиной («Праздничный сон до обеда»), салонных ораторов вроде Городулина («На всякого мудреца довольно простоты»), балагуров и острословов наподобие Ерёмки («Не так живи, как хочется») и т. д.

       Подчёркивая драматизм своих положительных  персонажей, Островский наделяет их взволнованной  эмоционально – патетической речью. Ярким свидетельством тому могут  служить страстные драматические  монологи Катерины Кабановой («Гроза»), Ларисы Огудаловой («Бесприданница»), Негиной («Таланты и поклонники»), Кручининой («Без вины виноватые»). Подчёркнутая эмоционально – патетическая речь драматических персонажей достигается различными средствами, например – сгущением восклицательно вопросительных и побудительных предложений, повторениями слов, многозначительными паузами, недосказанностью и т. д. Тоскуя, Лариса Огудалова обращается к своему жениху: «Меня так и манит за Волгу, в лес…(задумчиво)¹⁸. Недовольная, раздраженная нудными расспросами Карандышева о её разговоре с Вожеватовым, Лариса восклицает: «Ах, да об чём бы он не говорил, что вам за дело!»¹⁹ («Бесприданница» д. 1 явление 4).Герои Островского, отмечает А. И. Журавлёва, «то и дело говорят о том, как они говорят»²⁰. Вслушаемся в их речь:

Паратов: «Тётенька, у всякого свой вкус: один любит арбуз, а другой – свиной хрящик»

Огудалова: «Ах, проказник! Откуда Вы столько пословиц знаете?»

Паратов: «С бурлаками водился, тётенька, там  русскому языку выучился».

Карандышев: «У бурлаков учится русскому языку?»,

Паратов: «А почему ж у них не учиться?»

Карандышев: «Да потому, что мы считаем их…»

Паратов: «Кто это: мы? »

Карандышев (разгорячась): «Мы, то есть образованные люди, а не бурлаки»²¹

       Речевое самосознание и самооценки героя  отнюдь не предлагаются зрителю ни как истинное суждение о персонаже, ни тем более как некий прямой ответ на жизненные вопросы, как нравоучение, если это положительный герой. Слово речь героя проверяется у Островского поступком, точнее всего его жизненным поведением. На пересечении этих двух элементов открывается суть характера. Открытия эти у Островского, соотношения между словом и сутью героя разнообразны. Одни герои «недотягивают» в жизни до своего слова (например, Жадов «Доходное место»), другие сознательно носят речевую маску, третьи комически заблуждаются относительно себя (Барабошев). В «Горячем сердце», например, развязка любовного треугольника строится как сталкивание двух «речевых образов» - Гаврилы и Васи. В экспозиции каждый из влюблённых в Парашу подробно рассказывает о том, какова его речь. Вася, критикующий словесную «канитель» неудачливого Гаврилы, хвастающегося своим умением побеждать женские сердца, «геройским» разговором, на деле  оказывается трусом, а Гаврила свои «плачевные речи» подкрепляет защитой своего достоинства и деятельной помощью Параше, и он – то оказывается победителем.