Образ Тартюфа

Тартюф, или Обманщик

В доме почтенного Оргона по приглашению хозяина обосновался  некий г-н Тартюф.  Оргон души в нем не чаял,  почитая несравненным образцом праведности и мудрости: речи Тартюфа были исключительно  возвышенны,  поучения — благодаря  которым Оргон усвоил,  что мир являет собой большую помойную яму,  и теперь и глазом не моргнул бы,  схоронив жену,  детей и прочих близких — в высшей мере полезны,  набожность вызывала восхищение; а как самозабвенно Тартюф блюл нравственность семейства Оргона… 

Из всех домочадцев восхищение Оргона новоявленным праведником разделяла,  впрочем,  лишь его матушка г-жа Пернель.  Эльмира,  жена Оргона,  её брат Клеант,  дети Оргона Дамис и Мариана и даже слуги видели в Тартюфе того,  кем он и был на самом деле — лицемерного святошу,  ловко пользующегося заблуждением Оргона в своих немудреных земных интересах: вкусно есть и мягко спать,  иметь надежную крышу над головой и еще кой-какие блага. 

Домашним Оргона донельзя опостылели нравоучения Тартюфа,  своими заботами о благопристойности он отвадил от дома почти всех друзей.  Но стоило только кому-нибудь плохо отозваться об этом ревнителе благочестия, г-жа Пернель устраивала бурные сцены,  а Оргон,  тот просто оставался глух к любым речам,  не проникнутым восхищением перед Тартюфом.  Когда Оргон возвратился из недолгой отлучки и потребовал от служанки Дорины отчета о домашних новостях,  весть о недомогании супруги оставила его совершенно равнодушным,  тогда как рассказ о том,  как Тартюфу случилось объесться за ужином,  после чего продрыхнуть до полудня,  а за завтраком перебрать вина,  преисполнила Оргона состраданием к бедняге. 

Дочь Оргона,  Мариана,  была влюблена в благородного юношу по имени Валер,  а её брат Дамис — в сестру Валера.  На брак Марианы и Валера Оргон  вроде бы уже дал согласие,  но почему-то все откладывал свадьбу.  Дамис,  обеспокоенный собственной судьбой, — его женитьба на сестре Валера должна была последовать за свадьбой Марианы — попросил Клеанта разузнать у Оргона,  в чем причина промедления.  На расспросы Оргон отвечал так уклончиво и невразумительно,  что Клеант заподозрил,  не решил ли тот как-то иначе распорядиться будущим дочери. 

Каким именно видит  Оргон будущее Марианы,  стало  ясно,  когда он сообщил дочери,  что совершенства Тартюфа нуждаются  в вознаграждении,  и таким вознаграждением станет его брак с ней,  Марианой.  Девушка была ошеломлена,  но не смела перечить отцу.  За нее пришлось вступиться Дорине: служанка пыталась втолковать Оргону,  что выдать Мариану за Тартюфа — нищего,  низкого душой урода — значило бы стать предметом насмешек всего города,  а кроме того — толкнуть дочь на путь греха,  ибо сколь бы добродетельна ни была девушка,  не наставлять рога такому муженьку,  как Тартюф,  просто невозможно.  Дорина говорила очень горячо и убедительно,  но,  несмотря на это,  Оргон остался непреклонен в решимости породниться с Тартюфом. 

Мариана была готова покориться воле отца — так ей велел  дочерний долг. Покорность,  диктуемую  природной робостью и почтением  к отцу,  пыталась преобороть в  ней Дорина,  и ей почти удалось это сделать,  развернув перед Марианой яркие картины уготованного им с Тартюфом супружеского счастья. 

Но когда Валер  спросил Мариану,  собирается ли она подчиниться воле Оргона,  девушка ответила,  что не знает.  В порыве отчаяния Валер посоветовал ей поступать так,  как велит отец,  тогда как сам он найдет себе невесту,  которая не станет изменять данному слову; Мариана отвечала,  что будет этому только рада,  и в результате влюбленные чуть было не расстались навеки,  но тут вовремя подоспела Дорина.  Она убедила молодых людей в необходимости бороться за свое счастье.  Но только действовать им надо не напрямик,  а окольными путями,  тянуть время,  а там уж что-нибудь непременно устроится,  ведь все — и Эльмира,  и Клеант,  и Дамис — против абсурдного замысла Оргона, 

Дамис,  настроенный  даже чересчур решительно,  собирался  как следует приструнить Тартюфа,  чтобы тот и думать забыл о  женитьбе на Мариане.  Дорина пыталась остудить его пыл,  внушить,  что  хитростью можно добиться большего,  нежели угрозами,  но до конца убедить его в этом ей не удалось. 

Подозревая,  что Тартюф неравнодушен к жене Оргона,  Дорина попросила Эльмиру поговорить с ним и узнать,  что он сам  думает о браке с Марианой.  Когда Дорина сказала Тартюфу,  что госпожа хочет побеседовать с ним с глазу на глаз,  святоша оживился.  Поначалу,  рассыпаясь перед Эльмирой в тяжеловесных комплиментах,  он не давал ей и рта раскрыть,  когда же та наконец задала вопрос о Мариане,  Тартюф стал заверять её,  что сердце его пленено другою.  На недоумение Эльмиры — как же так,  человек святой жизни и вдруг охвачен плотской страстью? — её обожатель с горячностью отвечал,  что да,  он набожен,  но в то же время ведь и мужчина,  что мол сердце — не кремень… Тут же без обиняков Тартюф предложил Эльмире предаться восторгам любви.  В ответ Эльмира поинтересовалась,  как,  по мнению Тартюфа,  поведет себя её муж,  когда услышит о его гнусных домогательствах.  Перепуганный кавалер умолял Эльмиру не губить его,  и тогда она предложила сделку: Оргон ничего не узнает,  Тартюф же,  со своей стороны,  постарается,  чтобы Мариана как можно скорее пошла под венец с Валером. 

Все испортил Дамис.  Он подслушал разговор и,  возмущенный,  бросился к отцу.  Но,  как и  следовало ожидать,  Оргон поверил  не сыну,  а Тартюфу,  на сей раз превзошедшему самого себя в лицемерном самоуничижении.  В гневе он велел Дамису убираться с глаз долой и объявил,  что сегодня же Тартюф возьмет в жены Мариану.  В приданое Оргон отдавал будущему зятю все свое состояние. 

Клеант в последний  раз попытался по-человечески поговорить с Тартюфом и убедить его примириться с Дамисом,  отказаться от неправедно приобретенного имущества и от Марианы — ведь не подобает христианину для собственного обогащения использовать ссору отца с сыном,  а тем паче обрекать девушку на пожизненное мучение.  Но у Тартюфа,  знатного ритора,  на все имелось оправдание. 

Мариана умоляла  отца не отдавать её Тартюфу — пусть  он забирает приданое,  а она уж лучше пойдет в монастырь.  Но Оргон, кое-чему научившийся у своего любимца,  глазом не моргнув,  убеждал бедняжку в душеспасительности жизни с мужем,  который вызывает лишь омерзение — как-никак,  умерщвление плоти только полезно.  Наконец не стерпела Эльмира — коль скоро её муж не верит словам близких,  ему стоит воочию удостовериться в низости Тартюфа.  Убежденный,  что удостовериться ему предстоит как раз в противном — в высоконравственности праведника, — Оргон согласился залезть под стол и оттуда подслушать беседу,  которую будут наедине вести Эльмира и Тартюф. 

Тартюф сразу клюнул на притворные речи Эльмиры о том,  что она якобы испытывает к нему сильное чувство,  но при этом проявил и известную расчетливость: прежде чем отказаться от женитьбы на Мариане,  он хотел получить от её мачехи,  так сказать,  осязаемый залог нежных чувств.  Что до нарушения заповеди,  с которым будет сопряжено вручение этого залога,  то,  как заверял Эльмиру Тартюф,  у него имеются свои способы столковаться с небесами. 

Услышанного Оргоном  из-под стола было достаточно,  чтобы наконец-то рухнула его слепая вера в святость Тартюфа.  Он велел подлецу немедленно убираться прочь,  тот пытался было оправдываться,  но теперь это было бесполезно.  Тогда Тартюф переменил тон и,  перед тем как гордо удалиться,  пообещал жестоко поквитаться с Оргоном. 

Угроза Тартюфа была небезосновательной: во-первых,  Оргон уже успел выправить дарственную на свой дом,  который с сегодняшнего дня принадлежал Тартюфу; во-вторых,  он доверил подлому злодею ларец с бумагами,  изобличавшими его родного брата,  по политическим причинам вынужденного покинуть страну. 

Надо было срочно искать какой-то выход.  Дамис вызвался поколотить Тартюфа и отбить у  него желание вредить,  но Клеант остановил юношу — умом,  утверждал  он,  можно добиться большего,  чем кулаками.  Домашние Оргона так еще ничего не придумали,  когда на пороге дома объявился судебный пристав г-н Лояль.  Он принес предписание к завтрашнему утру освободить дом г-на Тартюфа.  Тут руки зачесались уже не только у Дамиса,  но и у Дорины и даже самого Оргона. 

Как выяснилось,  Тартюф не преминул использовать и вторую имевшуюся у него возможность испортить жизнь своему недавнему благодетелю: Валер принес известие о том,  что негодяй передал королю ларец с бумагами,  и теперь Оргону грозит арест за пособничество мятежнику-брату.  Оргон решил бежать пока не поздно,  но стражники опередили его: вошедший офицер объявил,  что он арестован. 

Вместе с королевским  офицером в дом Оргона пришел и  Тартюф.  Домашние,  в том числе  и наконец прозревшая г-жа Пернель,  принялись дружно стыдить лицемерного злодея,  перечисляя все его грехи.  Тому это скоро надоело,  и он обратился к офицеру с просьбой оградить его персону от гнусных нападок,  но в ответ,  к великому своему — и всеобщему — изумлению,  услышал,  что арестован. 

Как объяснил офицер,  на самом деле он явился не за Оргоном,  а для того,  чтобы увидеть,  как Тартюф доходит до конца в своем бесстыдстве.  Мудрый король,  враг лжи и оплот справедливости,  с самого начала возымел подозрения относительно личности доносчика и оказался как всегда прав — под именем Тартюфа скрывался негодяй и мошенник,  на чьем счету великое множество темных дел.  Своею властью государь расторг дарственную на дом и простил Оргона за косвенное пособничество мятежному брату. 

Тартюф был  с позором препровожден в тюрьму,  Оргону же ничего не оставалось,  кроме как вознести хвалу мудрости и великодушию монарха,  а затем благословить союз Валера и Марианы