Городская литература

ГОРОДСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

С XII в. в Западной Европе наблюдается активный рост сред¬невекового города, на базе которого формируется своя идеология, свое представление о человеке, о смысле жизни. Население города было пестрым: здесь селились не только ремесленники и торговцы, но и духовные лица, рыцари, школяры, бывшие крестьяне, обездоленная беднота. Вбирая людей разных сословий, профессий, психологических складов, город приобщал их к иному стилю жизни. Человек города был более свободен, и многое зависело от его личной инициативы, предприимчивости, находчивости. Город был и местом вопиющих контрастов; здесь рядом находились святая церковь и шумный рынок, особняк богача и хижина поденщика, храм науки и кабак.

В городе был  особый темп жизни, здесь формировался новый тип человека. Излюбленные  занятия дворян — война, турниры, празднества — вызывали осуждение  у горожан, и они шутили: "Когда  Адам копал землю, а Ева пряла, кто был дворянином?" Человек  города умел ценить производительный труд. Мерой личности становился не ратный подвиг, а творение рук мастера.

Городская литература, достигшая высокого расцвета а XIII— XIV вв„ имела свое неповторимое лицо. Если сравнить эту литературу с литературой рыцарской, то все здесь по-иному. Материалом городской литературы был не идеальный, далекий от реальности мир рыцарства, а повседневный быт, обычно неприкрашенно-грубый. Героем этой литературы были не безупречный рыцарь и его прекрасная дама, а купец, школяр, ремесленник, клирик, вор, бродяга. Рыцарь был озабочен обретением духовных ценностей, горожанин — материального достатка. Бороться горожанину приходилось не с великанами и чудовищами, а с понятными всем житейскими невзгодами. И одерживал новый человек победу, полагаясь не на силу и мужество, а на хитрость, сметливость, предприимчивость. Городская литература ярко отражает разногласие средневекового города: в ней сосуществуют рассудительность; и дурачество, резкий смех и суровое назидание. Многоцветие тонов средневековой городской литературы находит отражение в многообразии ее жанровой палитры.

Интересно отметить, что в городской литературе, столь  открыто обращенной к реальным ценностям  мира, очень большое значение имел язык аллегории. Традиции аллегорической поэзии уходят к истокам средневековой  литературы и связаны с именем христианского поэта Аврелия Пруденция (348 — после 405 гг.). В поэме "Психомахия", завоевавшей большую популярность в средневековье, Пруденций изображал борьбу за душу человека в отвлеченных аллегорических фигурах Добродетелей и Пороков. В период Зрело¬го средневековья популярными стали диалогические аллегории — эклога и дебат, в которых вступали в спор противоположные силы: душа и тело, ангел и дьявол и т. д. Были созданы и объемные алле¬горические поэмы. Таков французский "Роман о Розе". Неповторима эта книга уже тем, что рождена она двумя авторами разной художественной ориентации: в 30-е гг. XIII в. ее начал поэт Гильом де Лоррис, связанный с культурой рыцарства, спустя сорок лет завершил роман горожанин Жан Клопинель (или Жан де Мен). В той части книги, что была написана Гильомом де Лоррисом, представлена концепция высокой любви. Здесь рассказывается о том, как юный поэт, впавший в чудесный сон, видит в источнике любви образ прекрасной Розы. Раненный стрелой Амура, поэт отныне призван служить Розе. Но на пути к ней множество преград. Помогает влюбленному Дружба, Искренность, Приветливость, а враги его — Злосчастие, Стыд, Страх, Отказ. Роза оставалась для поэта недостижимой мечтой, и служение ей составляло смысл его жизни.

Жан де Мен заметно  снижает высокую поэтику повествования. Амур поэта-горожанина не признает платонической  любви. Этот бог не признает и целомудрия, заявляя, что в аду окажутся те, кто не служил Любви и Природе. Теперь Стыдливость, Страх позорно  обращаются в бегство. Культ служения заменяется культом обладания; в  финале влюбленный срывает Розу. Характерно, что Жан де Мен смело пересматривает сословные взгляды на человека: благородство определяется не происхождением, а добрыми поступками: "Все благородство — в поведении, а знатное происхождение не стоит ровно ничего". Высшие законы дает Природа, она справедлива, щедра, добра к человеку. Следовать велениям Природы — значит правильно жить. "Все от природы благородны, и все по ес¬теству свободны и разумом наделены".

Другая очень  популярная аллегорическая поэма создана  английским поэтом Вильямом Ленглендом (1332—ок. 1400 гг.) Крестьянский сын, а затем лондонский бедняк, Вильям Ленгленд хорошо знал суровую изнанку жизни и в своей поэме "Видение о Петре Пахаре" ярко отразил чаяния простых людей о лучшем мироустройстве. В поэме, состоящей из 11 видений, рассказывается о том, как люди самых разных званий и сословий хотели найти Правду. Но дорогу к ней никто не знает. И лишь труженик-крестьянин Петр Пахарь способен эту дорогу указать. А путь к Правде очень прост — нужно трудиться, и если все будут следовать этому правилу, наступит великое Царство Правды. Героями поэмы Ленгленда являются отвлеченные понятия, воплощенные в аллегорических фигурах Любви, Мудрости, Совести, Гнева, Чревоугодия... Иноска¬зательный язык аллегорической литературы был наполнен для средневекового человека конкретным жизненным содержанием: за единичным открывалось высшее и вечное. Поэму Ленгленда любили читать и слушать, и она дошла до нашего времени более чем в 50 списках. Возникли и переделки, и подражания, среди них выделяются два анонимных произведения: "Символ веры Петра Пахаря" (ок. 1394 г.) и "Жалобы Петра Пахаря" (конец XIV в.).

В период Зрелого  средневековья высокого расцвета достигла городская лирика. Поэты-горожане объединялись в корпорации наподобие ремесленных  цехов: здесь был свой устав, свой председатель, свои правила проведения состязаний. При цехах существовали школы, где учили сочинять стихи  и исполнять их под музыку. В  Германии цеховые объединения поэтов назывались мейстерзингеры (мастер песни). Старейшей немецкой школой поэтов была Майнская (XII—ХIV вв.). Еще раньше, в XII в., подобная школа возникла во Франции. Местом ее образования был Пюи-Нотр-Дам. Отсюда и название всех других школ — "пюи". Поэты-горожане опирались на опыт рыцарской лирики, однако очень скоро обнаружилась их собственная самобытность; сказалось это в интерпретации уже известных тем, и в разработке специфических жанровых форм: рондо, вирелэ, сказ, баллада, жалоба, завещание.

Одним из самых  крупных поэтов-горожан был парижанин  Рютбёф (вторая половина XIII в.). Разносторонний писатель, он сочинял аллегорические поэмы, религиозные драмы, жития святых. В лирике Рютбёфа много личного, о чем говорят уже названия его стихотворений: "Женитьба Рютбёфа'', "Бедность Рютбёфа'', "Болезнь Рютбёфа". Поэт, однако, не всматривается в свой внутренний мир: все его внимание сосредоточено на внешних событиях жизни, невзгодах и трудностях, которые, очевидно, были его постоянными спутниками. Взгляд на жизнь Рютбёфа трезвый и горь¬кий; он решительный противник идеальных чувств; тема любви от¬сутствует в его лирике.

Совершенно своеобразное место в литературе XII—ХШ вв. за¬нимает лирика вагантов ("бродячие люди"). Основную массу вагантов составляли школяры или лица, получившие духовное образова¬ние, но нигде не служившие, а часто и не имевшие постоянного места жительства. Ваганты писали стихи на латыни, их отечеством была Европа, так что встретить их можно было на дорогах Германии, Фракции, Англии, Италии. И стиль жизни вагантов, и их поэтическое слово были дерзким вызовом строго регламентирован¬ному порядку средневекового мира, где за каждым человеком было закреплено определенное место, дело, социальная функция.

Вагантам до всего было дело. Они осмеивали  средневековую школу, церковь, поряди в государстве, нравы и пороки своих современников. Известный  поэт-вагант Вальтер Шатильонский (ок. 1135—1200гг.) свое стихотворение "Обличение Рима" начинал словами: "Обличать намерен я лжи породу волчью". Пародировали ваганты библейские тексты. Сочиняли вариации на известные литературные сюжеты.

Особое место  занимали в лирике вагантов темы вина и любви. Но идею служения даме ваганты  не признавали. Их героиней обычно была молоденькая девушка, и воспевали  поэты радость чувственной любви, радость обладания. Замечено, что  в лирике вагантов часто говорится  не о том, что они пережили, а  о том, что им хотелось бы пережить. Традиции, на которые опирались ваган¬ты, восходили к любовной лирике Овидия и народным весенним песням, не лишенным эротических мотивов.

Век поэзии вагантов был недолгим. Уже в XIII в. а их среде  появилось много эпигонов, а к XIV в. эта лирика себя исчерпывает.

Самым популярным видом городской литературы было небольшое по объему стихотворное (реже прозаическое) повествовательное произведение комического, поучительного содержания с острой неожиданной концовкой. Во французской литературе подобные произведения назывались фаблио (история, рассказ), в немецкой — шванк (шутка, выходка), в итальянской — новеллино (новость). Художественная база средневековой новеллистики богата и многообразна: народный сельский и городской фольклор, анекдоты, притчи, христианские легенды, примеры, басни, рыцарские романы. Герои этой литературы не характеры — это типы, носители суммы общих качеств, присущих лицу определенного общественного статуса, сословия, профессии. Поэтому герой и не нуждался в имени, это был просто купец, школяр, клирик, рыцарь, муж, девица, старик... при этом каждый должен исполнять в обществе свою роль, придерживаться определенного этикета. Ситуация же сводилась к тому, что герой отклонялся от предписанной ему нормы поведения (монах — грешит, школяр — не учится, жена — нарушает супружескую верность). Средневековая новеллистика на¬ходила у человека множество пороков: вожделение, гордость, сластолюбие, зависть, трусость, чревоугодие... Беспощадно осмеивала эта литература людей бестолковых, неумелых, ленивых, безынициативных, простофиль. Ловкий, находчивый, плутоватый герой всегда одерживал победу, жестоко потешаясь и издеваясь над проигравшими.

Городская новеллистика — литература здравого смысла, ей решительно чужды эфемерные куртуазные идеалы, культ служения даме. Напротив, женщины здесь обычно выступают в качестве отрицательных персонажей: они болтливы, любопытны, сварливы, лживы; они нарушители семейного мира. Широко был известен рассказ о том, как придумывали казнь отъявленному злодею. Предлагалось многое: живьем сжечь, содрать кожу — но приговор суда оказался страшнее: преступнику было назначено жить с дурной женой.

Шванк, фаблио, новеллино содержат один эпизод, получающий свое разрешение в финале и венчающийся моральной сентенцией. В этом отношении структура новеллы совершенно завершена. Но та же самая новелла имеет внутренний импульс к циклизации. Цикл составляет определенный сборник, который, в свою очередь, содержит предпосылки для трансформации в законченную романную композицию.

Принципы, на основе которых новеллы объединялись в  единую книгу, были разными. Простейший из них: наличие краткого пролога, в  котором сообщалось о том, что  объединяет новеллы. Так построен итальянский  сборник "Новеллино" (конец XIII в.). Здесь в прологе объясняется, что общее в книге — "полузабавное слово", "учтивый и остроумный ответ". Цементирующим началом сборника часто является центральный персонаж; таков знаменитый французский "Роман о Лисе" (XIII в.). Книга состоит из множества отдельных новелл, через которые проходит одна коллизия — вражда и соперничество лиса Ренара и волка Изенгрина. Подобного же типа и немецкая книга "Поп Амис" (XIII в.). В центре ее ловкий, предприимчивый, деятельный поп Амис, который откровенно потешается над недалекими горожанами, извлекая из их глупости немалую пользу для себя. Из серии рассказов, связанных с именем одного героя, составилась и знаменитая книга "Тиль Эйленшпигель" (XV в.). Наиболее зрелые композиции строились по принципу "романа обрамления". В этих книгах была обрамляющая часть — ее действующими лицами были рассказчики, и часть основная — истории, которые излагали эти рассказчики. Такова испанская "Книга примеров графа Луканора и Патронио" (сер. XIV в.). Граф Луканор обращается с вопросами к своему советнику Патронию. В ответ следует моральная сентенция, убедительно подтвержденная красочным рассказом-примером. Житейская мудрость, которую преподносит учитель своему ученику, ясна и понята: "Ум лучше, чем счастье, богатство и знатное происхождение", "истинное могущество нуждается в великих знаниях", "держись здравого смысла"... По принципу "романа обрамления" построена английская книга Джеффри Чосера "Кентерберийские рассказы" (вторая пол. XIV в.). Действующие лица обрамления — двадцать девять паломников, которые отправляются к святым местам и решают, что каждый должен рассказать по четыре новеллы (две, следуя к месту назначения, и две — на обратном пути). Задуманная Чосером книга должна была стать объемным произведением, содержащим более сотни новелл. Замысел, однако, не был осуществлен. Чосер написал только двадцать четыре рассказа.

Городская новеллистика, достигнув в XIII в. высокой зрелости, подготовила появление новеллистики Возрождения. Уже в середине XIV в. новелла нового типа заявила о себе в бессмертном ''Декамероне" Боккаччо.

Век XIII — время  расцвета городского театра и драмы. Однако становление этих видов искусства  было длительным и трудным.

Античный театр, а вместе с ним и классическая драма прекра¬щают свою жизнь во II—III в.н.э. В своих старых формах эти виды искусства себя исчерпали, от них отвернулся новый зритель. Римский плебс требовал "хлеба и зрелищ". Широко популярными стали цирковые представления, состязания колесниц, бои гладиаторов. Решительно выступая против всякого рода зрелищ, христианская церковь причислила к ним и театр — "эту школу порока и блуда, где при свете дня вершатся дела ночи".

Не понятый  зрителем, гонимый официальной церковью, античный театр умер: а чтобы родились новый театр и драма, потребовался ряд столетий. Интересно, однако, что  колыбелью средневековой драмы  стала церковная обрядность. Издавна  в состав литургии включались антифоны — обмен репликами между хором  и священником или двумя полухориями. В IX—X вв. в состав бого¬служения входят тропы — диалогизированные сценки, основанные на материале Священного писания. Затем эти сценки сливаются в более объемные композиции — рождается литургическая драма.

Дальнейшее развитие драмы определяется процессами все  большей секуляризации. С одной  стороны, обмирщается содержа¬ние драмы, с другой — театральное действо из рук духовных лиц все более переходит к горожанам; драма из церкви выходит на церковный двор, затем за его отроду — на улицы и площади средневекового рода. Стремясь к общедоступности и учитывая интересы все увеличивающейся аудитории зрителей, драма постепенно отказывается от латыни и переходит на новоформирующиеся европейские языки. К XIII — XIV вв. завершают свое формирование основные жанровые формы средневековой драмы. К этим жанрам нужно отнести следующие.

Миракль (чудо) —  это тип драматургической композиции одновременно повествовал о сложности  и трудности реальной жизни и  выражал святую веру в то, что  помощь придет от высших сил. Случится чудо, и все решится благополучно, И действительно, в решающую минуту, когда ситуация, казалось, была безвыходной, в дело вмешивалась дева Мария  или один из святых и все приходило  к благополучному концу. Классический тип подобной композиции — миракль  Рютбёфа "Чудо о Теофиле" — рассказ о человеке, продавшем свою душу дьяволу, но затем спасенном Богоматерью. Широко был известен "Миракль о Роберте Дьяволе". Герой миракля, рожденный земной женщиной от дьявола, совершает множество страшных преступлений. Однако наступает час раскаяния. И дева Мария помогает Роберту встать на праведный путь и искупить свою вину. Мистерия (служба, обряд) — родилась из городских процессий в честь религиозных праздников и представляет собой драматургическую инсценировку, основанную на материале Библии. В мистерии все грандиозно: и проблематика, обнимающая собой судьбы мира и человечества, и объем композиции, и число действующих лиц. Так, "Мистерия Ветхого Завета" содержала 50 тысяч стихов, разыгрывалась в течение нескольких недель и требовала более 240 актеров. А для исполнения ''Мистерии о деяниях апостолов" требовалось около 500 актеров. Мистерии состояли обычно из це¬лой серии отдельных эпизодов, а потому значительная роль принадлежала чтецу: ему надлежало установить связь между отдельными сценами. При постановке мистерии акцент делался на натуральность, поэтому библейские мотивы часто получали вполне житейскую трактовку: на глазах у зрителей сооружался плот Ноя, сам он представал бывалым мореплавателем, его супруга — сварливой бабенкой. Принять участие в мистерии стремились представители всех сословий города: ювелиры, сапожники, портные, столяры... Для всех них это была отличная возможность продемонстрировать свое мастерство, создать рекламу своим изделиям. Щедро включались в состав мистерии комические сценки, которые придавали театральному действу особую атмосферу карнавальной раскованности.