Анализ стихотворения Лермонтова «Валерик»

Статья: Анализ стихотворения  Лермонтова Валерик из раздела:

Анализ стихотворения  Лермонтова «Валерик» 
В стихотворении «Валерик» при кажущейся простоте содержания сложная композиция. Описанию кровопролитного сражения в нем предшествуют посвящение любимой женщине (ее имя не названо) и мирные картины жизни горцев:                                                                                                                                  А вот кружком сидят другие. 
Люблю я цвет их желтых лиц, 
Подобный цвету ноговиц, 
Их шапки, рукава худые. 
Их темный и лукавый взор 
И их гортанный разговор                                                                                                                                                                 Это спокойное, мирное течение дня обрывается, когда спадает жара:                                                                                   Чу — дальний выстрел прожужжала 
Шальная пуля… славный звук.…                                                                                                                                                             Как в раннем толстовском рассказе, о котором; речь шла выше, в стихотворном повествовании Лермонтова описывается тревога в русском лагере, вызванная горскими конниками, прискакавшими во главе с мюридом, одетым в красную черкеску… Короткий его поединок с гребенским казаком:                                                                                     Уж близко… выстрел… легкий дым… 
Эй вы, станичники, га ним… 
Что ранен!..— Ничего, безделка… 
И завязалась перестрелка…                                                                                                                                                             Но уже из следующих строф стихотворения выясняется, что этот эпизод только «присказка», а главная «сказка» — впереди. И посвящена она сражению на «речке смерти» — Валерике. Только находясь в самой гуще событий, мог поэт запомнить, а затем запечатлеть главные эпизоды жестокого боя, следовавшие один за другим. Его кульминацией была двухчасовая рукопашная схватка, после которой долго речная «мутная волна//Была гепла, была красна».                                                                                                                          Завершив рассказ о том, как прошел «этот день кровавый», поэт обращается к любимой женщине с кратким напутствием: 
На вашем молодом лице 
Следов заботы и печаль, 
Не отыскать, едва пи. 
Вблизи когда-нибудь 
Как умирают. Дай вам бог 
И не видать: иных Тревес 
Довольно есть…                                                                                                                                                                    Посвящение (вступление) и послесловие, казалось бы, написаны лишь на глубоко личную тему — о любви и вынужденной разлуке. Они как бы заключают в «кольцо» главную часть стихотворения, где показаны ужасы войны, обнажена ее сущность. И вслед за адом войны, в момент, когда приумолкли ее звуки, но остались страшные следы, когда «дым пороховой» туманом еще окутывает окрестные леса, глаза поэта-воина устремляются к «вечно гордой и спокойной горной гряде, к остроконечной главе Казбека, к высокому небу, которое в другую пору увидел один из главных героев «Войны и мира» Л. Н. Толстого — князь Андрей Болконский, раненный в Аустерлицком сражении. Оценивая значение «Валерика» в лермонтовском творчестве, Белинский подчеркнул, что в этом произведении проявилась особенность таланта поэта, которая «заключалась в его мощной способности смотреть прямыми глазами на всякую истину, на всякое чувство, в его отвращении приукрашивать их».                                                 Стихотворение «Валерик» впервые появилось в печати в 1843 году в альманахе «Утренняя заря». Двумя годами раньше Лермонтов порадовал читателей другим своим шедевром — стихотворением «Завещание». Поэт прислал его в Петербург редактору «Отечественных записок» А. А. Краевскому, и тот поместил стихотворение в февральской книжке журнала за 1841 год.» А в начале года Краевский писал издателю «Русского вестника» М. Н. Каткову: «У нас в так называемой литературе тихо и глухо, как никогда еще не бывало. Лермонтов прислал мне одно чудесное стихотворение: он жив и здоров»

. Михаил Юрьевич Лермонтов

Профильный  уровень

Минимум предусматривает  знакомство с тремя стихотворениями  Лермонтова («Сон», «Молитва» («Я, Матерь Божия, ныне с молитвою...»), «Валерик») и их анализ.

«Молитва» («Я, Матерь Божия, ныне с молитвою...», 1837). Это  стихотворение можно рассмотреть  в следующем ключе.

В Лермонтове, несмотря на чувство «безочарования», как назвал преимущественное состояние его духа один из критиков, и на то, что временами он не находил в себе веры в достижимость положительных ценностей жизни и даже в самые эти положительные ценности, которые обнимаются словом «счастье», все-таки в глубине души всегда теплилась и жила вера в любовь, в дружбу, в высокое предназначение человека на земле, в свободу, права и достоинство личности. Эта вера находила выражение в религиозно-философских идеалах. Жизнь временами казалась Лермонтову полной, бьющей через край, обещающей счастье, наслаждение красотой и другими дарами. О таких минутах Лермонтов писал в стихотворении «Когда волнуется желтеющая нива...»:                                                                                                                      Тогда смиряется души моей тревога,  
Тогда расходятся морщины на челе,  
И счастье я могу постигнуть на земле,  
И в небесах я вижу Бога...                                                                                                                                                Присутствие Бога ощущается не разумом, а чувством. Поэтому оно всегда таинственно. Высший мир обнаруживает себя либо красотой, либо особой внутренней жизнью. Он воздействует эмоционально и на эмоциональную сферу человека. Так, звуки в «чудной» «Молитве» («В минуту жизни трудную...») непонятны, но обладают «силой благодатной», исцеляя больную душу, внося в нее мир и избавляя от страданий. Однако такие минуты в жизни и в творчестве Лермонтова редки. По большей, части Лермонтов ничего уже не просит у Бога. В другой «Молитве» («Я, Матерь Божия, ныне с молитвою...») он обращается даже не к Богу-Творцу мира, а к Богородице, которая особенно высоко почиталась народом как заступница за всех грешников перед высшим строгим, суровым, справедливым и милосердным Судьей. И молится он перед иконой Богородицы не за себя, потому что его душа опустошена («пустынная»¹ ) холодным миром, у нее нет веры в счастье, нет на него надежды, ее уже не оживить и за нее бессмысленно молиться. Он молится за душу «девы невинной», только что родившуюся на белый свет и стоящую на пороге земной жизни.  

¹ Наряду с прямым значением слова «пустыня», встречаемым, например, в стихотворении «Три пальмы» («Без пользы в пустыне росли и  цвели мы…»), Лермонтов широко употребляет  слово «пустыня» в переносных значениях (пустыня как место  странствий, край изгнания, безлюдный  остров, круг бездушных людей, светское окружение, безлюдье, пустынь, т. е. обитель  отшельника-богомольца, удалившегося от мирских сует, психологическая  характеристика душевного состояния  лирического «я», его безверия и «безочарования»). Почти во всех этих случаях в слове «пустыня» оживляются эмоциональные ореолы. Лермонтов переносит все вторичные, косвенные, эмоциональные значения слова «пустыня» из внешнего мира в мир внутренний, либо прямо описывая сознание лирического героя, либо предельно сближая его с иными персонажами и явлениями.

В стихотворении  развернуты несколько противопоставлений: опустошенное «я» контрастно прекрасной душе, перед которой открывается  мир; лирическому «я» и прекрасной душе этот мир враждебен и для  них «холоден». Поэтому «дева  невинная», обреченная жить в холодном земном мире, «вручается» его «теплой  заступнице». Здесь опыт «я» переносится  на судьбу другой личности. Он говорит  поэту, что только помощь, попечение, защита и забота Богородицы могут  уберечь и спасти «деву невинную»  от «мира холодного», т.е. избежать того печального опыта, который выпал  на долю лирического «я». Это означает, что когда-то и лирическое «я»  обладало прекрасной душой, наполненной  добром и любовью, что каждая человеческая душа от рождения одарена и озарена  небесным божественным светом, но, оказываясь на земле и будучи не защищенной и лишенной помощи, она неизбежно  теряет лучшие свойства под напором  «холодного» мира. «Вручая» «душу  достойную» Богородице, Лермонтов просит, чтобы судьба «девы невинной»  была счастливой и защищенной от колыбели до смерти. Здесь примечательны те признаки, которые, по мнению поэта, делают человека счастливым: внимательное окружение, светлая молодость, покойная старость, незлобное сердце и исполнение желаний. В последней строфе даже смерть рисуется в гармоничных тонах, наполненных красотой:

Срок ли приблизится  часу прощальному 
В утро ли шумное, в ночь ли безгласную,  
Ты восприять пошли к ложу печальному 
Лучшего ангела душу прекрасную.

Итак, поэт молится  о том, чтобы вся участь «девы  невинной» от рождения и до «часа  прощального» проходила под благим присмотром Богородицы. С точки зрения Лермонтова, только в этом случае человеку обеспечено естественное и спокойное  пребывание в земном мире. Косвенным  свидетельством такого натурального порядка  служит необычное для Лермонтова употребление эпитетов в их прямых, предметных или эмоционально устойчивых значениях: молодость светлая, старость покойная, час прощальный, утро шумное, ночь безгласная, ложе (смерти) печальное.

Раньше, писал  Лермонтов в «Фаталисте», «были  люди премудрые, думавшие, что светила  небесные принимают участие» в их делах. «...уверенность, что целое небо с своими бесчисленными жителями на них смотрит с участием, хотя немым, но неизменным», придавала им необычайную силу воли. Беда современного человека состоит в том, что он лишь изредка чувствует благое влияние неба на свою судьбу. На протяжении всей жизни он большей частью предоставлен самому себе и брошен в холодный мир. Лишь в редкие мгновения он ощущает присутствие Бога и может оценить правосудие Божие. Поэтому значительно чаще Лермонтов обращается к трагическому жизненному опыту человека.  

Стихотворение «Валерик» связано с важными процессами в лирике Лермонтова в частности и в русской литературе вообще.  
 
Во-первых, напряженная, форсированная, возвышенная стилистика постепенно уступает место «прозаической» речи, сниженному стилю, обиходному разговорному языку. Высокая романтическая поэтика с ее «несвязным и оглушающим языком», призванная выразить «бури шумные природы» и «бури тайные страстей», теперь вызывает эстетическое отторжение («Но красоты их безобразной Я скоро таинство постиг...»). Теперь художественные предпочтения отданы обыкновенному, часто разговорному, языку, лишенному патетики, возвышенности и риторики. Но надо при этом учитывать, что этот язык остается поэтическим, т.е. художественным языком, эстетически обработанным, а не живым языком, непосредственно перенесенным на бумагу. «Снижение» романтического стиля вовсе не означает, что чувства поэта лишаются глубины, силы и энергии. Напротив, спрятанные внутрь, они становятся более напряженными и более могучими. И язык выявляет эти их свойства. Стихотворение «Валерик» является примером нового, по сравнению с ранней лирикой и с некоторыми стихотворениями зрелого периода, отношения Лермонтова к слову, а через слово – к жизни. Например, в стихотворении «Валерик» высокая лексика, связанная обычно с декламацией, утрачивает патетичность, а элегические обороты («жизни цвет» и др.), способствующие напевности речи, тоже выговорены нарочито прозаично. В зрелой лирике чувства заметно притушены: Лермонтов избегает открытой эмоциональности. В связи с этим возрастает внимание к предмету и увеличивается роль повествовательно-лирических жанров.  
 
Во-вторых, смена поэтических ориентаций («поэзия» и «проза» меняются местами: обыкновенное, «прозаическое» становится поэтичным, а романтически-возвышенное, «поэтическое» – прозаичным) проявляется в диффузии и трансформации жанров. Рассказ сопрягается с элегией («Бородино»), с мелодиями, романсами («Свиданье»), с посланиями («Валерик»), с песнями, имеющими фольклорную основу («Казачья колыбельная песня»). Скрещивание жанровых форм становится одним из важных путей их обновления и оживления. В элегию неожиданно вплетается мещанский городской романс («Соседка»), в послание включаются батальные сцены («Валерик»), а сатирическая зарисовка совмещается чуть ли не с сентиментальной идиллией («Как часто, пестрою толпою окружен...»). Лермонтов становится строже в лирических высказываниях, разнообразнее в использовании интонационных средств и одновременно лаконичнее в выражении переживаний. Он более чуток к духовным процессам, к их «логике».  
 
В этом также легко убедиться, рассмотрев стихотворение «Валерик». По форме «Валерик» – любовное послание, включающее и охватывающее, однако, стихотворную повесть или стихотворный рассказ. Первая и последняя части выдержаны в духе типичного любовного послания, в котором патетика и серьезность искреннего признания несколько снижены условностью жанра и ироничностью тона:  
в послании «Валерик» нет синхронности (одновременности) переживания и размышления: чувства героя обдуманы, взвешены, и он пришел к некоему, пусть печальному, но все-таки вполне определенному итогу относительно своего отношения к любимой женщине и относительно самого себя. Он любит, любит сильно и глубоко, но не рассчитывает на счастье, потому что его возлюбленная, как он думает, равнодушна к нему («И вам, конечно, все равно»):  
 
И знать вам также нету нужды,  
Где я? что я? в какой глуши?  
Душою мы друг другу чужды,  
Да вряд ли есть родство души.