Анализ стихотворения Лермонтова «Пророк»

Анализ стихотворения  Лермонтова «Пророк»

Каждому большому художнику свойственны  раздумья о смысле и назначении своего творчества. Уже в юности Лермонтов  имел ясный взгляд на то, что должен воспевать в своих стихах настоящий  поэт. Он хотел, чтобы поэзия звала людей любить родину и свободу. Поэт – это человек, одаренный «высокой мыслью и душой», ни перед кем не склоняющий «гордого чела», ничего не страшащийся.

 В 1841 году было  написано стихотворение «Пророк». Как и Пушкин, автор называет  поэта пророком, роль и долг которого заключается в том, чтобы «глаголом жечь сердца людей». Пушкин в своем стихотворении «Пророк» показал поэта до того, как тот приступил к высокому служению. Лермонтов как бы продолжил наблюдение за судьбой избранника. Он изобразил жизнь поэта, осмеянного за свою проповедь, и это – трагическое осмысление темы:

 С тех пор, как вечный  судия

 Мне дал всеведенье пророка,

 В очах людей читаю я

 Страницы злобы и порока.

 Так безысходно и мрачно  звучат первые строки стихотворения.  Произведение писалось в последние месяцы жизни Лермонтова. В нем, как будто предчувствуя скорую гибель, автор оглядывается на пройденный путь. В его взгляде с новой силой воплощается глубокая скорбь, всегда сопутствующая поэту. «Пророк» - последняя капля в чаше его страданий: уже нет никакой надежды на признание потомков, нет уверенности в том, что годы труда не прошли даром. В глазах людей читаются «страницы злобы и порока». Почему? Чем неугоден сладкозвучный язык его музы?

 Провозглашать я стал любви

 И правды чистые ученья, -

 В меня все ближние мои

 Бросали бешено каменья…

 Не трудно догадаться, о какой  правде говорит опальный поэт. Естественно, что его правда, обличающая  самодержавный строй и крепостничество,  не понравилась светскому обществу. Лермонтов был окружен злословием, недоброжелательным отношением. Пылкое сердце поэта с болью и горечью отзывалось на резкую и необоснованную критику. Лермонтов все более уединялся, даже на пышных балах в дворянских собраниях он был одинок, задумчив, молчалив:

 Посыпал пеплом я главу,

 Из городов бежал я нищий,

 И вот в пустыне я живу…

 Пустыня – это мир без  мечты и надежды. Здесь поэт  нашел свой последний приют.  В самом себе, в своих мыслях  и переживаниях. Горьким сарказмом  полны финальные строфы этого  печального откровения:

 …Он горд был, не ужился  с нами:

 Глупец, хотел уверить нас,

 Что Бог гласит его устами!

 Лишь природа, чистая и  искренняя, принимает изгнанника. Общение с ней приносит ему  нравственное удовлетворение и  душевный покой:

 И звезды слушают меня

 Лучами радостно играя…

 И здесь же антитеза –  среди людей поэту плохо, неуютно,  они смеются над его нищетой  и незащищенностью:

 …Смотрите ж, дети, на него:

 Как он угрюм, и худ,  и бледен!

 Смотрите, как он наг и  беден,

 Как презирают все его!

 «Пророк» написан четырехстопным ямбом с чередованием мужской и женской рифмы. Жанр – лирическая исповедь. Композиционно произведение делится на три части: первая часть – жизнь и деятельность поэта до ухода в пустыню; вторая – поэт в пустыне; третья – гневный финал стихотворения.

 Все строфы – четверостишия, кроме последней, имеют перекрестную рифмовку. В последней строфе Лермонтов использует опоясывающую рифму, которая придает поэтическому повествованию большую завершенность.

 Автор прибегает к  устаревшим словам, стараясь сохранить стиль пушкинского «Пророка» («судия», «град», «очи», «камелья», «завет»). Торжественные эпитеты наполняют стихотворение взволнованной интонацией и некоторой тайной («чистые ученья», «божья пища», «вечный судия», «шумный град»).

 Восклицательные предложения в двух завершающих строфах звучат вызовом. Это момент наивысшего напряжения, точка кипения. Обида поэта, горечь и боль вырвались наружу.

 Стихи М.Ю. Лермонтова  – это почти всегда напряженный  внутренний монолог, искренняя  исповедь, надежда найти благодарного читателя и слушателя. Поэт глубоко и тонко раскрывает психологию лирического героя, его мгновенные настроения и переживания. Во многих стихах поэта звучит тревога за судьбу русской литературы, за судьбы истинных «певцов невидимого счастья», ведь в руках бездарей поэзия может быть просто ничтожной «игрушкой золотой».