Спор о сатире и крестьянский вопрос как эстетическая и идеологическая категории сатирической журналистики в журналах 1769 – 1774 годов

      Примечательно, что в России инициатива выпуска  сатирических журналов исходила от высшей власти в лице русской императрицы. Это был еще один из характерных для Екатерины II тактических шагов в ее постоянных заигрываниях с передовым общественным мнением Европы, и в частности с просветителями. Политические цели, которые при этом преследовала Екатерина, были ясны. Решение императрицы выпускать еженедельные периодические листки своего журнала заключало в себе косвенное признание того провала, который потерпела она с созывом Комиссии по составлению Нового уложения 1767 г. В Комиссии стали всё чаще и громче звучать речи в защиту крепостных крестьян, требования установления законов, ограничивающих крепостничество. Речи прогрессивно настроенных депутатов всё больше и больше раздражают императрицу.

      Под предлогом начавшейся войны с  Турцией работа Комиссии была свернута, а затем и вообще прекращена. Нового Свода законов в России не появилось. По-прежнему единственным законом оставалась воля «матушки-императрицы». Но Комиссия всколыхнула общественное мнение, обострила противоречия самодержавно-крепостнической России. В работе Комиссии принимали участие молодые писатели, в том числе, Н. Новиков, М. Попов, А. Аблесимов, В. Майков, которые сделали свои выводы, и каждый из них, в зависимости от политических убеждений, осмыслит уроки Комиссии в печатном слове.¹⁶

      Столкнувшись  с непониманием, а в ряде случаев  с прямой оппозицией своим замыслам со стороны депутатов Комиссии, Екатерина II меняет тактику. Теперь она решает прибегнуть к помощи журналистики. Однако объективным следствием ее затеи явилась острая журнальная полемика, разгоревшаяся сразу, как только выявились расхождения в позициях и взглядах по основным затронутым вопросам у издателей различных журналов.

      Начав с января 1769 г. издавать журнал «Всякая всячина» (обозначенный ею как сатирический), императрица ставила своей целью сохранение идеологического контроля над умами подданных при помощи литературы.¹⁷

      Издателем журнала официально считался секретарь  Екатерины Г. Козицкий, фактически за спиной Козицкого стояла императрица. Её же принадлежало и большинство статей в журнале. Цель издания «Всякой всячины» определилось уже с первого номера: изображать и осмеивать общечеловеческие пороки, не допустить на страницы печати подлинную сатиру и критику. Материалы для журнала заимствовались из английских журналов полувековой давности «Зритель» и «Болтун».  Следуя заветам «Зрителя», «Всякая всячина» объявила, что она стоит за сатиру «в улыбательном духе».¹⁸

      Под видом невинной болтовни, перемежая легкую, ни к чему не обязывающую сатиру назидательными поучениями и увещеваниями, скрываясь за мнимыми и действительными корреспондентами, Екатерина II рассчитывала разъяснить общественному мнению в доступной для самого широкого читателя форме некоторые аспекты своей внутренней политики. А заодно объяснить причины неуспеха работы законодательной Комиссии 1767 г. При этом она лицемерно призывала своих соотечественников к сотрудничеству в деле исправления общих недостатков, разрешив желающим издавать аналогичные журналы.

      Объявляя  заранее, что журнал будет выходить в течение года, венценосная издательница «Всякой всячины» имела, по всей вероятности, определенный, хорошо продуманный план действий. Названный срок был достаточным  для его осуществления. Призыв следовать примеру «Всякой всячины» и льготы, предоставленные издателям других журналов (от них не требовалось называть своего имени, они освобождались от ряда цензурных формальностей), подчеркивали уверенность императрицы в успехе.

      Призыв  «Всякой всячины» был услышан. Одно за другим начали появляться периодические  издания: еженедельник М. Д. Чулкова  «И то и сё», издававшийся В. Г. Рубаном  журнал «Ни то, ни сё», «Подёнщина»  В. Тузова, «Полезное с приятным»  И. Ф. Румянцева и И. А. Тейльса. С 1 апреля начал выходить издававшийся, по-видимому, Л. Сичкаревым журнал «Смесь».¹⁹ Почти все эти журналы стремились в основном следовать в русле тех задач, которые были намечены «Всякой всячиной». Лишенные какой-либо четко выраженной идеологической программы, они демонстрируют либо образцы развлекательного балагурства и эмпирических описаний быта простонародья (журналы Чулкова и Тузова), либо оказываются заполненными переводами морально-нравоучительных статей, заимствованных из европейских журналов (журнал Румянцева и Тейльса, отчасти «Смесь»), а то и вовсе непритязательными стихотворными опусами, как это имело место в журнале Рубана.

      Поначалу  ничто не предвещало грозы. «Всякая  всячина», постепенно приучая читателей  к нравоучительно-развлекательному тону своих публикаций, выпускает свои листочки. Но скоро события начали выходить из-под контроля императрицы. 1 мая 1769 г. Н. И. Новиков выпустил 1-й номер своего журнала «Трутень».  
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

      3.2 «Трутень» против «Всякой всячины» 

      С появлением «Трутня», шутливому тону домашней сатиры и развлекательной болтовни, которые стремилась насаждать «Всякая всячина», наступил конец.

      В процессе того, как определялась независимая  от патронажа «Всякой всячины» творческая позиция журнала Новикова, происходило стихийное размежевание сил в стане журнальных издателей. Водораздел наметился прежде всего в понимании задач и прерогатив сатиры. Официальная трактовка общественного назначения сатиры наиболее рельефно была представлена в журнале «Всякая всячина». В союзе с нею оказался журнал Чулкова «И то и сё». С противоположных позиций выступил «Трутень» Новикова. К нему примкнули «Смесь» и начавший выходить с июля 1769 г. журнал Ф. Эмина «Адская почта».

      Повод для полемики дала сама «Всякая всячина». В одном из майских листков под номером 52 в ответе одному из корреспондентов издателями журнала был поставлен вопрос о возможностях исправления природы человека. «Снисхождение и человеколюбие» — вот что объявлялось истинным проявлением «любви к ближнему».²⁰ Действия же тех, кто стремился исправлять пороки, осмеивая и критикуя их носителей, противоречат такой любви. И в помещенном вслед за этим ответом письме некоего Афиногена Перочинова предлагались правила, которыми следовало бы руководствоваться в вопросах критики людских недостатков: «1) Никогда не называть слабости пороком. 2) Хранить во всех случаях человеколюбие. 3) Не думать, чтоб людей совершенных найти можно было, и для того 4) Просить Бога, чтоб дал нам дух кротости и снисхождения».²¹ При таком понимании функции сатиры допустимость критики социальных пороков практически сводилась на нет.

      Не  довольствуясь изложенными правилами, «Всякая всячина» сочла нужным сопроводить  письмо Перочинова следующим постскриптумом: «Я хочу завтра предложить пятое правило, а именно, чтобы впредь о том никому не рассуждать, чего кто не смыслит; и шестое, чтоб никому не думать, что он один весь свет может исправить».²²

      Примечателен  приказной тон, каким были сформулированы эти дополнения. А. В. Западов справедливо  отмечал, что они принадлежали самой Екатерине II: «Этот тон она сразу усвоила в спорах с непокорными литераторами, и именно так заговорила позже с Фонвизиным, отвечая в «Собеседнике» на его Вопросы, обращенные к автору «Былей и небылиц», т. е. к Екатерине II».²³

      До  сих пор Екатерина II не встречала активного противодействия той линии, которую она стремилась проводить па страницах руководимого ею журнала. Но на этот раз позиция, занятая «Всякой всячиной», вызвала ответную реакцию. Первым выступил «Трутень». В листе V журнала от 26 мая было помещено письмо на имя издателя «Трутня» от некоего Правдулюбова. В письме преподанные екатерининским журналом правила подвергались резкой критике: «Многие, слабой совести люди никогда не упоминают имя порока, не прибавив к оному человеколюбия. Они говорят, что слабости человекам обыкновенны и что должно оные прикрывать человеколюбием; ... но таких людей человеколюбие приличнее назвать пороколюбием.. . Любить деньги есть та же слабость; почему слабому человеку простительно брать взятки и набогащаться грабежами. Пьянствовать также слабость или еще привычка; однако пьяному можно жену и детей прибить до полусмерти и подраться с верным своим другом. Словом сказать, я как в слабости, так и в пороке не вижу ни добра, ни различия».²⁴ Автором этого письма был Н. И. Новиков. В его лице Екатерина II, пожалуй, впервые столкнулась со столь решительным и, главное, публично заявленным несогласием с идеологическими установками ее журнала. В номере 66 «Всякой всячины» императрица ответила «Трутню» в резких тонах. Называя критические замечания Правдулюбова «ругательствами», она инкриминировала «корреспонденту» Новикова желание «истребить милосердие» и «за все да про все кнутом сечь». Претендовавшая на человеколюбие и терпимость издательница «Всякой всячины» не стеснялась при этом в выражениях. Полемика началась.

      Новикова  не смутили выдвинутые против него обвинения. Он продолжал наносить чувствительные уколы «Всякой всячине», не щадя самолюбия ее издателей. О смелости, с какой Новиков парировал  нападки руководимого императрицей журнала, можно судить по характеру ответа, помещенного в листе VIII «Трутня» от 16 июня: «Госпожа Всякая всячина на нас прогневалась и наши нравоучительные рассуждения называет ругательствами. Но теперь вижу, что она меньше виновата, нежели я думал. Вся ее вина состоит в том, что на русском языке изъясняться не умеет и русских писаний обстоятельно разуметь не может».²⁵

      Говоря  о неумении «Всякой всячины» изъясняться  по-русски, Новиков имел в виду прежде всего Екатерину II, недостаточное владение которой русским литературным языком было общеизвестно. О том, что Новиков был хорошо осведомлен о высоком положении издательницы «Всякой всячины», можно судить по едва заметным, но достаточно едким намекам, сопровождавшим разбор ошибок в стиле его оппонента: «Госпожа Всякая всячина написала, что пятый лист Трутня уничтожает. И это как-то сказано не по-русски; уничтожить, то есть в ничто превратить, есть слово самовластью свойственное, а таким безделицам, как ее листки, никакая власть неприлична».²⁶

      Екатерине было явно не справиться с Новиковым. Вместо ожидаемого идеологического  лидерства ей пришлось защищаться, отбиваясь  от  нападок  остроумного и  язвительного  противника.

      Новиков не останавливается перед прямым пародированием методов и стиля  екатерининской сатиры. Впрочем, повод  к этому ему вновь дала сама императрица. В номере 103 «Всякой  всячины» она помещает очередной перевод нравоописательного эссе, заимствованного из английского «Зрителя»: «Некогда читал некто следующую повесть. У моих сограждан, говорит сочинитель, нет ни одной такой склонности, коя бы более притягала мое удивление, как неутолимая их жажда и жадность к новизнам».²⁷ На первый взгляд, статья направлена против любителей сплетен. Но за внешне невинной развлекательностью подобных сатирических откровений неизвестного автора скрывался определенный полемический подтекст. Успех периодических изданий отныне объясняется любопытством и страстью к новизне. И «Всякая всячина» спешила сообщить о новом замысле открывшего эту истину автора: «Со временем составлять он хочет ведомости, в которых все новизны напишет сего города, и надеется получить от того великий барыш. Например:

      В Казанской венчали на сей неделе двенадцать свадеб; такой то женился на такой; за ней приданого столько...

      К такой то вдове недавно начал  ездить такой-то; о чем соседи в  размышлении находятся.

      К такому то оброк привезли из деревни; но как он очень мотает, то сего не на долго станет; о чем весьма сожалеют те, кои к нему ездят обедать».²⁸

      Нетрудно  уловить в этом пассаже прямой намек на новиковский «Трутень»  с его знаменитыми, появлявшимися  периодически разделами сатирических «Ведомостей». Острота и смелость, с какой Новиков осмеивал в своих «Ведомостях» отдельные явления социальной жизни России, была не по вкусу императрице. Полные сарказма и злободневности сатирические юморески «Трутня» издатели «Всякой всячины» стремились низвести до уровня мелочного зубоскальства собирателей сплетен.

      Новиков ответил Екатерине II ее же оружием. В листе XX «Трутня» от 8 сентября было помещено письмо к издателю. С первых же слов письма внимательный читатель узнавал знакомые выражения: «Некогда читал некто следующую повесть: у некоторых моих сограждан, говорит сочинитель, нет ни одной такой склонности, коя бы более притягала мое удивление, как неограниченное их самолюбие. Обыкновенный к тому повод бывает невежество и ласкательство».²⁹

      Высмеивая «неограниченное самолюбие» некоторых, привыкших к ласкательству сограждан, Новиков метил в венценосную издательницу «Всякой всячины». Перелицовывая соответствующий номер екатерининского журнала, «Трутень» пародирует манеру своего противника: «Такий самолюбивый... хочет, чтобы все его хвалили и делали бы только то, что он повелевает»; «... со временем составить он хочет книгу, всякий вздор, в которой все странные приключения напишет всего города, и надеется получить от того великий барыш».³⁰ Намек на «Всякую всячину» заключен уже в брошенной словно невзначай характеристике задуманной книги — «всякий вздор». Пародийный характер очерка окончательно проясняется далее, при перечислении в насмешливо ироническом тоне образцов сатирических сочинений, встречавшихся на страницах «Всякой всячины»: «Такий-то на сей неделе был у своей родни и передавил все пироги, данные некоторой простодушной старушке в подаяние; такий-то всякий день бранится со своими соседями за колодезь; такий-то там-то приметил, что все девицы кладут ногу на ногу очень высоко; тот-то насмешник подсмеял одну женщину, велев ей для усыпления читать сочинения такого мужа, который за полезные переводы заслужил от всех похвалу и благодарность, и что от той насмешки весь город хохотал целую неделю на счет насмешника... Етот перекрапывает на свой салтык статьи из славного аглинского Смотрителя, и, называя их произведением своего умоначертания, восклицает: и мы яблока плывем, и прочая».³¹