Взрыв многопартийности в 1905 году

 Взрыв многопартийности в 1905–1907 гг.  

 Революция создала в России совершенно новую  политическую атмосферу. Страна словно стремилась выговориться после многовекового  молчания. Ослабление цензуры, появление  сотен новых газет и журналов, созыв весной 1906 г. Государственной  думы, публичное обсуждение самых  острых политических вопросов – все  это способствовало стремительной  политизации российского общества и готовило благодатную почву  для образования все новых  и новых политических партий. Появившийся  в разгар всероссийской стачки царский  Манифест от 17 октября 1905 г. обещал даровать россиянам “незыблемые основы гражданской  свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы  совести, слова, собраний и союзов”. Последнее обещание можно было истолковать  как завуалированное разрешение на создание не только разного рода профессиональных и профессионально-политических союзов, которые стихийно стали возникать  после начала революции, но и политических партий как таковых, хотя никакого специального закона о них ни тогда, ни позже  в России принято не было.

 Что касается партий революционно-социалистической ориентации, то они теперь могли  хотя бы временно перейти на полулегальное положение и даже открыто выступать в 1906–1907 гг. с трибуны I и II Государственной думы. Либералов же и консерваторов к созданию партийных объединений подтолкнула именно революция. Первые хотели объединиться, чтобы противопоставить себя самодержавному режиму, с одной стороны, и отмежеваться от революционеров – с другой, вторые для того, чтобы защитить самодержавие и православие не только от революционеров и либералов, но и от колебаний самой власти, проявлявшей, по их мнению, излишнюю уступчивость по отношению к “смутьянам”.

 В последние  месяцы 1905-го и в 1906 г. процессы партийного строительства проходили в России очень бурно. В октябре 1905 г. родились Конституционно-демократическая партия (кадеты) и Партия правового порядка, в ноябре – Союз русского народа и Торгово-промышленная партия, в  декабре – Партия демократических  реформ, в феврале 1906 г. прошел I съезд  Союза 17 октября (октябристов) и т. д. Происходили определенные организационные  подвижки и в уже существующих партиях. Так, весной 1906 г. объединились большевики, меньшевики, польские, литовские  и латышские социал-демократы, а  несколько позже к ним присоединился  также Бунд. У эсеров, наоборот, от основного ядра партии откололся  в 1906 г. левацкий Союз эсеров-максималистов, а с другой стороны, возникла более  умеренная Народно-социалистическая партия реформистского толка (энесы). [c.78]

 Если  учесть, что вновь создаваемые  партии не должны были проходить официальной  регистрации и создавались, по существу, явочным порядкам, удовлетворяя личные амбиции своих лидеров и тягу тех или иных социальных слоев  и национальных групп к самоидентификации  и самовыражению, то легко понять, почему процесс партийного строительства принял в России в 1905–1907 гг. такие необычные формы. По данным энциклопедии “Политические партии России” (1996), в период первой российской революции в стране действовало не менее 100 партий и 25 союзов, организаций и течений консервативной, либеральной и социалистической ориентации, что намного превосходило соответствующие показатели по другим странам.

 Чем объяснить эти поражающие воображение  цифры? Во-первых, не будем забывать, что Россия была многонациональной  империей. Поэтому значительная часть  партий и союзов имела ярко выраженную национальную окраску: так, в Царстве  Польском и на Украине было по 12 партий, в Литве – 11, Латвии – 9, Финляндии  – 8, Эстонии – 5 и т.д. Существовало также около десятка еврейских  партий и союзов, что отражало большую  активность евреев в сопротивлении  самодержавному режиму, ставившему их в особо унизительное положение  по сравнению с другими национальными  меньшинствами (“черта оседлости”, процентная норма при приеме в учебные  заведения и т.д.). Во-вторых, многие партии и союзы носили эфемерный  характер и исчезали столь же быстро, как и возникали, не оставляя даже следа в исторической памяти народа. В-третьих, существенную роль в возникновении  российской супермногопартийности играли сложная социальная структура населения России и та гипертрофированная, по сравнению с другими странами, роль, которую играла в общественно-политической жизни России интеллигенция, доминировавшая во всех без исключения политических партиях. Наконец, нельзя не учитывать и специфику той обстановки, которая сложилась в России в 1905–1907 гг. и была связана с резким переходом от полного отсутствия политической свободы к некой полусвободе, когда у многих возникало вполне объяснимое желание как-то обозначить себя в политическом пространстве, найти свою нишу, завербовать сторонников, завести печатный орган и т.д. Причем если раньше путь от скромного политического кружка или группы до оформления партии растягивался на многие годы, то в обстановке революции он занимал часто месяцы, а то и недели.

 При этом самыми крупными, массовыми политическими  партиями в период первой российской революции были следующие пять; Союз русского народа, Союз 17 октября (октябристы), Конституционно-демократическая партия (кадеты), Партия социалистов-революционеров (эсеры) и Российская социал-демократическая  рабочая партия, в которой были две фракции – большевики и  меньшевики. Была ли в этом внешне хаотическом  конгломерате партий, союзов и организаций  какая-то система, внутренняя логика их взаимоотношений? Безусловно, ответ  должен быть утвердительным. Прежде всего, все партии можно подразделить на общероссийские, региональные и национальные. Если говорить об их программных установках, то [c.79] можно выделить партии консервативные, либеральные и социалистические. С точки зрения тактики их можно разделить на правых и левых радикалов, с одной стороны, и умеренных – с другой. В Государственной думе депутаты, открыто заявившие о своей партийной принадлежности или партийных симпатиях, образовывали правый и левый фланги и находившийся между ними “центр”, в который входили кадеты, а временами и октябристы. Иными словами, здесь все зависит от угла зрения, под которым рассматривается история политических партий, от критериев подхода к их деятельности.

 С известной  долей условности можно говорить и о социальной ориентации отдельных  партий. Так, социал-демократы открыто  называли себя рабочей партией; эсеры, выступавшие от имени всего “трудового народа”, постепенно превращались преимущественно  в крестьянскую партию. Само за себя говорит и название Совета объединенного  дворянства. Связи же кадетов и  октябристов с буржуазией носили уже более сложный, во многом опосредованный характер, так же как и связи  Союза русского народа с помещиками. Так или иначе, социальные критерии при классификации политических партий нужно применять очень  осторожно и ни в коем случае их не абсолютизировать, как это делали марксисты.

 Вместе  с тем следует подчеркнуть, что  вплоть до 1917 г. ни одна политическая партия в России не прошла испытания властью  и не имела опыта конструктивной государственной деятельности. Все  партии, даже самые консервативные, занимались в основном критикой правительства, причем за исключением очень короткого  периода, когда октябристы поддерживали Столыпина, в стране вообще не было правительственной партии или партий. С декабря 1905 г. действовала инструкция, запрещавшая государственным чиновникам вступать в какие бы то ни было партии, а в 1908 г. Сенат официально отказал кадетам в легализации их партийной деятельности.

 По  экспертным оценкам, в 1906–1907 гг. совокупная численность всех российских политических партий не превышала 0,5% населения страны (в 1917 г. она возросла примерно до 1,5%). Крестьянская Россия и российская “глубинка” были охвачены партиями очень слабо.

 Все эти многочисленные оговорки не меняют, однако, того факта, что в начале XX в. и особенно в 1905–1907 гг. политическая жизнь России вступила в совершенно новую фазу, одной из главных примет которой была оживленная деятельность и бешеная конкуренция различных партий, союзов и организаций.