Всеобщий кризис советской системы в эпоху застоя

Всеобщий кризис советской системы в эпоху "застоя"

     Смещение Хрущева  со своего поста и приход  к власти Л.И. Брежнева означало  победу консервативного крыла  советского руководства, которое  сочло, что реформы зашли слишком  далеко и начали выходить из  под контроля. Впрочем, несмотря на отдельные попытки реанимации сталинской политической системы, новая генерация руководителей отнюдь не собиралась возвращаться к порядкам 30 - 40-х гг. "Жесткий" вариант сталинизма уже не мог быть осуществлен: слишком велика была инерция разоблачений; да и сам аппарат не желал возвращения тоталитарных форм контроля, поскольку, в этом случае, его деятельность также оказывалась в сфере такого контроля. Фактически, дело свелось к отказу от большинства дальнейших реформ, за исключением хозяйственной (однако и она вскоре была свернута). Не желая новых крупных потрясений, консерваторы стремились всеми силами стабилизировать режим, опорной социальной базой которого стал растущий слой чиновничества.

     Казалось бы, эта задача не могла быть разрешена, поскольку речь шла не об обычном кризисе, а о всеобщем, о кризисе самой системы, лишенной реальных экономических стимулов к труду, следствием чего были низкая эффективность производства, бесхозяйственность, низкое качество продукции, медленное внедрение новой техники и новых технологий, приводивших к нарастающему падению темпов роста и все большему отставанию от ведущих держав мира. Но, не осознавая коренных причин отставания и полагая, что сложности развития носят частный лишь характер, советские лидеры ставили перед страной все более нереальные задачи соревнования со всем западным миром. К тому же значительная часть ресурсов направлялась не на подъем потребительского сектора, а на увеличение производства вооружений с целью поддержания военно-политического равновесия в мире. Таким образом, низкая эффективность экономической системы СССР в целом и нереалистичные цели, выдвигаемые перед ней, с неизбежностью вели страну сначала к замедлению, а затем - и к прекращению развития, чреватому новой всеобщей дестабилизацией.

     Но желанная  стабилизация все же состоялась. Причинами тому стало благоприятное  стечение ряда обстоятельств:  во-первых, отказ от резких шагов  в проведении политики вызвал  благожелательное отношение к  руководству как со стороны государственного аппарата, так и большинства рядовых граждан СССР, не успевавших адаптироваться в быстро меняющемся хрущевском мире и поддержавших поэтому линию нового руководства, а во-вторых, сложилась крайне выгодная для СССР внешнеэкономическая конъюнктура, позволившая компенсировать принципиальную неэффективность советской экономики. Энергетический кризис в западных странах, вызванный резким ростом цен на энергоносители, прежде всего, - нефть и газ, совпал с обнаружением в Советском Союзе значительных и относительно дешевых запасов этих энергоносителей. Пользуясь громадной разницей между стоимостью производства нефтепродуктов в СССР и их продажной ценой, советское руководство сумело получить значительные денежные средства (так называемые "нефтедоллары") от их экспорта в Западную Европу. Благодаря им в течение сравнительно долгого времени удавалось поддерживать, хотя и на весьма низком уровне, некоторый рост материального благосостояния населения.

     Относительное  благополучие создавало иллюзию  правильности выбранного пути, поэтому  проблемы, стоящие перед страной,  не только не разрешались, но, напротив, имели тенденцию к нарастанию. Постоянно увеличивался и без  того громоздкий бюрократический  аппарат государственного управления. Практически полностью была восстановлена  жесткая централизация управления  экономикой. В то же время, эффективность  управленческих решений неизменно  падала. Возрастала бюрократизация  и формализация аппаратной деятельности. Наконец, наиболее очевидным признаком  разложения стала массовая коррупция  чиновничества. 

     Все это  увеличивало пропасть между обществом  и властью. Все очевиднее становилась  общественная и социальная апатия, разочарование в выдвигаемых  руководством целях (Пожалуй,  особенно явным оно стало после  того, как выяснилась неосуществимость  создания основ коммунистического  общества, намеченного Программой  КПСС на 1980 г.). Неверие в коммунистические  идеалы поразило не только  рядовых граждан, но и значительную  часть партийной и государственной  элиты, все менее рьяно боровшейся  с "крамолой". Фактически, уже  к концу 70 - началу 80-х гг. произошла  деидеологизация советского общества, подготовившая сравнительную легкость  восприятия населением "перестройки". Надо заметить, что изменения  в общественном сознании оказались  столь велики, что впервые с  20-х гг. в стране возникли, хотя  и не слишком значительные  количественно, но все больше  влияющие на общественное мнение  оппозиционные режиму группы (А.Д. Сахаров, А.И. Солженицын, В. Буковский и др.), выросшие в целое диссидентское движение. Конечно, государство вело с ними борьбу, но даже репрессии носили, в целом, довольно вялый характер. Причем, в осуществлении политики по отношению к диссидентскому движению властям все чаще приходилось прислушиваться к мнению международной общественности.

     Эта черта  характерна и для внешней политика СССР в целом. С конца 60-х гг. все отчетливее становится усиление прагматической линии в отношении международных дел. Правительство берет курс на улучшение отношений со странами Запада, прежде всего Европы. Во многом это объясняется все тем же экономическим интересом. Взаимные движения потоков нефти на Запад, а долларов - на Восток все крепче привязывали их друг к другу. Конечно, линия на "разрядку международной напряженности", получившая свое наивысшее развитие в подписании Хельсинкского акта Европейского Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, встречала серьезное противодействие в результате проявлявшихся время от времени рецидивов "холодной войны". Однако даже здесь оказались возможны "компромиссы". Если, например, сравнить реакцию Запада на введение войск в Венгрию в 1956 г. с откликом на силовое подавление демократических реформ в Чехословакии в 1968 г., то разница станет очевидной. Западные страны, при всем негативизме в отношении подобных актов, отреагировали достаточно вяло: дело в том, что они смирились с переходом Восточной Европы под контроль СССР, как, в свою очередь, Советский Союз фактически отказался от идеи руководства мировым коммунистическим движением. Правда, введение советских войск в Афганистан (1979 г) вызвало куда более резкую реакцию, но это связано с тем, что действия СССР вызывали нарушение сложившегося баланса сил в мире. В то же время, афганская война дорого обошлась и советскому руководству. Принятое решение, основанное во многом на иллюзиях и неверных посылках, резко ухудшило не только внешнеполитическую, но и внутреннюю политическую и социально-экономическую ситуацию в стране.

     Громадные  средства, расходуемые на ведение  военных действий, уже не компенсировались  и без того оскудевшим ( в результате преодоления энергетического кризиса на Западе и падения цен на энергоносители, с одной стороны, и удорожания их добычи в СССР - с другой) потоком нефтедолларов. Резко ухудшилось выполнение социальных программ, что не могло не вызвать недовольства среди всех слоев населения. К этому следует добавить неспособность СССР поддерживать на прежнем уровне и выполнение военных программ для поддержания военного паритета, в то время как страны Запада навязывали все более высокие темпы гонки вооружений.

     В результате  возможности поддержания экономической  и политической стабильности  к началу 80-х гг. за счет внутренних  ресурсов системы оказались полностью  исчерпаны. Все очевиднее становилась  необходимость поиска новых средств  и источников развития, нарастало  осознание потребности в преобразованиях.  В конце концов, это стало понятно  и в самых верхних эшелонах  власти, которая после смены на  посту Генерального секретаря  КПСС Л.И. Брежнева Ю.В. Андроповым (ноябрь 1982 г.) предприняла первые  попытки провести реформы. Правда, представление о том, в каком  направлении и как далеко должны зайти предстоящие перемены было весьма смутным. В основном казались назревшими реформы экономические, в то время как политическая система представлялась вполне жизнеспособной и не нуждающейся в преобразованиях. Главным же пороком хозяйственной сферы представлялось отсутствие дисциплины и порядка на производстве. Запущенные было кампании по "закручиванию гаек" успеха не принесли. Частичные реформы не могли дать новые стимулы экономике, которая нуждалась в коренных изменениях, к тому же поддержанных реформами политической системы. Именно они и стали основой "перестроечного" и "постперестроечного" процесса.