Автор: Пользователь скрыл имя, 24 Ноября 2011 в 17:56, реферат
Практически во всех работах К.Поланьи прослеживается не просто хорошее знание работ Аристотеля, а стремление доказать, что вклад Аристотеля в экономическую науку гораздо значительнее, чем это принято считать в современной экономической науке. Американский экономист показывает, что экономическое учение Аристотеля одними исследователями понято неправильно, а другими не понято вообще. В качестве иллюстрации он приводит высказывания об Аристотеле Шумпетера, Соудека и др
Теоретические истоки экономических воззрений К. Поланьи
Экономическая антропология как самостоятельная дисциплина появляется в первой четверти ХХ столетия. Появление этой науки стало результатом огромной теоретической работы, которая была проделана мыслителями Х1Х-го и начала ХХ-го столетий в области социологии (О.Конт, Г.Спенсер, Э.Дюркгейм), экономики (Дж.Ст.Милль, К.Маркс, М.Вебер, Ф.Лист, К.Бюхер) и особенно социально-культурной антропологии (Э.Тэйлор,Ф.Гальтон, К.Пирсон и др.).
В качестве основных теоретических
источников концепции К.Поланьи можно
выделить работы таких мыслителей как
Аристотель, социалист-утопист Роберт
Оуэн и экономический антрополог Бронислав
Малиновский.
Практически во всех работах К.Поланьи
прослеживается не просто хорошее знание
работ Аристотеля, а стремление доказать,
что вклад Аристотеля в экономическую
науку гораздо значительнее, чем это принято
считать в современной экономической
науке. Американский экономист показывает,
что экономическое учение Аристотеля
одними исследователями понято неправильно,
а другими не понято вообще. В качестве
иллюстрации он приводит высказывания
об Аристотеле Шумпетера, Соудека и др.
[1]
К.Поланьи объясняет это рядом причин.
Прежде всего, пишет он, недопонимание
происходит из-за того, что “...некоторые
из его (Аристотеля) терминов - ключевых
- особенно капелике, метадосис и хрематистике
были искажены при переводе... Капелике
был истолкован как искусство розничной
торговли вместо искусства “коммерческой
торговли”, хрематистике как искусство
делать деньги вместо искусства снабжения,
т.е. добывания средств первой необходимости...
метадосис был принят за обмен или бартер
в то время, как это слово явно означало
нечто совсем противоположное, а именно,
“отдача своей доли”.” [2]
Однако, главная причина, по мнению К.Поланьи,
заключается в предубежденности экономистов.
Им кажется абсурдным вывод Аристотеля
о зависимости цен на рынке от положения
партнеров по обмену в сообществе, или
же отрицание Аристотелем наличия ограниченности
ресурсов. Аристотель отрицает аксиоматические
факты, на которых основана экономикс,
это ведет к тому, что современные экономисты
ничего не могут взять из его теории для
своего анализа и поэтому предпочитают
давать негативные оценки или же игнорировать.
Нахождение причин игнорирования Аристотеля
представителями экономикс подводит К.Поланьи
к мысли об узости формалистского подхода
к исследованию экономики. В отличии от
формалистов американский экономист соглашается
со многими положениями Аристотеля и развивает
их.
Во-первых, К.Поланьи соглашается с его
тезисом об отсутствии ограниченности
ресурсов. К.Поланьи рассматривает ограниченность
ресурсов как социальный феномен, характерный
для определенных социально-экономических
систем, но не для всех. И из этого он делает
вывод, что теория, претендующая на универсальность
не может иметь предметом своего анализа
распределение ограниченных ресурсов,
так как они не являются ограниченными
всегда и везде.
Далее, анализируя учение Аристотеля о
цене, К.Поланьи показывает разницу в подходе
нахождения формулы установления цены
между современными экономистами и Аристотелем:
“Радикальная разница состояла в том,
что современный экономист имел своей
целью описания образования цен на рынке,
в то время, как такая мысль была далеко
от сознания Аристотеля. Он был занят совершенно
другой и гораздо более практической проблемой
создания формулы, согласно которой цена
должна быть установлена.” [3]
К.Поланьи показывает, что в основе формулы
Аристотеля лежит критерий устойчивости
общества. Цена может укреплять общество,
если она справедливая (т.е. устанавливается
в соответствии с обычаем, или в соответствии
со статусом продавца и покупателя, и при
этом отсутствует “неестественная” прибыль),
или, напротив, подрывать его устои. Торговля
справедлива, если при этом поддерживается
существующее положение сообщества. Восхищаясь
прозорливостью Аристотеля, К.Поланьи
демонстрирует как “несправедливая”
цена практически разрушила существовавшее
в начале 18 века в Англии общество.
Из теории цены Аристотеля К.Поланьи делает
вывод о том, что в тот период экономика
еще была встроена в общество, и рыночные
механизмы только-только зарождались.
Американский экономист считает, что Аристотель
увидел начало процесса выделения экономики
из общества. Исходя из этого К.Поланьи
устанавливает временные границы данного
процесса: окончанием которого он называет
конец 19 века, когда общество начало создавать
механизмы для защиты от рынка, тем самым,
встраивая экономику обратно в общество.
Из учения Аристотеля о неестественности
делания денег ради самих денег К.Поланьи
выводит необходимость разделения экономики
как добывания средств существования
для удовлетворения необходимых потребностей,
и, с другой стороны, как размещение ограниченных
средств. И далее соответственно, разделяя
субстантивистский подход к изучению
экономики как изучение первой части и
формалистский подход как изучение второй
части.
Таким образом, можно сказать, что основные
положения, на которых основывается концепция
К.Поланьи, были восприняты им от Аристотеля.
Это, во-первых, то, что экономику следует
изучать в контексте всех социальных связей,
и, во-вторых, то, что главной функцией
экономики является сохранение и самовоспроизводство
сообщества не только в физическом смысле,
но прежде всего в культурном.
Если Аристотель был тем, кто увидел начало
выделения экономики из общества, Р.Оуэн,
по мнению К.Поланьи, был свидетелем завершением
этого процесса, т.е. свидетелем торжества
рынка.
Главной заслугой Р.Оуэна было то, что
он не только смог описать, но он смог понять
суть последствий окончательного выделения
экономики из общества. “Только один человек
постиг значение этого хождения по мукам,
возможно, потому что среди ведущих мыслителей
этого века он один обладал тонким практическим
знанием индустрии и был также открыт
для внутреннего видения. Ни один мыслитель
не продвинулся далее, чем это сделал Р.Оуэн,
в царство индустриального общества.”
[4] К.Поланьи считает этого мыслителя открывателем
реальности общества.
Особенно важной для К.Поланьи была мысль
Р.Оуэна об изменяющемся характере человека.
“Широкое распространение промышленности
по всей стране создает у людей новый характер;
- пишет Р.Оуэн - поскольку же этот характер
формируется на основе принципа, в высшей
степени неблагоприятного для общего
благополучия и счастья отдельных людей,
то это должно вызвать самые плачевные
и притом бесспорно отрицательные явления,
если только указанная тенденция не будет
пресечена при помощи законодательного
вмешательства и руководства.” [5]
Основываясь на данном положении Р.Оуэна,
американский экономист рассматривает
институты, окружающие людей и формирующие
их характер. Он показывает, что человеческое
поведение определяется той институциональной
средой, которая его окружает. Р.Оуэн указывал
на то, что расширение деятельности, ориентированной
на материальную выгоду, привносит фундаментальные
изменения в характер. Вслед за ним К.Поланьи
видит ключевой дефект рыночного капитализма
в его опоре на материальную выгоду, приобретательство
как фундаментальные мотивационные силы.
Еще одно важное положение концепции Р.Оуэна,
который американский экономист развивает
в своих работах, касается последствий
выделения экономики из общества и, как
следствие этого, изменения характера
людей. Тезис Р.Оуэна о том, что культурная
деградация гораздо страшнее материального
обнищания, становится лейтмотивом всей
работы К.Поланьи.
Р.Оуэн видел, что кризис рыночного капитализма
был не узко экономическим, но имел гораздо
более глубокие изменения. Это был культурный
кризис, проникающий в те области человеческой
жизни, которые способствуют осознанию
значения человека в этой жизни. Великий
мыслитель учил своих рабочих, что деградация
исходит из культурного вакуума, в котором
их жизни потеряли свое значение. И одна
только высокая зарплата не сможет спасти
от углубления этой деградации, так как
доход должен быть потрачен на определенные
цели с определенным значением для социальной
жизни, которое как раз и является утерянным.
Аналогичным образом оценивает К.Поланьи
последствия внедрения рыночного механизма
в странах Африки: “Не экономическая эксплуатация,
как это зачастую предполагают, а дезинтеграция
культурного окружения жертвы является,
в таком случае, причиной деградации...
Результатом является потеря самоуважения
и стандартов, будь-то единица народом
или классом, возникает ли процесс от так
называемого “культурного конфликта”
или от изменения в позиции класса в рамках
общества.” [6]
Кроме того, кажется совершенно очевидным,
хотя сам К.Поланьи об этом не пишет, что
именно работы Р.Оуэна и его практическая
деятельность способствовали возникновению
теории двойного движения, которая является
одним из важнейших достижений американского
экономиста.
Третьим мыслителем, оказавшим серьезное
влияние на К.Поланьи, является, на наш
взгляд, Бронислав Малиновский. Имя Б.Малиновского
самым тесным образом связано с появлением
науки экономическая антропология, которая
явилась тем полем, где К.Поланьи искал
и находил теоретические и практические
доказательства основных положений своей
теории. В отличие от Аристотеля и Р.Оуэна,
Б.Малиновский не очень широко представлен
в экономической литературе. Поэтому представляется
интересным подробнее остановиться на
его взглядах и предмете экономической
антропологии.
Экономическая антропология как самостоятельная
дисциплина появляется в первой четверти
ХХ столетия. Появление этой науки стало
результатом огромной теоретической работы,
которая была проделана мыслителями Х1Х-го
и начала ХХ-го столетий в области социологии
(О.Конт, Г.Спенсер, Э.Дюркгейм), экономики
(Дж.Ст.Милль, К.Маркс, М.Вебер, Ф.Лист, К.Бюхер)
и особенно социально-культурной антропологии
(Э.Тэйлор,Ф.Гальтон, К.Пирсон и др.).
В 18 веке, когда слово "антропология"
только начинало входить в научный обиход,
оно означало "трактат о душе и теле
человека". Впоследствии этот термин
в общей форме расшифровывался также,
предполагая всестороннее изучение человека:
его биологических и социокультурных
свойств. В последней трети 19 века, в период
становления английской, да и мировой
социально-культурной антропологии, в
качестве особой научной дисциплины, сложилось
представление о самых общих задачах этой
науки, как о задачах обнаружения естественных
законов, по которым живет и развивается
человечество. В тот период в социально-культурной
антропологии господствовал эволюционизм,
возникновение которого было тесно связано
с естественно-научной теорией Ч.Дарвина.
К началу ХХ века наблюдается закат эволюционизма.
Возникает несоответствие между установками
эволюционистских методов и реальностью
этнографического материала, которым
к этому времени располагала наука. Методологический
кризис стал очевиден для большинства
представителей социальной антропологии.
Многие ученые, не удовлетворенные плоскими
схемами однолинейной эволюции, пытались
найти иные способы исследования. На этой
почве и появилось новое направление социально-культурной
антропологии - функционализм.
Основными представителями функционализма
в социально-культурной антропологии
были Рэдклифф-Браун и Б.Малиновский. Они
целиком восприняли от своих предшественников
отношение к обществу “дикарей” как к
упрощенному варианту общества вообще.
Б.Малиновский, например, не раз подчеркивал,
что антропологи для достижения своих
задач (выявление и формирование универсальных
экономических законов) в принципе могли
бы изучать и свое собственное общество,
но первобытное больше для этого подходит
хотя бы потому, что “посредством познания
человеческой природы, проявляющейся
в форме, ...отличной и чуждой нам, мы прольем
свет на нашу собственную природу.” [7]
Функционализм отличался резкой сменой
познавательной направленности - причинно-следственная
проблематика эволюционистской антропологии
уступила место проблемам изучения функциональных
связей общества. Функционалисты отказались
от рассмотрения социальных явлений только
во временном их развитии как простое
чередование пережитков и заимствований
в исторической последовательности, но
считая культуру каждого народа системой
институтов (норм, обычаев, верований),
призванных выполнять необходимые общественные
функции, предметом изучения сделали процессы
функционирования.
Критикуя эволюционизм, функционалисты
никогда не отрицали самого процесса эволюции;
они лишь скептически относились к возможности
получить достоверный и системно связанный
фактический материал, позволяющий делать
обоснованные выводы об эволюции общества
и культуры на протяжении истории человечества,
особенно на самых ранних ее этапах. Недоверие
функционалистов было основано на утверждении,
что все существовавшие в данное время
народы, даже самые примитивные из них,
прошли одинаковый в хронологическом
смысле исторический путь. Из этого утверждения
делается вывод, что “дикарей” и “варваров”
современности нельзя рассматривать как
прямых предков “цивилизованных” народов,
как это делали классики эволюционизма.
На формирование теоретических концепций
функционалистов существенное влияние
оказали не только идеи предшественников,
но и выводы, полученные в результате собственных
практических исследований конкретных
народов, которые начали активно проводиться
в этот период. Например, опыт изучения
Рэдклифф-Брауном систем родства австралийских
аборигенов сказался на формировании
некоторых положений доктрины исследователя.
В частности, взгляд на социальную жизнь
коренных жителей Австралии как на однозначно
регламентированную системами родства,
привел ученого к утверждению о жесткой
структурированности всякого общества
как такового.
Практика полевых исследований поставила
на повестку дня комплексное изучение
конкретных народов, а не только человеческой
культуры вообще. Именно в этот период
(начало ХХ века) происходит выделение
в социально-культурной антропологии
ряда субдисциплин: психологическая антропология,
социальная антропология и экономическая
антропология. Длительное время область
экономики не привлекала внимания антропологов,
так как материалы, относящиеся к экономической
структуре примитивного общества, носили
крайне отрывочный характер.
Поворот произошел только тогда, когда
впервые в истории антропологии было собрано
множество самых разнообразных фактов,
относящихся к различным аспектам экономических
отношений одной небольшой этнической
группы, и была предпринята попытка их
обобщить, свести воедино, нарисовать
целостную картину экономической жизни
данного народа. Этот сдвиг связан с появлением
работ Б.Малиновского, в которых была детально
описана и проанализирована система экономических
отношений общества меланезийцев островов
Тробриан.
Наиболее интересной частью концепции
Б.Малиновского является теория института.
В данный период в экономической науке
понятие “институт” было очень широким
и даже расплывчатым, в него вкладывалось
самое разное содержание. Появление этого
понятия, на наш взгляд, связано с переходом
от исследования причинно-следственных
связей к анализу функциональных связей.
По Б.Малиновскому, именно институт является
тем механизмом, который обслуживает удовлетворение
основных и производных потребностей
своих участников и всего общества в целом,
исполняя таким образом свою функцию.Согласно
принципу всеобщей связи, ни один институт
не может рассматриваться изолированно
от других проявлений социально-экономической
жизни. При описании конкретного общества
за основу брался один из его институтов
и как бы “высвечивался” из того, что
Б.Малиновский называл “калейдоскопом
племенной жизни”, то есть из всего хитросплетения
поступков, отношений и связей, выраженных
в деятельности членов общества.
Ярким примером такого подхода является
исследование-описание института “Кулы”.
Б.Малиновский дает следующее описание
этого института: кула есть “система торговли”,
заключающаяся в “циркуляции двух видов
предметов, которые высоко ценятся, но
не имеют никакого практического употребления.
Это браслеты, сделанные из раковины и
ожерелья из раковинных дисков, предназначенные
для украшения, но вряд ли когда используемые
даже для этой цели. Предметы этих двух
видов движутся... по круговому маршруту,
который простирается на много миль и
охватывает множество островов. Ожерелья
совершают оборот по направлению движения
часовой стрелки, а браслеты движутся
в противоположном направлении. Предметы
обоих видов никогда не задерживаются
на сколько-нибудь длительный промежуток
времени в руках какого-либо владельца;
они постоянно движутся, постоянно встречаются
и обмениваются друг на друга.” [8]
Б.Малиновский, как и все антропологи того
времени, был воспитан на аксиомах современного
им маржинализма. На первый взгляд, Кула
представляет собой обмен материальных
ценностей. Поэтому Б.Малиновский подходит
к Куле как экономическому институту,
но в процессе исследования он приходит
к выводу, что основную роль здесь играют
не экономические, а социальные стимулы.
Назвав Кулу системой торговли, исследователь
в то же время подчеркивает, что этот институт
всеми своими основными чертами не только
отличается, но и противоположен торговле
в обычном смысле слова. Это несомненно
обмен, но не товарообмен. Никто из участников
не извлекает непосредственно из него
никакой прямой материальной выгоды. И
тем не менее, этот происходивший с соблюдением
определенных правил “переход из рук
в руки двух бессмысленных и совершенно
бесполезных предметов” [9] играл большую
роль в жизни тробрианцев.
Следуя своему институциональному методу,
Б.Малиновский описывает Кулу со всех
сторон. Он показывает ее важность и социальную,
и экономическую. Ученый показывает, что
Кула является институтом, способствующим
“интерсвязям между тробрианцами различного
языка и культуры” [10] .
Специфичность Кулы Б.Малиновский видит
в том, что дача и отдача разделены во времени.
Обмен никогда не происходит одновременно
из рук в руки, он разделен на два акта,
между которыми существует определенный
промежуток времени. Исследователь называет
это специфичной формой кредита, которая
основывается на высокой степени взаимного
доверия. Что заставляет тробрианцев отдавать
столько же и даже больше, но не в коем
случае не меньше, чем они получили? Отвечая
на этот вопрос Б.Малиновский показывает
отличие мышления "первобытного"
человека и "современного". Для "примитивного"
человека давать более важно, чем владеть,
щедрость есть самое главное богатство,
т.к. она способствует упрочению положения
в обществе.
Рассматривая отличия в организации труда
у "цивилизованных" и "примитивных"
людей, Б.Малиновский подчеркивает, что
интегрирующими и организующими в "первобытных"
обществах являются социальные силы. Так
же ученый приходит к выводу, что "первобытный"
человек не стремится к выполнению каких-либо
всеобщих задач. Участвуя в общественном
труде, он реализует свои собственные
интересы, хотя бы потому, что не знает,
в чем заключаются общие задачи и цели.
Б.Малиновский обращает на это внимание,
описывая Кулу. “Они не имеют понятия
об общих задачах некоторых социальных
структур. Они знают собственные мотивы,
знают цели индивидуальных действий, но
для чего нужны эти коллективные действия,
это выше их умственного предела. Даже
самый интеллигентный дикарь не имеет
ясного представления о Куле как об огромной,
организованной социальной конструкции
и еще меньше о ее функциях.” [11]
Таким образом, Б.Малиновский впервые
конкретно показал всю глубину отличия
экономических отношений "примитивного"
общества от экономических отношений
общества "цивилизованного". Собранный
им материал наглядно свидетельствует,
что в первобытности существовали(1) не
просто иные формы привычных экономических
отношений, а отношения, совершенно не
укладывающиеся в рамки сложившихся представлений
о том, какими должны быть экономические
отношения.
Непосредственные ученики Б.Малиновского
в силу ряда субъективных причин отошли
от него, и, следовательно, не стали продолжать
исследования в экономической области,
начатые Б.Малиновским. Они сконцентрировали
свое внимание на структурном устройстве
первобытных народов, их родовой и политической
организации. Например, см. работу Эванса-Причарда
“Нуэры”.
Однако накопленный к этому времени фактический
материал требовал обобщений, требовалась
экономическая теория "первобытных"
обществ. Кроме того, в сферу исследования
антропологов наряду с примитивными обществами
начинают входить и крестьянские, в которых
товарно-денежные рыночные отношения
играют значительную роль. Все это привело
к тому, что экономикой "первобытных"
обществ начинают интересоваться представители
экономикс.
В 1939 году вышли в свет книги Р.Ферса “Примитивная
поленезийская экономика” и Д.Гудфеллоу
“Принципы экономической социологии”.
Оба эти автора анализировали экономические
процессы "первобытных" обществ с
точки зрения господствовавшей тогда
неоклассической теории. Но попытки втиснуть
в рамки неоклассической теории огромный
фактический материал, который в них совершенно
не укладывался, способствовали выявлению
несостоятельности маржиналистского
подхода к "первобытной" экономике.
Впервые попытки создания целостной теории
докапиталистических социально-экономических
систем, а так же создание методологической
основы для их анализа, были предприняты
К.Марксом и Ф.Энгельсом. Однако их концепция,
основанная на историческом материализме
и предполагающая эволюционно-революционное
развитие(2), была крайне непопулярна в
тот период на Западе, так как непосредственно
была связана с идеологией коммунизма.
В связи с этим и антропологи, и экономисты
исследовали экономику "первобытных"
народов с позиций господствовавшей тогда
неоклассической рыночной теории. Первым,
кто пытался обобщить накопленный материал
в данной области, был Б.Малиновский.
Однако в 1922 году в работе, посвященной
экономике тробрианских островов, исследователь
приходит к выводу о неприменимости традиционной
экономической теории к первобытной экономике
из-за принципиальных различий между "современным"
и "первобытным" человеком. [12] Но
воззрения Б.Малиновского остались без
развития вплоть до 40-х годов ХХ столетия.
После второй мировой войны исследование
экономики "первобытных" и крестьянских
народов приобретает более важное значение.
Это было прежде всего связано с теми огромными
изменениями, которые произошли в этот
период, - развертыванием массового национально-освободительного
движения и возникновением новых независимых
государств в Азии, Африке и Океании. В
этот период экономическая антропология
перестает быть субдисциплиной социально-культурной
антропологии и становится самостоятельной
дисциплиной, предметом изучения которой
являются нерыночные экономики.
В 1947 году выходит работа К.Поланьи “Наше
устаревшее рыночное мышление”, в которой
он подверг сомнению фундаментальные
установки западных экономистов, касающиеся
рынка, и заявил, что “рыночный менталитет”
препятствует пониманию ими экономических
систем, предшествующих капитализму (3).
В этой работе К.Поланьи обращает внимание
на то, что экономисты рассматривают экономические
системы всего мира через призму рыночно-ориентированного
анализа, предполагая, что человек везде
и во все времена соответствовал принципам
поведения, определенным современными
экономистами. Сам К.Поланьи настаивал
на том, что экономическое поведение различается
в пространстве и времени.
За основу своей концепции американский
экономист берет теорию института Б.Малиновского;
также под влиянием работ Б.Малиновского
К.Поланьи говорит о необходимости иного
методологического подхода к изучению
нерыночных экономик. Этот новый методологический
подход он называет “субстантивным”
анализом экономики.
Таким образом, от Аристотеля К.Поланьи
узнал, что функцией экономики является
обеспечение продолжения существования
общества как культурного феномена; от
Р.Оуэна он узнал, что экономика, не будучи
подчиненной этой цели, разрушает те самые
жизни, которым она предназначена служить;
следуя Б.Малиновскому, К.Поланьи становится
антиэволюционистом и открывает для себя
"примитивные" экономики как сферу
поиска доказательств своей теории.
Н.А. Розинская
Информация о работе Теоретические истоки экономических воззрений К. Поланьи