Романовы. История Династии

   Вскоре  из Москвы уехал Жолковский, увезя  с собою Василия Шуйскаго с  братьями. Отъезд гетмана был вызван тем, что он получил приказание короля заменить Владислава им самим, то есть, чтобы Москва присягнула Сигизмунду, о чем скоро узнали в Москве от посольства, отправленного к королю, которое сообщало с дороги, что многие русские люди под Смоленском целуют крест Сигизмунду.

   Салтыков  и другие бояре, получавшие подачки  от Сигизмунда, желали присягнуть прямо ему, но патриарх Гермоген восстал против влияния поляков, явясь патриотом и хранителем православия. В своих грамотах патриарх призывал «всех не мешкая, по зимнему пути, собраться со всех городов, идти вооруженными ополчениями к Москве на польских и литовских людей».

   Прежде  чем собравшееся ополчение подошло  к Москве, поляки 19 марта передрались  с москвичами. Подоспевшие передовые отряды ополчения с князем Дмитрием Михайловичем Пожарским, раненым в этом бою, дали возможность отбросить поляков, которые заперлись в Кремле и Китай-городе, при чем для удобства обороны сожгли всю Москву и Замоскворчье.

   В апреле месяце московские послы были ограблены и отправлены пленниками в Польшу, а 9 июня 1611 г., Сигизмунд  взял приступом Смоленск. Затем шведы, 16 июля, взяли обманом Новгород, который избрал себе в цари Филиппа, одного из сыновей шведского короля. Тогда же в Пскове явился самозванец Сидорка, которого иногда называют третьим Лжедмитрием. Сигизмунд, по взятии Смоленска, поехал в Польшу на сейм, праздновать свою победу, а в Москву послал отряд конницы под начальством гетмана Хоткевича.

   После взятия Смоленска и Новгорода  Московское государство было близко к падению. Страна осталась без правительства, так как боярская дума была упразднена в Москве, когда поляки захватили Кремль. Но когда ослабли политические силы, у власти встали люди, которые помогли объединению народных масс, пошедших на выручку гибнувшей земли. Во главе этих лиц находился патриарх Гермоген. Поляки принуждали Гермогена подписать грамоту к московским послам, чтобы они уступили воле Сигизмунда, но патриарх отказался. После этого Гермогена заключили под стражу в подземелье Чудова монастыря, куда спускали ему через окно хлеб и воду.

   Когда 5 августа 1611 г. Сапга провез мимо ополчений, стоявших под Москвой, провиант полякам в Кремль, туда пробрался горожанин Родион Мосев. Он пробрался в заключение к патриарху Гермогену, который услыша от него, что подмосковное ополчение думает присягнуть Воренку (сыну Тушинского Вора и Марины Мнишек), на спех составил последнюю свою грамоту, чтобы отправить в Нижний Новгород. Получив эту грамоту, протопоп Савва, собрав жителей в местный собор, обратился к ним с речью, чтобы утвердиться на единении «очистить землю». Простой мужик, Кузьма Минин Сухорук, торговец мясом, избранный в число земских старост, под влиянием слов протопопа сказал: «Православные Люди! коли хотите помочь московскому государству, не пожалеем достояния нашего, дворы свои продадим, жен и детей заложим, станем челом бить, искать, кто бы вступился за истинную православную веру и стал бы у нас начальником».

   Стали собирать приношения, давали «третью  деньгу», то есть третью часть имущества, как «порешил мир». Набрав достаточно денег, решили искать воеводу. По указанию Минина избрали князя Д. М. Пожарского, который жил в ста верстах от Нижнего в своей вотчине, лечась от полученных ран. Пожарский согласился с тем, чтобы кто-нибудь из пасадских людей ведал хозяйственной частью ополчения - «у того великого дела были и казну собирал», при чем указал на Минина.

      Недостаток  военной силы и денег заставил нижегородцев написать окружную грамоту  к другим городам. На их призыв откликнулось много городов, и первым был г. Коломна. Когда известие о новом ополчении дошло до Кремля, то сидевшие там взаперти московские бояре увещевали народ грамотами в Кострому и Ярославль, быть верными Владиславу и грозили вместе с поляками пaтриapxy, чтобы он убедил нижегородцев также остаться верными Владиславу. Но Гермоген был непреклонен и сказал: «Да будет над ними милость от Господа Бога и от нашего смирения благословление». Это были последние слова патриарха , которому поляки перестали спускать в подземелье пищу, и он 17 февраля 1612 г. скончался мученически, голодною смертью.

   Десять  дней спустя, 24 августа, произошел самый  страшный бой, когда бились с рассвета до сумерек. Окопы и остроги по шести раз переходили из рук в руки. Со страшным уроном гетман Хоткевич принужден был отступить к Воробьевым горам и боле не дерзнул подступать к Москве.

   Засевшие  в Кремле поляки ужасно голодали. Вместе с ними ту же участь несли и захваченные ими русские бояре, в числе которых находился и боярин Иван Никитич Романов с своим племянником Михаилом Федоровичем и его матерью инокинею Марфою.

   Наконец, после долгих переговоров, 22 октября 1612 г. ополчение двинулось на приступ, и казаки взяли Китай-город, но поляки решились еще держаться в Кремле, выжидая прихода подмоги. А шедший к ним на выручку король Сигизмунд, три раза подступал к Волоколамску, три раза был отражен и ушел обратно. Узнав об этом, поляки вышли из Кремля с условием, чтобы им была сохранена жизнь.

   Ополчение, очистив Москву, должно было заключить  свою победу избранием царя, для  чего Пожарский призвал по 10 выборных от каждого города, но были города, приславшие большее число своих представителей, так Нижний-Новгород прислал 19 человек.

   Всего было 277 подписей под грамотой избрания Михаила Федоровича , из них 57 принадлежат  духовенству, 136 боярам и высшим служебным чинам, а остальные 84 - городским выборным.

   Вначале собор распался на партии и по выражению летописца: «на многие дни бысть собрания людям, дела же утвердити не могут и всуе метутся смо и овамо». Какой-то дворянин из Галича подал письменное мнение, что ближе всех по родству к прежним царям стоит Михаил Романов, а потому его и надо выбрать в цари. Раздались голоса противников, но в это время из рядов выборщиков подошел к столу донской атаман и положил на него писание. «Какое это писание ты подал атаман?» - спросил его князь Пожарский. «О природном царе Михаиле Федоровиче», ответил атаман, который будто бы и решил дело. Это было 7 февраля на предварительном избрании, а окончательный выбор был отложен до 21 числа, и в города были отправлены люди, чтобы узнать мнение народа. Посланные вернулись с известием, что у всех одна мысль: «быть государем Михаилу Федоровичу Романову, а опричь его никак никого на государство не хотеть». В неделю православия, первое воскресенье Великого поста, 21 февраля 1613 года, были назначены окончательные выборы. Каждый чин подал письменное мнение, и во всех их значилось одно имя - Михаила Федоровича.

   Тогда несколько духовных лиц с боярином во главе посланы были на Красную  площадь, и не успели они с возвышенного места спросить народ, кого хотят  в цари, как все закричали: «Михаила Федоровича»!

   Летописец отмечает, что Михаила Федоровича просили на царство «сродственного его ради соуза (союза) царских искр», а Авраамий Палицын называл Михаила «избранным от Бога прежде его рождения».

   Но  чуть было новое злодейство не разрушило  мечты русского народа. Михаил Федорович с матерью своей, после московской осады, уехал в свою Костромскую вотчину, село Домнино, где едва не подвергся нападению шайки поляков, которая в 1613 году пробралась в Галицкий и Костромской уезды. Факт пребывания поляков в Железно-Боровском монастыре, всего в 15-20 верстах от Домнина установлен историей. Отсюда они искали дороги в Домнино, чтобы убить новоизбранного царя и тем самым вызвать смуту, выгодную для них. Они не дошли до Домнина каких-нибудь 2-х верст, встретившийся им домнинский крестьянин Иван Сусанин, бывший доверенным лицом Романовых, чувствуя опасность, повел их в противоположную сторону – к селу Исупову, а в Домнино  послал своего зятя, Богдана Сабинина, к царю Михаилу Федоровичу с известием о грозящей опасности и советом укрыться в Ипатьевском монастыре, близ самой  Костромы, построенном в XIV столтетии мурзой Четом, предком Годунова. Этот монастырь поддерживался вкладами Бориса, а при Лжедмитрии был подарен последним Романовым, как полагают, за все то, что они потерпели от Бориса.  Нарочно бродя по Исуповскому болоту и соседним лесам целую ночь и утро следующего дня, несмотря на пытки, Сусанин не открыл злодеям местопребывания Михаила Федоровича и был ими изрублен в селе Исупов. Другой крестьянин, оставшийся безымянным совершил такой же подвиг близ Волоколамска.

   В 1839 г. во время царствования императора Николая I в Костроме сооружен памятник царю Михаилу Федоровичу и крестьянину Ивану Сусанину.

   Итак  Михаил Федорович после московской осады жил в Костромской вотчине, и в Москве не знали, где он находится. Поэтому, посольство, состоявшее из Феодорита, архиепископа Рязанского и Муромского, Авраамия Палицына, Шереметьева и др., отправилось сперва в Ярославль, а оттуда в Кострому, куда приехав, 14-го марта, сопровождаемое крестным ходом, при. огромном стечении народа, пошло в Ипатьевский монастырь уведомить об избрании и бить челом Михаилу Федоровичу и его матери инокине Mapфе. Но послы встретили сильное нежелание согласиться на избрание со стороны, как сына, так и его матери. Инокиня Марфа не хотела видеть своего сына на престоле, а юный избранник отвечал послам: «с великим гневом и плачем», что он государем быть не желает. Марфа говорила послам, «что сын её не в совершенных летах, да и Московского государства всяких чинов люди измалодушествовались: дав свои души прежним государям, не прямо служили». Затем, опасаясь за сына, она указывала, что в такое время, «когда совершился ряд измен вокруг престола и прирожденному государю трудно быть в Московском государстве». Послы уверяли, что Михаилу Федоровичу нечего опасаться чего-нибудь подобного, потому что теперь люди Московского государства «наказались и пришли в соединение». Долго пришлось послам уговаривать и мать, и сына, наконец, усилия их увенчались успехом - Михаил дал свое согласие, а мать благословила его иконою.

   Из  Костромы Михаил Федорович с матерью  уехал в Ярославль. Оттуда он писал  земскому собору о своем соглашении на избрание, а также о том, чтобы ему все «верой и правдой служили». Земский собор отвечал, что люди со слезами благодарят Бога, молятся о царском здоровье и просят его скорее приехать в Москву: «тебе бы великому государю нас сирых пожаловать быть в царствующий град поскорей». Но Михаил Федорович не торопился в Москву, так как хотел, чтобы земский собор немного устроил дела, водворив порядок, а также позаботился приведением в исправность дворцов в Кремле. Лишь 16 апреля царь «пошел» к Москве, ведя переписку с собором, а также с боярами, которые доносили, что приготовили для государя комнаты царя Ивана, да Грановитую палату, а для матери его хоромы в Вознесенском монастыре, где жила царица Марфа; «тех же хором, что государь приказал приготовить, отстроить нельзя - денег в казне нет, плотников мало, палаты и хоромы все без кровли, мостов, лавок, дверей и окошек нет - надобно делать все новое, а лесу пригодного скоро не добыть».

   Михаил  Федорович не удовлетворился таким  ответом и писал боярам, в конце  апреля, следующее: «по прежнему и по этому нашему указу велите устроить нам золотую палату царицы Ирины, а матери нашей - хоромы царицы Марии; если лесу нет, то велите строить из брусяных хором царя Василия».

   Когда царь прибыл к Троице-Сергеевской  лавре, к нему явились дворяне  и крестьяне, ограбленные казачьими шайками, бродившими около Москвы. Михаил Федорович объявил послам от собора, что он с матерью дальше не поедет и по этому поводу писал боярам и собору в Москву, что, если «грабежи и убийства не уймутся, то какой от Бога милости надеяться?»

   Наконец, 2 мая совершился торжественный въезд Михаила Федоровича в Кремль. Люди от мала до велика вышли за город навстречу государю. Царь и мать его слушали молебен в Успенском соборе, после чего всяких чинов люди подходили к царской руке и здравствовали великому  государю.  В том же Успенском соборе 11-го июля Михаил Федорович венчался на царство, при чем государь повелел «для своего царского венца во всяких чинах быть без мест». Дьяк Петр Третьяков объявил порядок торжества: боярин князь Мстиславский будет осыпать государя золотыми, боярин Иван Никитич Романов будет держать шапку Мономахову, боярин князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой - скипетр, новый боярин князь Пожарский - яблоко (державу). Тотчас же Трубецкой бил челом на Романова, что ему меньше Романова быть неуместно. Тогда государь сказал Трубецкому: «Известно твое отечество перед Иваном, можно ему быть тебя меньше, но теперь быть тебе его меньше, потому что мне Иван Никитич по родству дядя, быть вам без мест». Таким образом уладили это дело. На другой день венчаний (12 июля), во время празднования именин царя, Кузьма Минин был пожалован в думные дворяне.

   Михаил  Федорович не отпустил из Москвы выборных земских людей до 1615 года, когда  их заменили вновь избранные. Земский  собор в течении десяти лет, с 1613 по 1622 г.г., постоянно находился в Москве, а после постоянного собора уже не было, но соборы созывались часто и длились долго. При чем иногда все обстоятельства дел предлагались на рассмотрение непосредственно самим царем. Так из акта собора 12 октября 1621 г. известно, что сам царь Михаил Федорович держал речь пред собором о неправых и обидных действиях польского короля. Эти соборы не только не уменьшали значения царской власти, но и напротив, ее закрепляли.

   После страшных смут стало происходить  полное обеднение и разрушение государства  и необходимо было, чтобы проявилось особое «напряжение» народных сил, которое спасло бы отечество от угрожавшей ему опасности. Личность самого государя Михаила Федоровича, в высшей степени симпатичная, своим обаянием способствовала укреплению царской власти и идеи самодержавия. При нем печать государственная была сделана больше, введен новый титул «самодержца», а над головами орла вырезаны короны. Царь Михаил Федорович был человек мягкий, добрый. Своими душевными качествами он производил на народ самое выгодное впечатление. Доброта царя не допускала возможности предположить, чтобы какая-нибудь несправедливость могла исходить от такого великодушного царя, а если и случалось что-нибудь подобное, то в глазах народа вся ответственность падала на лиц, стоявших между ним и верховною властью.