Политический портрет С Кирова

   Сталина не могло быть ревности к славе Кирова, к любви народа к нему. А Кирова действительно очень любили. Да и неудивительно: он был обаятельный человек сам по себе. Но их взаимоотношения были прежде всего взаимоотношениями друзей, которые вели общую борьбу, делали общее дело. И один из них был главой этого дела, а другой его любимым помощником, незаменимым в чём-то, верным, преданным другом. И никакой ревности быть не могло, потому что люди они были разные. Сталин был хозяин: он знал экономику, знал ведение хозяйства, знал много практического в ведении дела. А Киров был блестящий народный трибун, за которым шли люди, он умел говорить с народом, воодушевить, повести за собой, зажечь, вдохновить на самое нелёгкое дело, мог направить народ в нужном направлении. Но он не был хозяйственником. Они были в этом отношении разными людьми. Киров не был столь прагматичен, столь скрупулезен в ведении хозяйства. Конечно, он понимал, что и как нужно, и мог поднять на это людей. Но не был таким хозяином в экономике, таким рачительным, дотошным, знающим и видящим на много шагов вперёд и на много времени вперёд, не видел, что и из чего происходит так, как это знал и видел Сталин. (стр. 75-76) 
 
 

   Получив известие о гибели Кирова, Сталин сразу с группой руководителей партии поехал в Ленинград и сам определил весь ход и порядок траурной процедуры, то есть похоронами друга и соратника он занимался самым непосредственным образом. И хоронили Кирова со всеми воинскими почестями — как воина, погибшего в бою, везя до Московского вокзала на лафете артиллерийского орудия. Это было 107 мм орудие образца 1910/ 30-го года модернизации, которое состояло на вооружении Второй Ленинградской артиллерийской школы (бывшего Михайловского императорского артиллерийского училища). Захоронили Кирова в Кремлёвской стене. Поминки были устроены в квартире Сталина в здании бывшего Сената.

    На поминках было видно, что Сталину тяжело от того, какое новое горе на него навалилось. На поминальном обеде он сказал речь. Говорил коротко, глухим голосом, не расправляя плечи, как бы сжавшись, ссутулившись, несколько раз заводил патефон с любимыми мелодиями Кирова. У всех присутствующих было очень подавленное настроение. И вдруг как будто Сталин воспрянул, поставив «Варяг» со словами: «Наверх, вы, товарищи, все по местам», а затем и «На сопках Манчжурии» со словами: «Но знайте, за вас мы ещё отомстим». Потом Сталин сказал, что наш дорогой товарищ Киров был оптимистом, жизнерадостным человеком, если мы будем плакать, если мы будем распускать сопли (я хорошо помню именно это слово. — А.С.), то этим мы оскорбим память нашего дорогого друга. Горю — конец. Начинаем снова работать. В тяжёлом труде будем с радостью продолжать наше общее дело. Это будет лучшей памятью дорогому товарищу Кирову. Дорогой товарищ Киров без страха, без колебаний шёл на борьбу, он знал, что исход в борьбе может быть и таким лично для него, но он был уверен в нашей победе и без колебаний готов был отдать за это свою жизнь. Вытряхнём наше горе, подтвердим его уверенность в нашей победе.

В молчаливой паузе Сталин произнёс слово «тризна», повторив его за словами песни  «На сопках Маньчжурии»: «Справим кровавую тризну». Эта песня как одна из любимых Кировым тоже звучала  на поминках.

Затем Сталин стал вспоминать эпизоды, связанные  с Кировым. Среди них были и  забавные. Напряжение обстановки несколько  смягчилось, мрачность настроения тихонько рассеивалась. Сталин вспомнил и как  они подшучивали друг над другом. Присутствующие уже еле сдерживали улыбки. Таким образом гнетущая атмосфера рассеялась. Сталин это делал необыкновенно корректно. Здесь не было никакого кощунства над поминаемым. И в то же время все ощутили, что жизнь не остановилась, она идёт дальше. А ведь ему было труднее и тяжелее других, потому что он потерял ближайшего друга и бесценного помощника. 

   Киров был непосредственно причастен к жестокому насилию над крестьянством во время коллективизации и «ликвидации кулачества» на Северо-Западе. О положении раскулаченных в местах высылки свидетельствует письмо одного из них в ЦИК СССР, относящееся к 1930 г.: «Убытку от нас не было, а в настоящее время чистый убыток... Все отобрали и выслали. И никто не побогател, только Россию в упадок привели... народ мрет, оттаскиваем по 30 гробов в день. Нет ничего: ни дров для бараков, ни кипятку, ни приварки, ни бани для чистоты, а только дают по 300 граммов хлеба, да и все. По 250 человек в бараке, даже от одного духу народ начинает заболевать, особенно грудные дети, и так мучаете безвинных людей». Но несмотря на небывалую жестокость карательной политики против крестьян, Киров назвал ее  «слишком либеральной»: «…колхозные и кооперативные организации пора приравнять к государственным, и если человек уличен в воровстве колхозного или кооперативного добра, так его надо судить вплоть до высшей меры наказания. И если уж смягчать наказание, так не менее как на 10 лет лишения свободы» («Правда» от 6 августа 1932). И уже 7 августа 1932 г. было принято постановление Совнаркома «Об охране имущества государственных предприятий», санкционированное Кировым, которое даже Сталин назвал драконовским. В народе оно стало известно как «закон о пяти колосках». Под этот закон подводили даже многодетных матерей, не знавших, чем накормить своих голодных детей, и собиравших после жатвы колоски на колхозном поле.  

   Именно Кирова в конце лета 1934 г. направили в тяжело пострадавший от голода Казахстан, чтобы провести там хлебозаготовки с применением массовых репрессий против «саботажников». «Ленинградский вождь» лично контролировал и строительство Беломорско-Балтийского канала, где сотни тысяч заключенных с помощью кирок и тачек, в труднейших природных условиях за 20 месяцев пробили канал протяженностью свыше 200 километров.  

   Возглавляя правительственную комиссию по проверке аппарата Академии наук (находившейся до 1934 г. в Ленинграде), 20 августа 1929 г. Киров запросил согласие Сталина на привлечение ОГПУ к выполнению операции против ученых, после чего было сфабриковано «дело академика Платонова». Ученым приписали вредительство и «создание контрреволюционной организации с целью свержения советской власти и установления в стране конституционно-монархического строя». 525 сотрудников Академии наук были уволены, многие из них были арестованы или сосланы, а некоторые - расстреляны.  

    Руководство репрессиями, сотрясавшими Ленинград, Киров сочетал с кутежами с участием балерин Мариинского театра. Оргии происходили во дворце, принадлежавшем до октября 1917 г. балерине Матильде Кшесинской. 1 декабря 1934 г. Киров был застрелен в коридоре Смольного Леонидом Николаевым, мужем одной из своих любовниц, Милды Драуле, работавшей в Смольном техническим секретарем. Убийство произошло при явном попустительстве НКВД, и в Ленинграде сразу же распространилась частушка: «Эх огурчики, помидорчики, Сталин Кирова пришил, в коридорчике». Крестьяне Северо-Запада России с радостью встретили известие о смерти своего мучителя. В селах распевали иную частушку «Убили Кирова, убьем и Сталина». Убийство Кирова было использовано как повод для резкого усиления политических репрессий.  КПСС, в лице Хрущева, признала на XXII съезде, что Киров был убит по приказу Сталина.   

   Именем Кирова назван архипелаг в Карском море, корабли, колхозы, предприятия, залив, канал. Его имя, как и имя Калинина, входило в обязательный набор советской топонимики. В последние годы советской власти около семидесяти городов, поселков, аулов, станиц и административных районов СССР носили это имя. Улицы и площади Кирова были особенно распространены на северо-западе, где Киров почитался большевиками как «отец основатель» местной советской власти.  

   До сего дня именем Кирова назван древний город Хлынов (Вятка) и одноименная область РФ, город Елизаветград на Украине (Кировоград), город Калата на Урале (Кировоград), Хибиногорск на Кольском полуострове, Песочня в Калужской области, Чепецк - в самой Кировской области (Кирово-Чепецк), Поповка - в Донбассе, местечко Старцы в Могилевской облоасти Белоруссии, города и поселки в Ленинградской, Ростовской, Астраханской, Курганской областях, село Успеновка в Приморском крае, поселок в южном Казахстане, село Ислам-Терек в Крыму. До 1990 г. в Азербайджане и Армении, странах, где Киров устанавливал большевицкую власть,  топонимы с его именем также были весьма распространены. Но армяне и азербайджанцы вернули своим местам исконные имена. Кировабад вновь стал Гянджой, Кировакан - Ванадзором.  Русские (за пределами московского Садового кольца), украинцы, белорусы пока не последовали их примеру. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Глава III

Убийство

   Киров был убит 1 декабря 1934 г. в здании обкома партии (в Смольном) неким Л. Николаевым при невыясненных обстоятельствах. Его гибель послужила сигналом к массовым репрессиям не только в Ленинграде, но и по всей стране. 

   Официальная версия гласила: «1 декабря 1934 г. от руки гнусного убийцы из троцкистско-бухаринской банды шпионов и диверсантов погиб в Смольном пламенный борец за коммунизм СМ. Киров» (Историко-революционный календарь. М., 1941. С. 677). Многие исследователи сходятся во мнении, что это было спланированное убийство. Они считают, что непосредственным поводом к расправе над Кировым послужило событие, произошедшее на XVII съезде ВКП(б), открывшемся в январе 1934 г. Напомним, что этот съезд вошел в историю страны как «съезд победителей». В выступлении на съезде А. Енукидзе отметил, что «...в этом зале присутствует все лучшее, что есть в нашей партии, все лучшее, что есть в нашей стране...»  

  В дни съезда у многих делегатов возникла мысль, что настало время выполнить предсмертную волю Ленина о смещении Сталина с поста Генерального секретаря и заменить его Кировым, популярность которого в партии быстро росла. Член Комитета партийного контроля при ЦК в прошлом и член Комиссии, созданной Президиумом ЦК КПСС в 1961 г. для расследования убийства Кирова, О.Т. Шатуновская утверждала, что при выборах в ЦК на съезде фамилия Сталина была зачеркнута в 292 бюллетенях (Шатуновская О. Воспоминания ветерана партии // Аргументы и факты. 1990. 2-8 июня. С. 6). Но по указанию Сталина и при активном участии Л.М. Кагановича, надзиравшего от имени ЦКК за работой счетной комиссии, результаты голосования были сфальсифицированы. В протоколе счетной комиссии, объявленном съезду, утверждалось, что против Сталина, как и против Кирова, было подано всего три голоса. Судьба же Кирова была решена. Не случайно, по мнению историков и переживших сталинские лагеря партийцев, Сталин сразу же после убийства выехал в Ленинград и немедленно взял следствие под свой личный контроль. Он сам допрашивал Николаева и, видимо, обещал ему сохранение жизни в случае признания связи с зиновьевцами. Во всяком случае, когда на суде Николаеву был объявлен смертный приговор, он закричал: «Обманули!» Не случаен также расстрел подавляющего большинства «лучших представителей партии» — делегатов XVII съезда ВКП(б) и физическое уничтожение почти всех членов счетной комиссии, включая ее председателя В.П. Затонского, после съезда (его потом назвали «съездом расстрелянных»). Не случаен и расстрел почти всех лиц, которые могли быть нежелательными свидетелями убийства, включая партийных и советских работников (соратников Кирова), чекистов Ленинграда.

    Есть сведения, что Орджоникидзе заранее знал (подозревал?), что Кирову угрожает опасность. В малоизвестной книге СВ. Красникова «Киров в Ленинграде» (Л., 1966) рассказывается, что СМ. Киров в конце ноября приехал в Москву и, как всегда, остановился у своего друга Орджоникидзе, в его кремлевской квартире. Вечером 30 ноября Киров должен был уехать в Ленинград на важное совещание. Орджоникидзе, который хорошо знал об этом, делал все возможное, чтобы удержать друга в Москве (С. 191). 

   Однако следует подчеркнуть, что до сих пор не опубликовано никаких документальных материалов, подкрепляющих версию «заказного» убийства. Не было их представлено и на экспозиции, посвященной трагической дате убийства в музее-квартире СМ. Кирова в Санкт-Петербурге (Каменноостровский пр., д. 26/28) в 1994 г. Историк Н.А. Ефимов замечает: «Жестокий тиран и гениально хитрый интриган не мог позволить оставить письменные следы своего преступления в отношении члена Политбюро, считавшегося к тому же его другом...» На это можно возразить: в настоящее время, несмотря на отсутствие «письменных следов», мало кто из кремленологов сомневается в том, что убийство Л. Троцкого было инспирировано Сталиным. 

  Существует версия, что убийство Кирова было совершено на бытовой почве, но использовано Сталиным для расправы со своими оппонентами и разжигания политического террора. Например, известный чекист П. Судоплатов объясняет трагедию в Смольном личной ревностью Л. Николаева к Кирову, который имел интимную связь с его женой (Судоплатов П.А. Нежелательный свидетель // Огонек. 1994 № 42-43. С. 24-25). 

    Еще более категоричен ветеран органов государственной безопасности В.И. Бережков, который утверждает: «Никакого заговора против СМ. Кирова не было и в помине» (Бережков В.И. Питерские прокураторы. СПб., 1998. С. 133). Такой же точки зрения придерживается известный американский советолог Адам Улам (Сталин. Нью-Йорк, 1972. С. 385-387). Однако наиболее аргументированно, по нашему мнению, эту версию защищает А. Кирилина в книге-исследовании «Рикошет, или Сколько человек было убито выстрелом в Смольном» (СПб., 1993), признавая при этом, что последний день жизни Кирова стал также «днем национальной трагедии советской страны, положившим начало массовым репрессиям». Кирилина отмечает также, что первым, кто выдвинул версию о причастности Сталина к убийству Кирова, был Троцкий. 

   «Убийство Кирова, — писал журнал меньшевиков "Социалистический вестник" (1935. № 1), — могло быть и чисто случайным, индивидуальным актом, продиктованным личными мотивами... Убийство могло быть случайным. Но не случайно, а планомерно задумана и проведена была реакция на это убийство». Отметим, что в 1999 г. в Нью-Йорке вышла в свет работа американского кремленолога Э. Найт под названием «Кто убил Кирова?» Э. Найт уверена, что Сталин не только использовал убийство Кирова, но и тщательно его планировал.