Массовые репрессии и политические процессы 20-х 30-х годов

«Новые рабочие» - краеугольный камень культа личности

Антиспецовская кампания эксплуатировала комплекс антибуржуазных настроений, имманентных рабочему движению на ранних стадиях индустриализации и принявших в России особенно острые формы в ходе классовых битв 1905 - 1907, 1917-1921 гг. В отличие от нее лозунг 
«социалистического наступления» скорее был сориентирован на «новых рабочих» 
— политически мало искушенных представителей деревенской молодежи. Уже в 
1926 г. ощущалась острая нехватка квалифицированных пролетариев, а среди безработных преобладали конторские служащие низшей квалификации и чернорабочие. В 1926—1929 гг. рабочий класс пополнился выходцами из крестьянских семей на 45%, из служащих — почти на 7%. А в годы первой пятилетки крестьянство стало преобладающим источником пополнения рядов пролетариата: из 12,5 млн рабочих и служащих, пришедших в народное хозяйство, 8,5 млн были из крестьян.

Оказавшись «в большом  и чуждом мире», «новые рабочие» должны были пройти длительный период социально-психологической  адаптации к индустриальному, в  значительной степени конвейерному, типу производства (в отличие от сезонного аграрного производства) и к новым бытовым условиям. 
«Новые рабочие» в массе своей были далеки от сознательного участия в общественной жизни, являлись удобным объектом политического и идеологического манипулирования.

Лозунг «ускорения»  обещал «новым рабочим» быструю ликвидацию безработицы, нараставшей на протяжении всех двадцатых годов. Накануне первой пятилетки безработные составили 12% от числа занятых в народном хозяйстве рабочих и служащих (1242 тыс.). И вот в 1930 г. на 1 апреля впервые фиксируется снижение числа  безработных — 1081 тыс., а на 1 октября 
— всего 240 тыс. безработных. В 1931 г. безработица в СССР была полностью ликвидирована. Миллионы новобранцев индустрии получили ощутимый выигрыш от индустриального скачка. И этот выигрыш ассоциировался в их сознании с именем партийно-государственного лидера И. В. Сталина.

«Новые рабочие» послужили  одним из краеугольных камней пьедестала 
«культа личности». Неукорененность в новой среде, особенно при низком уровне грамотности, вела к тому, что освоение иной культуры они начинали с азов. Тем самым возникала благоприятная почва для явления вождя-учителя, способного в простой доступной форме дать «ученикам» общие ориентиры в их новой жизни. В условиях концентрации реальной политической власти в партийных комитетах, чрезвычайных, а порой — карательных органах Советы осуществляли второстепенные в целом хозяйственные функции, вели культурно- организаторскую работу. При них были созданы отраслевые секции — культурные, финансово-налоговые, народного образования, здравоохранения, 
РКИ и др.,— включавшие сотни тысяч трудящихся (в первом полугодии 1933 г. в 
172 тыс. секциях по РСФСР работал 1 млн человек).

В такой ситуации участие населения в избирательном  процессе все больше становилось  не выражением его политической воли, а как бы тестом на политическую лояльность, а затем и новым  социалистическим «обрядом». Во время  перевыборов Советов средний  процент голосовавших по стране составил: в 1927 г.— 50,7%, в 1929 г.— 62,2, в 1931 г.— 72, в 1934 г.— 85%; в выборах 
Верховного Совета СССР 12 декабря 1937 г. участвовало 96,8% избирателей, в выборах в местные Советы (декабрь 1939 г.)— 99,21% избирателей. В условиях фактического безвластия официальной власти — Советов, свертывания демократии в органах реальной власти (партии, НКВД) принятая 
5 декабря 1936 г. внешне довольно демократическая Конституция СССР на деле была не более чем «демократическим фасадом» тоталитарного государства.

Расправа над бывшими  лидерами оппозиции.

О том, что это было именно так, ярко свидетельствует серия  судебных процессов второй половины 30-х годов над бывшими лидерами внутрипартийной оппозиции.

Дело о так называемом «Антисоветском объединенном троцкистско- зиновьевском центре» (рассматривалось  военной коллегией Верховного суда 
СССР 19—24 августа 1936 г.; были преданы суду 16 человек: Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев, Г. Е. 
Евдокимов, И. П. Бакаев, С. В. Мрачковский, В. А. Тер - Ваганян, И. Н. 
Смирнов. Е. А. Дрейцер, И. И. Рейнгольд, Р. В. Пикель, Э. С. Гольцман, Фриц 
- Давид (И.— Д. И. Круглянский), В. П. Ольберг, К. Б. Берман - Юрин, М. И. 
Лурье, Н. Л. Лурье; все приговорены к высшей мере наказания).

Дело о так называемом «Параллельном антисоветском троцкистском центре» (рассматривалось военной  коллегией Верховного суда СССР 23—30 января 1937 г.; были преданы суду 17 человек: Ю. Л. Пятаков, Г. Я. 
Сокольников, К. Б. Радек, Л. П. Серебряков, Я. Б. Лившиц, Н. И. Муралов, Я. 
Н. Дробнис, М. С. Богуславский. И. А. Князев, С. А. Ратайчак, Б. О. Норкин, 
А. А. Шестов, М. С. Строилов, И. Д. Турок, И. И. Граше, Г. Е. Пушин, В. В. 
Арнольд; Г. Я. Сокольников. К. Б. Радек, В. В. Арнольд были приговорены к десяти, М. С. Строилов - к восьми годам тюремного заключения; остальные - к расстрелу: в 1941 г. В. В. Арнольд и М. С. Строилов по заочно вынесенному приговору были также расстреляны; Г. Я. Сокольников и К. Б. Радек в мае 
1939 г. были убиты сокамерниками в тюрьме.

Дело о так называемом «Антисоветском правотроцкистском  блоке» 
(рассматривалось военной коллегией Верховного суда СССР 2-13 марта 1938г.): был предан суду 21 человек: Н. 14. Бухарин, А. И. Рыков, А. П. Розенгольц, 
М. А. Чернов, П. П. Буланов, Л. Г. Левин, В. А. Максимов - Диковский, И. 
А. Зеленский, Г. Ф. Гринько, В. И. Иванов, Г. Г. Ягода, Н. Н. 
Кростинский, П. Т. Зубарев, С. А. Бессонов, В. Ф. Шарантович, 
X. Г. Раковский, А. Икрамов, Ф. Ходжасв, П. П. Крючков, Д. Д. 
Плетнев. И. Н. Казаков и некоторые другие; большинство подсудимых были приговорены к расстрелу.

Проходившие но процессам  обвинялись в контрреволюционной, антисоветской, вредительско - диверсионной, шпионской и колористической деятельности. В причинах, тайных пружинах, как теперь официально признано, фальсификации других процессов до сих пор не всё ясно.

Волна террора особенно быстро выросла после трагедии, разразившейся  в 
Ленинграде 1 декабря 1934 г. Террористом Л. В. Николаевым был убит первый секретарь Ленинградского горкома и обкома партии, член Политбюро, Оргбюро и 
Секретариата ЦК партии С. М. Киров. Вокруг этого покушения возник ряд версий по поводу его вдохновителей, соучастников преступления. Однако многие документы, проливавшие свет на обстоятельства покушения, были уничтожены, а работники, принимавшие участие в расследовании, репрессированы. Очевидно одно: покушение было использовано руководством страны для организации крупномасштабной политической акции. Расследование дела возглавил сам Сталин, сразу же указавший на виновников — зиновьевцев. 
Террорист-одиночка был представлен пропагандой в качестве члена контрреволюционной подпольной антисоветской и антипартийной группы во главе с «Ленинградским центром». Никаких документальных доказательств существования такого «центра» те было, да в них и не нуждались. 
Арестованная группа местных партийных, государственных, военных деятелей была спешно расстреляна.

В деле об убийстве Кирова до сих пор больше вопросов, чем  ответов. Но вне зависимости от причин организации процессов механизм их подготовки свидетельствует о  неправовом, антидемократическом характере  политической системы советского общества 30-х годов. В нарушение всех юридических  норм обвинение строилось на основании  лишь одного вида улик — признания  подследственных. А главным средством  получения «признаний» были пытки  и истязания. Как сообщили в своих  объяснениях в 1961 г. бывшие сотрудники НКВД СССР Л. П. Газов, Я. А. Иорш и А. И. Воробин, имевшие прямое отношение к следствию по делу о «параллельном центре», руководство 
НКВД требовало от оперативного состава вскрытия любыми средствами вражеской работы троцкистов и других арестованных бывших оппозиционеров и обязывало относиться к ним как к врагам народа. Арестованных уговаривали дать нужные следствию показания, провоцировали, при этом использовались угрозы. Широко применялись ночные и изнурительные по продолжительности допросы с применением так называемой «конвейерной системы» и многочасовых «стоек». По свидетельству Р. А. Медведева, член ВКП(б) Н. К. Илюхов в 
1938 г. оказался в Бутырской тюрьме в одной камере с Бессоновым, осужденным на процессе «право - троцкистского блока». Бессонов рассказал Илюхову, которого хорошо знал по совместной работе, что перед процессом его подвергли многодневным и тяжелым пыткам. Почти 17 суток его заставляли стоять перед следователями, не давая спать и садиться,— это был пресловутый 
«конвейер». Потом стали методически избивать, отбили почки и превратили прежде здорового человека в изможденного инвалида. Арестованных предупреждали, что пытать будут и после суда, если они откажутся от выбитых из них показаний. Применялись и многочисленные приемы психологического воздействия: от угроз в случае отказа от сотрудничества со следствием расправиться с родственниками до апелляции к революционному сознанию подследственных.

Вся система допросов была рассчитана на морально-психологическое  и физическое изматывание обвиняемых. Об этом свидетельствовал в 1938 г. и бывший заместитель наркома внутренних дел СССР М. П. Фриновский. Он, в частности, показал, что лица, проводившие следствие по делу так называемого 
«параллельного антисоветского троцкистского центра», начинали допросы, как правило, с применения физических мер воздействия, которые продолжались до тех пор, пока подследственные не давали согласия на дачу навязываемых им показаний. До признания арестованными своей вины протоколы допросов и очных ставок часто не составлялись. Практиковались оформления одним протоколом многих допросов, а также составление протоколов в отсутствие допрашиваемых. 
Заранее составленные следователями протоколы допросов обвиняемых 
«обрабатывались» работниками НКВД, после чего перепечатывались и давались арестованным на подпись. Объяснения обвиняемых не проверялись, серьезные противоречия в показаниях обвиняемых и свидетелей не устранялись. 
Допускались и другие нарушения процессуальных норм.

Несмотря на пытки, следователям далеко не сразу удавалось  сломить волю подследственных. Так, большинство проходивших по делу так называемого 
«параллельного антисоветского троцкистского центра» длительное время отрицали свою виновность. Показания с признанием вины Н. И. Муралов дал лишь через 7 месяцев 17 дней после ареста, Л. П. Серебряков — через 3 месяца 16 дней, К. Б. Радек — через 2 месяца 18 дней, И. Д. Турок — через 
58 дней, Б. О. Норкин и Я. А. Лившиц — через 51 день, Я. Н. Дробнис— через 
40 дней, Ю. Л. Пятаков и А. Л. Шестов — через 33 дня.

В конечной «победе» следствия над самыми стойкими обвиняемыми, думается, сыграло важную роль то обстоятельство, что «старые большевики» не мыслили  своей жизни вне партии, вне  служения своему делу. И поставленные перед дилеммой: либо до конца отстаивать свою правоту, признавая и доказывая  тем самым преступность государства, построению которого они отдали всех себя без остатка, либо признать свою «преступность», дабы государство, идея, дело остались безупречно чистыми в  глазах народа, мира,— они предпочитали «взять грех на душу». Характерное свидетельство  Н. И. 
Муралова на суде: «И я сказал себе тогда, после чуть ли не восьми месяцев, что да подчинится мой личный интерес интересам того государства, за которое я боролся в течение двадцати трех лет, за которое я сражался активно в трех революциях, когда десятки раз моя жизнь висела на волоске... Предположим, меня даже запрут или расстреляют, то мое имя будет служить собирателем и для тех, кто еще есть в контрреволюции, и для тех, кто будет из молодежи воспитываться... Опасность оставаться на этих позициях, опасность для государства, для партии, для революции, потому что я — не простой рядовой член партии...»

Террор

Антидемократическое наступление сопровождалось расширением  сферы деятельности карательных  органов. Все политические решения  проводились при непрерывном  участии чекистов. Массовый террор в мирное время стал возможен в  результате нарушения законности. В  обход органов суда и прокуратуры  была создана разветвленная сеть внесудебных органов (Особое совещание  при 
Коллегии ОГПУ, «тройки» НКВД, Особое совещание при НКВД и др.). Решения о судьбе арестованных, особенно с обвинением в контрреволюционной деятельности, выносились с нарушением всех процессуальных норм. Широкие полномочия карательных органов фактически ставили их даже над государственными, партийными органами; последние тоже попадали в орбиту массовых репрессий. Из 1961 делегата XVII съезда партии (1934) почти три четверти были в последующие годы расстреляны. Во всех подразделениях армии неограниченные права получили особые отделы (подразделения службы госбезопасности). По «наводкам» услужливых, порой нечестных работников карательных органов гибли многие работники центральных и местных партийных органов, министерств, руководители ведомств, депутаты Советов всех уровней. 
За гибель многих партийцев вина лежала на членах ЦК ВКП (б) Кагановиче, 
Маленкове, Андрееве. На смену погибшим снизу поднимались все новые и новые ряды функционеров. В этой обстановке быстро по службе продвигались будущие генеральные секретари ЦК компартии Н. С. Хрущев, Л. И. Брежнев.

Процессы над лидерами оппозиции послужили политическим обоснованием для развязывания небывалой  волны массового террора против руководящих кадров партии, государства, включая армию, органы НКВД, прокуратуры, промышленности, сельского хозяйства, науки, культуры и т. д., простых тружеников. Точное число жертв в этот период еще не подсчитано. Но о динамике репрессивной политики государства  говорят данные о численности  заключенных в лагерях НКВД (в  среднем за год): 1935 г.— 794 тыс., 1936 г.— 
836 тыс., 1937 г.— 994 тыс., 1938 г.— 1313 тыс., 1939 г.— 1340 тыс., 1940 г.-1400 тыс., 1941 г.- 1560 тыс.

Согласно уточненным данным, приводимым Коллегией КГБ  СССР, «в 
1930—1953 годы по обвинению в контрреволюционных. государственных преступлениях судебными и всякого рода несудебными органами вынесены приговоры и постановления в отношении 3 778 234 человек, из них 786 098 человек расстреляно».

Всего с 1930 по 1953 г. в  бараках лагерей и колоний  побывало около 18 млн. человек, из них 1/5 – по политическим мотивам.

Репрессии сверху дополнялись  массовым, доносительством снизу. Доносы свидетельствовали о тяжелой  болезни общества, порожденной насаждавшимися подозрительностью, враждой, шпиономанией. Донос, особенно на вышестоящих, начальников, становился удобным средством продвижения  по службе для многих завистливых, карьеристски настроенных выдвиженцев. 80% репрессированных в 
30-е годы погибли по доносам соседей и коллег по службе. Доносом пользовались те, кто мстил правящей элите за поруганную «буржуазную» интеллигенцию» за бывших собственников и недавних нэпманов, за раскулаченных, за всех тех, кто попадал в жестокие жернова «классовой борьбы». Недавняя гражданская война откликнулась еще одной кровавой жатвой, только теперь уже для «победителей».