Личность Петра 1

     План реферата:

1. Введение
2. Личность Петра Великого

-     Детство Петра

-     Венчание Петра на царство

-     "Хованщина"

-     Петр в Преображенском

-     Нововведения Петра

-     Петр - дипломат

3. Заключение

Введение. 

     Изменения во всех отраслях и сферах социально-экономической и политической жизни страны, которые постепенно накапливались и назревали в XVII веке, переросли в первой четверти XVIII века в качественный скачок. Московская Русь превратилась в Российскую империю. В её экономике, уровне и форме развития производительных сил, политическом строе, структуре и функциях органов власти, управления и суда, в организации армии, классовой и сословной структуре населения, в культуре страны и быту народа произошли огромные изменения. Коренным образом изменилось место и роль России в международных отношениях того времени.

Огромную роль в российской истории сыграл  царь Пётр I. 

      Личность Петра Великого. 

      30 мая (9 июня по новому стилю) 1672 года Москва огласилась колокольными переливами,  которые перемежались пушечными залпами с кремлевских башен - у царя Алексея Михайловича и царицы Наталии  Кирилловны, урожденной Нарышкиной, родился сын Петр. Бояре с опаской осмотрели младенца и,  подивившись его длинному телу,  вздохнули с  облегчением: ребенок  выглядел здоровым и жизнерадостным.  Это особенно бросалось в глаза после взгляда на его сводных братьев Федора и Ивана, сыновей царя и первой жены Марии Милославской,  которые с детства страдали тяжелыми врожденными недугами. Наконец, династия Романовых могла рассчитывать на здорового и энергичного наследника престола.

      Как и у всех, характер Петра I закладывался в детстве.

      Царь-отец, верный  заветам  Домостроя,  никак  особенно  не выделял

младшего сына. Все заботы о ребенке легли на плечи матери. Будущая царица Наталия Кирилловна воспитывалась в доме Артамона Матвеева,  который являлся горячим сторонником реформ и поощрял всяческие новшества в быту.  Достаточно  сказать,  что женой Матвеева стала Мария Гамильтон, бежавшая от преследований Кромвеля в Москву и принесшая  традиции  туманного Альбиона в свою русскую семью. Гости из Немецкой слободы, иноземные офицеры из полков "нового строя" и дьяки Посольского приказа  с удовольствием  посещали гостеприимных хозяев,  где велись неторопливые разговоры о делах иностранных и военных.  Только здесь можно было постоянно видеть театральные спектакли немецкой труппы,  лишь тут женщины присутствовали за столом вместе с мужчинами. Неудивительно, что и после рождения  сына  царица постоянно бывала у Матвеевых.  По ее просьбе Петру привозились иностранные игрушки  -  барабаны,  оловянные  пушки, сабли, булавы, а сама царица, заказывая ребенку одежду, старалась следовать западноевропейской моде. Раннее детство царевича прошло в европейском  доме  и его неповторимой атмосфере,  что потом помогало Петру без предубеждений бывать среди иностранцев и набираться у них полезного опыта.

      Однако, когда потребовалось перейти от игр  к  обязательному  для московских  царевичей  обучению,  Петру повезло меньше.  Если Федора и Софью Милославских воспитывал высоко образованный иеромонах Симеон Полоцкий,  то "дядькой",  учителем по русской словесности и закону Божьему,  к Петру был назначен по требованию царя  Федора  Алексеевича  не очень  грамотный,  но  терпеливый и ласковый подъячий Большого Прихода Никита Моисеевич Зотов,  который не только не стремился подавлять природное  остроумие  и  непоседливость  царственного отпрыска,  но сумел стать другом Петра.

      Зотову вменялость в первую очередь воспитывать у Петра царственную величавость и статность,  но "дядька" даже не пытался принуждать шустрого  ребенка  к  многочасовому  восседанию на стуле с прямой спинкой, чтобы выработать привычку к трону.  Он позволял царевичу вволю  бегать по окрестностям села Преображенского, лазать по чердакам, играть и даже драться с дворянскими и стрелецкими детьми.  Когда Петр уставал  от беготни,  Никита Моисеевич усаживался рядом и, неторопливо рассказывая о случаях из собственной жизни,  вырезал деревянные  игрушки.  Царевич внимательно смотрел на ловкие руки "дядьки" и сам начинал прилежно обтачивать заготовку ножом.  Никакими особыми навыками народного умельца Зотов не обладал,  все делая "на глазок".  Петр перенял эту сноровку и всегда больше полагался на собственный глазомер,  нежели на чертежи  и математические выкладки,  и ошибался нечасто.  Привычку заполнять часы досуга разными "рукомеслами" сохранилась у него на всю жизнь: даже беседуя  с иностранными послами он мог тут же строгать доски для обшивки лодки, вытачивать на токарном станке шахматные фигурки или вязать узлы на корабельных снастях.  Молва утверждает, что однажды прусскому послу фон Принцену пришлось взбираться на верхушку мачты,  чтобы вручить верительные грамоты царю - настолько он был увлечен оснасткой первого лично им изобретенного линкора "Предестинация". Его руки постоянно требовали занятий и находили их.

      Никита Моисеевич  постоянно приносил Петру книги с иллюстрациями из Оружейной палаты, а позже по мере развития интереса ученика к "историческим" предметам - военному искусству, дипломатии и географии - заказывал для него "потешные тетради" с красочными  изображениями  воинов, иноземных кораблей и городов. Царевич учился всему охотно, и впоследствие бегло писал по -старославянски,  правда, с многочисленными ошибками. Зато его природная цепкая память до самой смерти позволяла цитировать часослов и стихи Псалтыри и даже петь в церкви "по крючкам",  заменявшим русским нотные знаки. И хотя, став императором, Петр I не раз заявлял,  что в русской старине нет ничего поучительного,  его исторические знания были разнообразны и глубоки.  А народных пословиц, поговорок и присловий он знал столько и с таким остроумием  употреблял  их всегда к месту, что не уставал изумлять всех европейских монархов.

      В три  года  он  уже отдавал команды Бутырскому рейтарскому полку "нового строя" на царском смотре,  чем приятно удивил Алексея Михайловича и вызвал неприязнь брата Федора Милославского и его  сестры,  царевны Софьи.

      Вскоре после смерти Алексея Михайловича царица Наталья с сыном были изгнаны из Кремля новым царем Федором Алексеевичем, который ненавидел мачеху и ее дядю "англиканца". Матвеев отправился в ссылку в далекий Пустозeрск,  а семья Нарышкиных - в родовое имение,  село Преображенское.  Никита Зотов собрался было добровольно последовать вслед  за воспитанником  в подмосковную глушь,  но его приказали изловить и казнить.  Опальному подъячему пришлось бежать из Москвы в Крым  и  долгие годы  скрываться.  Теперь  Петру учиться было не у кого,  и его школой стала московская окраина.

      Так Петр и рос - сильным и выносливым, не боявшимся никакой физической работы. Дворцовые интриги выработали у него скрытность и умение скрывать свои истинные чувства и намерения.  Всеми забытый,  кроме изредка наезжавших немногочисленных родственников, он постепенно превращался в дитя заброшенной боярской усадьбы, окруженной лопухами и покосившимися  посадскими  избами.  Целыми днями он пропадал,  где угодно, прибегая только к обедне.  Ему теперь приходилось учиться тайком. Зная подозрительность Милославских, он при встречах с патриархом, привозившим опальной царице небольшие суммы денег,  делал вид,  что не  научен читать,  писать  и считать.  Владыка Иоаким всегда сокрушался по этому поводу в беседах с боярами,  которые в свою очередь судачили  о  невежестве  заброшенного всеми царевича в Кремле.  Зная кремлевские нравы, Петр так усыплял бдительность всех своих кремлевских  недругов.  Впоследствии это помогло ему стать незаурядным дипломатом.

      Когда 28  апреля 1682 года десятилетнего Петра торжественно венчали на царство,  иностранные дипломаты единодушно  отметили,  что  он производит и речью, и образованностью, и осанкой впечатление 16-летнего юноши.  Царевна Софья сразу интуитивно почувствовала угрозу со стороны брата и с помощью князя Хованского подняла стрельцов на бунт, получивший в народе зловещее название "хованщина". День 25 мая, когда на его глазах стрельцами был поднят на пики любимый дядя Матвеев, стал самым страшным впечатлением детства Петра,  а красный цвет вызывал раздражение.

      Если у Петра и не было никаких конкретных замыслов преобразования страны, после "хованщины" они, безусловно, появились. Сломить основную опору Софьи - стрельцов можно было только противопоставив  им  военную силу,  способную  одолеть  их.  Рано научившийся скрывать свои чувства Петр решил сыграть роль безобидного ребенка,  на уме у которого, как и у  Ивана,  только  детские забавы.  Зная,  что Софья просматривает все письма и распоряжения,  исходившие  из  Преображенского,  он,  подобно мальчишкам во все времена,  затеял играть в войну. Для этого он потребовал присылки в село детей своих  конюших,  сокольников,  стольников, спальников, которые исстари приписывались к обязательной почетной свите царя.  В Преображенском оказались представители самых разных сословий:  от  князя Михаила Голицына до "сына конюха" Алексашки Меншикова.  Но вместо монотонной службы "по чину" они превратились в солдат  Семеновского и Преображенского "потешных" полков.

      Сам замысел принадлежал молодому царю,  который придумал простую и удобную темно-зеленую форму с цветными галунами для солдат разных полков  и  даже  впервые в истории ввел в практику обмундирования погоны.  Они делались из меди и пришивались на левое плечо,  чтобы защитить его от  удара тяжелым палашом,  и украшались серебряным или золотым витым шнуром соответственно воинскому званию. Это стало модой всех европейских офицеров XVIII, первыми погоны заимствовали поляки. Но дальше этого Петр самостоятельно не мог ничего предпринять без знания  принципов организации  западноевропейской  армии.  Тут помощи ожидать было не от кого.  И тогда он,  вероятно,  вспомнил о своем  опыте  "командования" иностранными рейтарами в трехлетнем возрасте и отправился в Кукуй, Немецкую слободу,  где своим замкнутым мирком посередине  патриархальной широко раскинувшейся на холмах Москвы проживали иностранцы, которых за плохое знание русского языка москвичи называли немцами,  немыми. Здесь он  нашел  знакомого  ему с памятного смотра отставного начальника Бутырского шотландского полка Патрика Гордона.

      К молодому царю в Слободе относились неизменно приветливо и дружелюбно. Общительный по характеру Петр сразу завел множество друзей среди этих плотников,  аптекарей, пивоваров и солдат, из которых он сразу выделил обаятельного и галантного Франца Лефорта. Тот стал наставником Петра в усвоении своеобразной культуры "московской Европы". Она не была ни английской, германской, ни французской, ни голландской, хотя выходцы из этих стран обрели второе отечество в  Москве;  она  воплотила все оттенки народной культуры Западной Европы. Говорили и писали здесь на невероятной смеси диалектов,  которую усвоил Петр,  и  впоследствии его  с трудом понимали в европейских столицах.  Иначе и быть не могло.  Носители рафинированной культуры - иноземные дворяне в России  оседали редко.  Сюда  приезжали  отчаянные  смельчаки в поисках счастья,  люди сложной судьбы,  по политическим или религиозным  причинам  покинувшие родину,  авантюристы  с  темным прошлым.  За благопристойными фасадами причудливо украшенных домиков дремали привычки пиратов,  "рыцарей удачи",  выброшенных  жизненным  штормом на пустынный берег.  Не случайно постоянное и неумеренное потребление пива и водки было главным занятием российских "немцев" в часы досуга.  Подобный стиль жизни был наивно заимствован Петром и перенесен сначала в  среду  "потешных",  а  затем распространен среди дворянства.

      Такое знакомство "с Европой" для Петра  во  многом  предопределило все мировоззрение дальнейших реформ: он станет обустраивать Россию как огромную Немецкую слободу,  заимствуя целиком что-то из Швеции, что-то из Англии,  что-то из Бранденбурга. Участвуя, например, в традиционных торжествах по случаю Рождества Христова, он решил перенести этот веселый  праздник  на российскую почву.  Указ о новом летоисчислении он со свойственной ему  лаконичностью закончил следующими словами: "Поелику в России считают Новый год по-разному,  с его числа перестать дурить головы людям и считать Новый год повсеместно с Первого генваря. А в знак доброго начинания и веселия поздравлять друг друга с Новым годом,  желая в делах благополучия и в семье благоденствия.  В честь Нового года учинять украшения из елей,  детей забавлять, на санках катать с гор. А взрослым людям пьянства и мордобоя не учинять - на то других дней хватает".

      С появлением Гордона и Лефорта в Преображенском полки были  разделены на взводы и роты,  все получили соответствующие должностям воинские звания.  Впрочем,  и с ними поначалу была полная неразбериха. Так, наряду  с казачьим званием "урядник" существовало польское "поручик" и шведское "лейтенант".  Князь Федор Ромодановский стал генералиссимусом  Преображенского,  а  Иван  Бутурлин - Семеновского  полков.  Петр, по-детски неистово влюбленный в артиллерию, присвоил себе чин "капитана-бомбардира".  Он самостоятельно чистил старую медную пушку "воробьиного калибру" и сам парил боеприпасы - репу для стрельбы  в  потешных штурмах  деревянной крепости Плесбург.  После боя ее куски собирали и ели уставшие и голодные солдаты.

      Для того,  чтобы  сражения  происходили "взаправду" Петр постоянно ссорил Ромодановского и Бутурлина и в конце концов добился  желаемого: они  потом  всю жизнь откровенно ненавидели друг друга.  Семеновцев он стравливал с преображенцами до кровавых драк. Военные учения иногда не прекращались много дней,  солдаты подчас засыпали на ходу, а несколько человек даже умерло от переутомления.  Такая жестокость не была личным качеством  царя.  Он считал,  что иными средствами нельзя поддерживать постоянной боеготовности войск.  В действительности, если кого и любил Петр,  так  это своих соратников по отроческим играм,  которых знал по именам. Оставив нескольких преображенцев в Германии для получения офицерского чина, царь постоянно интересовался в письмах сержанту Корчмину их успехами.  Когда же однажды тот бодро рапортовал,  что  все  уже изучают тригонометрию, Петр удивился, как же это удается неграмотному Степану Буженинову - "не иначе Бог и слепых просвещает". Однажды Александр Васильевич Суворов сделал блестящее наблюдение: "Только Петру Великому предоставлена  была  великая тайна выбирать людей:  взглянул на семеновского солдата Румянцева,  и он - офицер, посол, вельможа; а тот за это отблагодарил Россию сыном своим, Задунайским". Со временем "потешные" превратились благодаря своим смелости,  преданности  и  уму  в графов,  фельдмаршалов  и  канцлеров.  Не  случайно их мнение для него всегда становилось решающим.  22 октября 1721 года подгулявшие по случаю  празднования  Ништадского  мира сподвижники Петра преподнесли ему памятный адрес с просьбой впредь именоваться "императором  Всероссийским Петром Великим", причем канцлер Головкин обратился к нему с весьма примечательными и трогательными словами: "Мы, твои верные подданные, из тьмы неведения на театр славы всего света, из небытия в бытие произведены,  и в общество политических народов присовокуплены". От нахлынувших  воспоминаний о трудном начале славных дел глаза Петра подернулись влагой и, приняв адрес, он расцеловал своих верных друзей.