Карибский кризис

Хрущев опасался, что Кастро может  предпринять какой-либо неосмотрительный и опасный шаг. В своих первых посланиях к Кеннеди Хрущев придерживался  угрожающего тона. Он называл действия Кеннеди “чистейшим бандитизмом”, “безумием выродившегося империализма”  и заявлял, что СССР не будет считаться  с блокадой и сумеет защитить свои права.

На другой день после речи Дж.Кеннеди Н.С.Хрущев направил ему большое письмо, в котором доказывал законность действий двух суверенных государств — СССР и Кубы, вынужденных в ответ на неприкрытые агрессивные действия США принять меры для обеспечения безопасности Кубы. Хрущев призывал Кеннеди не поддаваться милитаристскому психозу и не толкать человечество в пучину ядерной катастрофы. В послании звучали твердость и уверенность в правоте предпринятых СССР и Кубой действий, а также призыв к мирному урегулированию сложившейся ситуации. На следующий день Кеннеди ответил Хрущеву, что будет твердо отстаивать свои позиции, и повторил угрозу применить силу, если ракеты не будут убраны. Узел конфликта завязывался все туже и туже.

С 23 по 28 октября обмен такими письмами проходил ежедневно. Со всеми этими документами  знакомили Фиделя Кастро, и он, таким образом, активно участвовал в переписке, высказывая свои суждения об аргументах Кеннеди и Хрущева, подсказывая нам пути преодоления возникавших на переговорах трудностей. В те тревожные дни Фидель проявлял поистине олимпийское спокойствие и уверенность в том, что если мы сохраним твердость, то американцы не отважатся на осуществление своих угроз. Он прекрасно знал психологию своих северных соседей. В то же время он вел неустанную работу по мобилизации вооруженных сил республики и всего народа на отпор агрессорам.

Надо подчеркнуть, что революционная Куба не дрогнула перед этими испытаниями. Вся  страна превратилась в четко управляемый  и организованный военный лагерь. Мужество кубинцев передавалось и советским людям, в том числе воинскому контингенту, готовому выполнить свой интернациональный долг. Не было никакой паники, никто не пытался покинуть Кубу.

Сложившаяся ситуация подтолкнула президента США  к решению искать любые средства для политического урегулирования кризиса. Почувствовав, что США находятся в преддверии войны, он поручил своему брату Роберту срочно встретиться с советским послом в Вашингтоне А.Ф.Добрыниным. В обмен на вывод советских ракет Дж.Кеннеди принимал на себя джентльменское обязательство не только не нападать на Кубу, но и удерживать своих союзников от этого шага.

    В ночь на 28 октября Советским  правительством без консультации с Фиделем Кастро было решено принять условия Кеннеди. Последнее письмо Председателя Совета Министров СССР Н.С.Хрущева президенту США Дж.Кеннеди было передано открытым текстом по Московскому радио. В письме от 28 октября Хрущев заявлял: “Я отношусь с пониманием к вашей тревоге и тревоге народов США в связи с тем, что оружие, которое вы называете наступательным, действительно является грозным оружием. И вы, и мы понимаем, что это за оружие”. Позднее, во время визита Ф.Кастро в СССР в мае 1963 г., Хрущев рассказывал, что такая поспешность была вызвана полученными из США достоверными данными о принятом американским военным командованием решении начать 29 или 30 октября бомбардировку советских ракетных установок и кубинских военных объектов с последующим вторжением на остров. Хрущев сказал, что -ночь на 28 октября все члены Президиума ЦК КПСС провели в Кремле, готовя последнее письмо американскому президенту. По его словам, текст послания начал передаваться по радио, когда его конец еще не был отредактирован. Поэтому, говорил Хрущев, у советского руководства не оставалось времени, чтобы согласовать свое решение с Гаваной: мир висел на волоске.

За сутки  до того, в ночь на 27 октября, Фидель довольно долго пробыл в нашем  посольстве. Несмотря на присущую ему  выдержку, он тоже оценивал обстановку как весьма тревожную. Однако ни он, ни мы в посольстве не ожидали того, что произошло дальше: подобный финал невозможно было предугадать и на основе полученных из Москвы шифровок.

    Хрущев  не отрицал теперь, что на Кубе  имеются советские ракеты. Американская  блокада поэтому не имеет смысла, так как все оружие уже доставлено на Кубу. Но ракеты находятся под контролем советских офицеров и не будут использованы для нападения на США. “В этом отношении, - писал Хрущев,- вы можете быть спокойны. Мы находимся в здравом уме и прекрасно понимаем, что если мы нападем на вас, вы ответите нам тем же. Но тогда это обернется и против нас, и я думаю, что вы это тоже понимаете. Из этого следует, что мы люди нормальные. Как же мы можем допустить, чтобы произошли те несуразные действия, которые вы нам приписываете. Только сумасшедшие могут так поступать или самоубийцы, желающие и сами погибнуть и весь мир перед тем уничтожить”. Хрущев предлагал Кеннеди снять блокаду и дать обязательство не вторгаться на Кубу. В этом случае СССР заберет и уничтожит доставленное на Кубу ракетное оружие. Хрущев писал: “Мы с вами не должны тянуть за концы каната, на котором вы завязали узел войны, потому, что, чем крепче мы оба будем тянуть, тем сильнее стянется узел, и придет время, когда узел будет так туго стянут, что даже тот, кто завязал его, не в силах будет развязать, и придется разрубить... Давайте не только перестанем тянуть за концы каната, но примем меры к тому, чтобы узел развязать. Мы к этому готовы.”

   Это  письмо предлагало компромисс. Правда  уже на следующее утро, еще  не получив ответа на отправленное  письмо, Хрущев направил новое  послание к Кеннеди, в котором  требовал, чтобы американцы убрали  свои ракеты с турецкой территории. Хрущев предлагал провести в  течение 2-3 недель переговоры  с США по всему комплексу  возникших проблем. Это не устраивало  Кеннеди, и он ответил только  на полученное вечером 26 октября  письмо, оставив без внимания  следующее. Кеннеди заявил о  готовности США снять блокаду  с Кубы, и о том, что США  не будут нападать на Кубу, если из этой стран Советский  Союз уберет наступательное оружие. Одновременно, используя более конфиденциальные каналы, Кеннеди заверил Хрущева, что США уберут свои ракеты из Турции, но позднее, после ликвидации кризисной ситуации. В любом случае Кеннеди требовал немедленного прекращения всех работ по установке ракет на Кубе и удаления под наблюдением ООН всего наступательного оружия с острова. В конфиденциальном порядке Кеннеди давал понять Хрущеву, что даже при желании президент США не в состоянии слишком долго сдерживать более жесткую реакцию американских властей на действия СССР. Послание Кеннеди от 27 октября было опубликовано в советской печати, что являлось, в сущности, официальным признанием присутствия советских ракет на Кубе. Не без внутреннего сопротивления и, возможно, не без борьбы внутри руководства, но Хрущев принял предложение Кеннеди. У него оставалось мало времени и маленький выбор: или военные действия, или уступка. И он решил уступить. И вот к вечеру 28 октября пришла вторая — большая — телеграмма, в которой подробно излагался ход событий, предшествовавших решению Москвы, анализировалась обстановка вокруг Кубы и оценивались в этой связи перспективы кубинской революции. В шифровке подчеркивалось, что правительство СССР ни при каких обстоятельствах не откажется от выполнения своего интернационального долга и обязательств по защите Кубы, доказывалось, что любое иное решение в создавшейся ситуации означало бы мировой пожар, а следовательно, и гибель кубинской революции. Теперь, говорилось в сообщении, Куба получила определенный период спокойного развития, поскольку президент США Кеннеди не сможет нарушить своего джентльменского слова относительно Кубы. Что же касается размещения советских ракет, то, несмотря на непредвиденный финал, оно было оправданным, ибо главная цель — спасение кубинской революции — достигнута. Фидель Кастро в то время выступал в воинских частях и на предприятиях, призывая народ крепить единство и быть готовым к отпору. Тогда-то он и выдвинул знаменитые «Пять требований кубинского народа», выполнение которых должно было обеспечить мир и безопасность, а также соблюдение суверенных прав республики:

1. Прекращение  экономической блокады и всех  мер экономического давления, которые США проводят против Кубы в разных частях света;

2. Прекращение  всех видов подрывной деятельности, в том числе заброски на остров шпионов и диверсантов с оружием;

3. Прекращение  пиратских полетов над Кубой  с военных баз США;

4. Прекращение  нарушений воздушного и морского  пространства республики кораблями и самолетами США;

5. Уход американцев  с военной базы Гуантанамо  и возвращение оккупированной  ими территории Кубе.

И даже когда  в поисках выхода из создавшегося тупика мы высказали идею допуска  инспекторов на советские суда, Фидель сказал, что это дело СССР, но что  в своих территориальных водах  Куба такого не позволит. Это не каприз, а защита наших суверенных прав, твердо сказал кубинский руководитель.

США еще долго  продолжали настаивать на своих требованиях, но, убедившись в непреклонности Кубы, вынуждены были согласиться с планом погрузки незачехленных ракет на палубы советских судов и фотографирования их со своих кораблей и самолетов в международных водах.

Фидель неоднократно говорил тогда, что если мы уступим  американцам в вопросах инспекции, то они пойдут дальше и потребуют новых уступок. И надо отдать ему должное: уже в первых беседах он почти точно предсказал, с какими новыми требованиями выступят американцы, если мы в чем-то им уступим:

1. Вывод бомбардировщиков Ил-28, хотя эти устаревшие самолеты и не угрожают безопасности США;

2. Вывод быстроходных  торпедных катеров типа «Комар»;

3. Вывод нашего воинского контингента;

4. Включение  в состав кубинского правительства  изгнанных революцией и окопавшихся в Майами буржуазных политиканов.

Тогда казалось, что Фидель слишком преувеличивает опасность, ибо многие полагали, что США, напуганные кризисом, удовлетворятся разумным компромиссом и не будут обострять обстановку. Но кубинский руководитель оказался прав. В течение первых двух недель переговоров американцы действительно выставили одно за другим почти все предвиденные Фиделем требования. Лишь на домогательство включить в правительство республики эмигрантское отребье они не осмелились, поняв, что это может привести к срыву переговоров.

Говорят, когда  Хрущев распорядился вывезти ракеты, он натолкнулся на резкую реакцию  Кастро. В узком кругу Фидель не стеснялся в выборе выражений  в адрес Хрущева: «Сукин сын! Негодяй! Задница!» Будто бы в пароксизме гнева он разбил зеркало и швырял стаканы. Хрущев в мемуарах отмечал, что Кастро рассчитывал на «превентивный» удар СССР по США. В итоге, несмотря на длительное сопротивление кубинских товарищей, нам все же пришлось согласиться с американцами на вывод самолетов Ил-28 и торпедных катеров. Была достигнута договоренность об оставлении на Кубе военного соединения, которое могло бы оказывать кубинцам помощь в овладении советской военной техникой.

   Бесполезно  рассуждать о том, что Хрущев  проиграл этот раунд с Кеннеди,  что удаление ракет явилось  унижением для СССР и т.п.. Лишь очень немногие журналисты писали тогда о “капитуляции” Советского Союза. Сам Кеннеди вовсе не был настроен праздновать победу. За возникновение кризиса ответственность разделяли и советские, и американские руководители, но и Хрущев, и Кеннеди проявили в решающие часы разумную сдержанность, сохранив контроль за ходом событий и не позволив событиям перерасти в разрушительную войну. В Вашингтоне имелось немало влиятельных государственных деятелей, которые с самого начала настаивали  на действиях, ведущих только к войне. Можно предполагать, что и в окружении Хрущева не все были согласны с его решением - удалить ракеты с Кубы. И если престиж Кеннеди после Карибского кризиса заметно поднялся, то надо сказать, что поднялся и международный престиж Хрущева, который сумел вовремя остановиться и уступить. Компромисс был достигнут усилиями обеих сторон. Но не следует забывать и о том, что согласие СССР демонтировать и увезти ракеты и бомбардировщики с Кубы стало известно в Вашингтоне менее чем за сутки до назначенной правительством США атаки военно-воздушных сил, морских и сухопутных частей, атаки, которая вместе с советскими ракетами, офицерами, специалистами уничтожила бы и новое кубинское государство, а стало быть, привела и к ответным мерам со стороны СССР. В послевоенный период мир еще никогда, ни до, ни после Карибского кризиса, не подходил так близко к пропасти новой мировой войны.

Намеревалось ли в действительности советское руководство в случае нападения США на Кубу или попытки ВМС США перехватить советские морские суда, идущие к берегам Кубы (это также могло быть квалифицировано как акт агрессии), ответить массированным ракетно-ядерным ударом по территории США, развязав, таким образом, третью мировую войну? На мой взгляд, Хрущев был уверен, что Вашингтон уступит. В свою очередь, правящие круги США не были заинтересованы в войне с СССР. Однако конфликт зашел слишком далеко, чтобы отступать.

Заключение

   Во-первых, карибский кризис был детищем «холодной войны». Конфронтация между великими державами, сопровождавшаяся в ту пору политикой взаимных угроз, и стала фоном для событий осени 1962 г. Поэтому установка наших ракет на Кубе в тех условиях  была закономерной; ибо такой шаг, с одной стороны, защищал кубинскую революцию от внешней агрессии, а с другой — привел к равенству противостоявших друг другу сил, заставил США вступить в диалог с Советским Союзом на паритетных началах. А ведь паритет, примерное равенство сил и дали возможность для проводимого сегодня обеими сторонами равномерного снижения уровня вооружений.

   Во-вторых, именно после ликвидации карибского кризиса начались практические поиски путей к общему ослаблению международной напряженности, к разрядке, ибо всем стало ясно, что иной альтернативы сохранению мира на земле нет. При ликвидации карибского кризиса восторжествовали разум, здравый смысл.

   Мне  хочется закончить тем, с чего  я начал свой реферат: именно  тогда, 38 лет назад, в чрезвычайной  ситуации был испробован новый подход к решению острейших международных проблем. Сегодня мы являемся свидетелями того, как целая система, именуемая новым политическим мышлением, прокладывает себе путь в качестве нормы международных отношений.

   В-третьих, объективный анализ ситуации, сложившейся осенью 1962 г., показывает, что размещение советских ракет на Кубе не породило, а, напротив, в конечном итоге предотвратило дальнейшие агрессивные и потому весьма опасные действия американского империализма в районе Карибского моря; это, в свою очередь, спасло революционную Кубу и заставило США, хотелось им того или нет, уважать суверенитет острова Свободы. За минувшие с той поры 26 лет Куба успешно продолжала строительство социалистического общества. Социализм заставил признать свое право на существование и в Западном полушарии.

   Уроки  карибского кризиса были учтены  обеими сторонами. Представляется, и Хрущев, и Кеннеди осознали опасность политики балансирования на грани войны и необходимость компромиссов. Во всяком случае, со стороны СССР угроз применения ядерного оружия в локальных конфликтах более не высказывалось. Выступая на сессии Верховного Совета СССР 12 декабря 1962 г., Н.С.Хрущев определил политику мирного сосуществования как решение спорных вопросов между государствами без войны, мирным путем. Он отметил, что опыт карибского конфликта "заставит многих людей изменить свои взгляды на развитие международного положения и свою оценку соотношения сил на международной арене. Они более реально будут представлять сейчас опасность ядерной катастрофы". Говоря об изменении взглядов, имел ли в виду Хрущев себя? Вполне возможно. Так или иначе, не отказываясь от поддержки революционных сил и движений "третьего мира", КПСС стала проявлять большую осторожность во внешней политике.

    В  ходе развернувшейся полемики  в коммунистическом движении по вопросу о методах противодействия агрессивным акциям империализма ЦК КПСС, явно учитывая уроки международных кризисов, высказался против метода "борьбы острием против острия". Приверженцы подобных действий, отмечал ЦК КПСС в 1963 году, очевидно, полагают, что Советский Союз должен отвечать провокациями на провокации, должен принять вызов империализма на соревнование в авантюризме и агрессивности, то есть в соревновании не за обеспечение мира, а в развязывании войны.